Прошло не меньше часа, прежде чем в конце улицы показалась процессия, состоящая из повозки, на которой везли осужденную, и вооруженных алебардами стражников в блестящих кирасах, идущих по бокам и отгонявших излишне любопытных зрителей.

— Ведьма! — послышался чей-то визгливый крик, который отозвался сотнями других, не менее противных голосов. — Ведьма!!!

Толпа, жаждущая зрелищ, заволновалась. Казалось, что здесь собрался весь Баксвэр! Пришлось прижаться к ограде, чтобы не оказаться затоптанным в толчее. Мне… Мне вдруг почудилось, что я окружен не людьми, а голодными серыми крысами, почуявшими кусок мяса. Хотел убраться в сторону, но вместо этого — совершенно чудесным образом — оказался в первых рядах и видел все происходящее в мельчайших деталях.

— Сжечь! Сжечь эту тварь!

Люди швыряли камни и комья грязи в ведьму, а она скалилась в ответ, проклиная своих обидчиков. Если смертным и было суждено увидеть дьявола во плоти, то эта женщина была одним из его образов! Само воплощение зла, посланного на грешную землю!

Будь проклято мгновение, когда я поддался греховному любопытству! Поверьте, смотрел на ведьму и чувствовал, как по спине струится холодный пот. Я оцепенел от страха! Ведьма была ужасна! Растрепанные волосы, перекошенное от злобы лицо и глаза, горящие огнем преисподней. Ее уста извергали такую хулу, что люди отшатывались прочь. Она была полна черной злобы и, визжа от бессилия, проклинала горожан, которые собрались поглазеть на ее смерть. Казалось, еще немного — и ведьма разорвет путы, а вот тогда — горе всем собравшимся!

Вдруг мелькнула ужасная мысль, которая долго не давала мне покоя и подарила много бессонных ночей. Пусть мое признание и покажется ужасным, но я обещал быть искренним в своих повествованиях. Именно тогда впервые подумал, что горожан притягивал страх! Они замирали от благоговейного ужаса перед ведьмой, но она манила их своими знаниями. Все эти проклятья, камни, которые они швыряли в женщину, — это была игра! Ужасная игра со смертью. Это было нечто непонятное и непостижимое для моего разума.

Возбуждение толпы нарастало, но прошел еще час, прежде чем появились служители Святого Трибунала в серых плащах с надвинутыми на лица капюшонами. Женщину возвели на помост и привязали к столбу. Вязанки хвороста были уложены таким образом, чтобы огонь разгорелся позади ведьмы, сжигая ее ноги и спину. Как я узнал позднее, это позволяло растянуть казнь и сделать ее более мучительной.

Один из служителей зачитал приговор, и палач поднес факел…

Ведьма окинула взглядом толпу и оскалилась. На ее губах выступила кровавая пена. Она была похожа на зверя, но вдруг… Вдруг замерла, словно увидела сонм карающих ангелов! Огонь, который бушевал в ее глазах, потух, и она сникла. Это превращение было настолько удивительным, что я проследил за ее взглядом и увидел… Орландо де Брега. Он стоял на возвышении, скрестив руки на груди, и, казалось, пребывал в полном одиночестве — люди старательно обходили его стороной.

Затем… Затем я не выдержал и начал продираться сквозь толпу, пока не вырвался на свободу и не уткнулся разгоряченным лбом в холодный гранит ограды. Было невыносимо страшно, и я не я стыжусь этого чувства! Не видел, как разгорался костер, но слышал ликующие крики горожан, которые наслаждались этим зрелищем…

— Вы испугались? — послышался знакомый голос, и я вздрогнул от неожиданности. Это был шевалье де Брег. Он подошел и встал рядом, продолжая смотреть на пылающий костер. Послышался вой ведьмы и торжествующий рев толпы. Господи!

— Нет, сударь, я…

— Жак, никогда не лгите! — Он сделал паузу и повернулся. Пристально посмотрел в глаза, потом ткнул пальцем мне в грудь и медленно произнес: — Мысли материальны, а ложь, даже в мелочах, убивает душу.

— Откровенность убивает еще быстрее, — неожиданно возразил я.

— Вот как? — удивился он и смерил меня взглядом. — Вы не так просты, каким кажетесь на первый взгляд…

— Простите, сударь…

— Простить? За что?

— Я не хотел показаться перед вами неучтивым.

— Вам не за что извиняться. Отчасти вы правы. Скажите, что вы думаете о казни?

— Это… Это ужасное зрелище, — признался я. — Ведьма…

— Она никогда не была ведьмой. — Он перебил меня и прищурился.

— Как так?!

— Эта женщина никогда не имела ничего общего ни с колдовством, ни с чернокнижием, ни с иными бесовскими делами.

— Тогда почему…

— Она заслужила эту смерть.

— Я вас не понимаю… — прошептал я.

— Вот и прекрасно. — Он неожиданно улыбнулся и хлопнул меня по плечу: — Пойдемте, друг мой, я угощу вас знатным обедом!

— Обедом?!!

— Разумеется. Скоро вернется настоятель, и вы навсегда забудете о хорошей кухне! Устав братства суров и не терпит чревоугодия.

Глава 4

Обед, которым меня угостил Орландо де Брег, был воистину чудесен. Признаю это безо всякого стыда — я изрядно проголодался, и даже увиденная казнь не отразилась на желании набить брюхо. Молодость… Во все времена она брала свое, невзирая на потрясения, которые подстерегали нас по пути к зрелости.

Толстый и розовощекий кабатчик встретил нас у дверей и проводил к столу. Судя по его льстивой угодливости, с которой он описывал блюда, и благодушным кивкам де Брега, мой друг был частым гостем в этой таверне. Не успели оглянуться, как на столе появился истекающий жиром кусок жареного мяса, свежий хлеб и кувшин красного вина. Достойное место заняли блюда с рыбой и устрицами. Чуть позже появились глубокие миски с густой похлебкой, щедро заправленной овощами, и мне не оставалось иного выхода, как вознести благодарственную молитву и приняться за эту роскошную трапезу…

Пока мы ели, я успел осмотреться — и сделал это с большим интересом. Мне, по молодости лет, не доводилось бывать в таких заведениях, если не считать нескольких постоялых дворов по пути в Баксвэр. Полутемный зал, тяжелые потолочные балки и два небольших, затянутых бычьим пузырем окна. Камин, сложенный из дикого речного камня, грубо сколоченный прилавок и десяток столов, рядом с которыми стояли массивные лавки. Земляной пол был усыпан нарезанной соломой и древесными стружками, что позволяло сохранить видимость порядка и относительной чистоты. Позади кабатчика на большой и тяжелой полке стояло десятка два запыленных — по большей части пустых — бутылок. Бочонок с вином, дюжина глиняных кружек — вот и все убранство.

Когда голод был утолен, я тяжело вздохнул и с большим сожалением взглянул на остатки мяса, которые лежали на блюде. Увы, но при всем желании не смог бы съесть и кусочка, как бы привлекательно он ни выглядел.

— Уф… Благодарю вас, сударь! Вы вернули меня к жизни.

— Не за что, — кивнул де Брег. — Рад, что здешняя кухня пришлась вам по вкусу.

— Это было чудесно!

— Вам придется очень трудно в святой обители…

— Мне не привыкать к трудностям, — пожал плечами я.

— Дело не только в суровом монастырском уставе, — продолжил он и поднял глиняную кружку. Медленно допил вино и посмотрел на меня, будто хотел увидеть нечто незримое, скрытое от людских глаз: — Вы разделите свою жизнь на «до» и «после». Тяжелый выбор. Особенно для юношей, которые и жизнь-то не видели. Вы готовы к этому?

— Всегда знал, что стану монахом. С самого детства…

— Но тем не менее мечтали о другом пути? Пути воина, не правда ли?

Я не ответил. Смотрел на огонь камина, который обогревал зал этой портовой таверны, и молчал. На стенах висели пучки засохших и пыльных трав. Несколько свечей, вставленных в оловянный подсвечник, бросали зыбкие тени на деревянные, покрытые многолетней копотью стены. Посетителей не было — люди наверняка толпились на площади, обсуждая казнь ведьмы. Мирно потрескивали дрова, но вдруг передо мной встал образ казненной, и меня передернуло, словно от пронизывающего до костей ветра. Это невольное движение не ускользнуло от внимания собеседника, но он был так добр, что не поинтересовался его причиной.

— Даже не знаю, что вам сказать, шевалье… — смутился я. — Не совсем так.

— Не совсем? Это интересно.

— Признаться, я никогда не испытывал тяги к воинскому искусству, хоть и преуспел в его изучении. Не сочтите за пустое бахвальство, но знания мне давались гораздо легче, нежели моим старшим братьям. Моя вина в том, что я был плохим учеником…

— Жак, вы слишком требовательны! — сказал шевалье. — Поверьте, ваш наставник отлично потрудился. Разбойнику, которого убили на дороге, вы нанесли отменный удар. Это говорит о хорошей, достойной дворянина школе.

— Мастер Уэшем был строг и относился к обучению со всем усердием.

— Он поступал правильно, — кивнул де Брег. — Оружие, мой друг, не приемлет задора и небрежности, распространенных среди молодых повес, получивших слабое представление о фехтовальном искусстве.

— Все равно я стану монахом, а не воином. Меня… Меня привлекает иная стезя.

— Служение Богу, мой друг, — это тяжелый труд, и ваши таланты пригодятся.

Я замолчал, и перед моими глазами, как наяву, возникла центральная зала старого замка. Обрывки соломы на каменном полу, тихий шепот, возня охотничьих собак, дравшихся над брошенной костью. Снаружи доносился голос ветра, завывающего от бессильной злобы. Север… Милый сердцу север. С трудом стряхнул это невольное наваждение и продолжил: