Игорь Николаев, Александр Поволоцкий
Путь войны
Посвящается Сергею Платову, создателю военно-морских сил Мира Воды, мастеру игр, знатоку всего, что летает, плавает и стреляет, и просто хорошему человеку, который всегда был готов помочь благому начинанию. Его больше нет с нами, но идеи и корабли Платова живут.
От авторов
Читателей, вполне возможно, смутит то, что автор и один из ключевых персонажей носят одно и то же имя.
История эта весьма любопытна.
В работе писателя мне помогали самые разные люди, в том числе — Александр Поволоцкий, программист и одновременно историк военной медицины. Он оказал неоценимую помощь в освещении разнообразных медицинских аспектов. Чтобы должным образом вознаградить вклад в создание книги, я назвал одного из персонажей в его честь. Со временем идея развивалась, к тому времени Александр придумал столько оригинальных и интересных сюжетных поворотов новой истории, что оставить за ним прежний удел технического консультанта было бы неэтично, да и непрактично. Поэтому я пригласил его в соавторы, таким образом, под одной обложкой объединились и персонаж, и его прообраз.
Игорь Николаев
Медицина «мира воды» реконструирована как медицина нашего мира при некотором опережении в общебиологических знаниях, некотором отставании в электронике и полном отсутствии кровавого опыта мировых войн.
Николай Иванович Пирогов регулярно упоминается в книге, но разъяснение слишком велико для сноски, так что очень кратко напишу о нем здесь. Один из величайших врачей XIX века, отец военно-полевой хирургии (и автор самого термина), основоположник топографической анатомии, впервые в мире произвел наркоз в полевых условиях, применил гипсовые повязки, изобрел остеопластическую операцию, ввел в обиход медицинскую сортировку и так далее… Пожалуй, относительно военной медицины проще написать, чего он НЕ сделал первым.
Практически все упомянутые медицинские казусы имеют документированные прототипы. Диалоги Поволоцкого, Юдина и Вишневского отражают реальное развитие военной медицины первой половины XX века. Все хирурги и врачи, упомянутые в тексте — персонажи нашей истории, великие русские и советские медики. Пикировка Юдина и Вишневского также взята из реальности, отдельные взаимные обвинения процитированы дословно.
Александр Поволоцкий
Пролог
Говорят, если бросить в Марианскую впадину камень, он будет падать больше часа, прежде чем опустится на дно. Может быть. Достоверно известно, что бронированному батискафу класса «Триест» или «Мир» нужно примерно пять часов, чтобы достичь дна самой глубокой точки Мирового океана, преодолев одиннадцать километров «Бездны Челленджера». Разумеется, средняя глубина Мирового океана гораздо меньше — около четырех километров.
Нижняя граница фактической зоны, где света достаточно для фотосинтеза — около двухсот метров, но только в самой чистой воде, лишенной минеральных частиц и планктона. Примерно до тысячи метров освещения хватает для ориентирования животным со сверхразвитым зрением. Ниже километра солнечный свет иссякает совсем, далее начинается царство вечной тьмы, освещаемой лишь биолюминесцентными вспышками живых организмов.
Таков порядок вещей, и он оставался незыблем миллионы лет. Но однажды человек обратил свой взор в сторону моря и сделал первый шаг в его глубины. От самых примитивных «колоколов» к горшкам, соединенным кожаными трубками с мехами на берегу. От обитых медью бочек на весельном ходу к первым «ныряльщикам» с паровыми котлами и телескопическими трубами. Медленно, но верно, с невероятным упорством, человечество уходило все дальше в морскую пучину. Каждый новый шаг оплачивался мешками золота и людскими жизнями, но Человек снова и снова шел на приступ Океана.
И в глубинах, никогда не знавших солнечного света, зажглись маленькие рукотворные солнца, принесенные Человеком. Поначалу робкие, подобные свечам на ветру, они вспыхивали как одиночные звезды на сумрачном небосводе. Но с каждым годом все новые и новые огоньки расцвечивали тьму. И все чаще несмелый вопрос конструкторов «сможем ли мы?..» сменялся настойчивым требованием «мы хотим!». В тот день, когда заработал главный шлюз первого в истории подводного города, человечество праздновало триумф, равного которому не было с тех пор как люди разожгли первый костер. Они праздновали триумф воли и технического гения, но не победу над поверженным противником, потому что к тому времени Человек и Океан научились уважать друг друга. Человек запомнил, что в глубине чутко дремлет смерть, готовая в любой момент пробудиться и забрать того, кто забыл об осторожности, Океан же признал обитателя суши и принял как равного, поделившись с ним своими неисчислимыми богатствами.
Август 1959 года
В книгах и многих фильмах подводные строения очень часто изображают как подобие наземных сооружений — с непременными окнами и обилием разнообразного антуража в стиле столь популярного артдеко. В этом есть зерно истины — в общем подходе к подводному строительству очень долго боролись два магистральных течения, одно из которых воспринимало морской «дом» почти как обычный, только с дополнительным набором коммуникаций и хорошо загерметизированный. Хотя такой взгляд уже давно почил в бозе, побежденный «функционалистами», до сих пор можно встретить отдельные секции или старые базы, отличающиеся обилием прямоугольных иллюминаторов, а также разных мелких деталей и деталюшек, изящно и избыточно декорированных. Как профессиональный подводник и капитан подплава, Илион Крамневский относился к этим реликтам свысока. Как человек, иногда огорчался, что таких реликтов древней конструкторской мысли становилось все меньше и меньше. В них чувствовалась душа, отражение личностей тех, кто наивно, но упорно стремился перенести в глубину земные понятия о жизни, безопасности и удобстве.
Каморка, в которой он встретился с заказчиком, оказалась как раз из тех исчезающих образцов, до которых еще не добрались бодрые и шустрые работники «Таггарт океаник», оперативно перестраивающие «Экстаз». Как деловитые муравьи или, скорее, глубинные стайные крабы, они с невероятной скоростью превращали устаревший, архаичный «осьминожник» в современный субгород. Здесь нашлось место индустриальным комплексам, рудным платформам, докам частичного и полного осушения и даже развлекательному центру с целым набором гостиничных блоков — на любой вкус и карман. Но в небольшой пристройке к доку «А5» время словно застряло в сороковых. Большой иллюминатор с крестообразной рамой и неизменными крупными заклепками по периметру, деревянная мебель, даже с несколькими плюшевыми подушками, висячий трехламповый светильник на медной цепи. Лишь стандартный водонепроницаемый чехол на небольшой контрольной панели у входа указывал, что за бортом не начало сороковых, а пятьдесят девятый. Панель успокаивающе светилась зелеными огоньками — подача воздуха, энергия, содержание углекислоты и воспламеняющихся газов, все в норме.
— Не, несерьезно, — пробасил Аркадий Шафран, расчесывая пятерней широкую лопатообразную бороду, которую ценил и взращивал наперекор всем преградам. — И где этот немец-перец-колбаса?
— Аркадий, вот ты как в первый раз с цивилистом встречаешься, — заметил Илион, неосознанно повторяя его жест, только ладонь скользила не по густой бородище, а по гладко выбритой щеке. — Заплутал наверняка, бедняга. Решил срезать через блок разгрузки лихтеров и потерялся. Здесь так все поначалу путаются. Да и не немец он, а норвежец с немецко-финскими корнями.
Шафран лишь нахмурился, но промолчал. Ему, потомственному подводнику, было просто непонятно, как можно заплутать в подводном комплексе, где все устроено предельно рационально, понятно и просто. Но эти городские, наверное, даже в собственных квартирах ходят с путеводителем, поэтому он лишь возмущенно засопел и достал из кармана маленький стетоскоп, с которым никогда не расставался.
Время шло, изредка к стеклу иллюминатора подплывала любопытная рыбка, вглядывавшаяся выпученными глазами в странных существ по другую сторону прозрачной преграды. По-видимому, уровнем ниже ослабла изоляция — в туманной зелени воды крошечными бисеринками скользили вверх воздушные пузырьки. Шафран постукивал по столу стетоскопом, Крамневский, казалось, спал, клюя носом над тощей папкой, лежащей перед ним. Хронометр над входом — еще один обязательный атрибут любого помещения под водой — отмерил минут десять, не больше. Но без видимых ориентиров, скажем, солнца, ощущение времени сбивается даже у профессионалов, потому эти десять минут воспринимались как полчаса, самое меньшее. Наконец массивный штурвал провернулся, отпирая дверь, точнее, люк, стилизованный под обычную дверь — толстую, прямоугольную со скругленными краями и неизбежными заклепками.
Подумать только, каких-нибудь двадцать лет назад все было на заклепках, каучуковых прокладках и изолирующем клею, подумал Илион, поднимаясь навстречу долгожданному гостю. Шафран остался сидеть, сопя в бороду и всем видом выражая протест и укор. Механик, моторист и оператор телеуправляемых автоматов, давно разменявший седьмой десяток, он во многом остался тем мальчишкой, что еще в начале века раз и навсегда заболел морем.
