Игорь Осипов

Охотники на попаданцев

Глава 1

Новое начало

— Скверно, — произнёс я, слушая звуки выстрелов, раздающихся из-за угла и отдающихся эхом-рикошетом за спиной. — Сдаваться они не намерены.

Я достал из внутреннего кармана хронометр на цепочке и щёлкнул подпружиненной крышкой. Часы были трофеем, доставшимся от одного из попаданцев. Сей предмет я не включил в опись при досмотре и взял себе. Так многие делают.

Сам же хронометр был весьма любопытен. В стрелки и риски часов встроены тончайшие цилиндрики с радиоактивным газом, отчего фосфорное стекло микроскопических ёмкостей непрерывно сияло призрачным зелёным светом, и не требовали батареек для подсветки. Циферблат был обычный двенадцатичасовой, а вот нарисованный на крышке календарик состоял из тринадцати месяцев по двадцать восемь дней каждый.

— Уводи людей! Уводи, скорее, тудыть тебя растудыть! Попаданцы на сей раз дурные! Брать силой будем! — разнёсся вдоль улицы крик, подхватываемый эхом, отражённым от боязливо прижимающихся друг к другу домов, раскрашенных каждый на свой лад, отчего казалось, что это не улочка, а лоскутное одеяло, развешенное на высотных фонарях.

Команды унтер-офицеров смешивались со звуками, рождаемыми непривычными вещами чужаков и их гортанными воплями. Четверо городовых в мокрых шинелях и фуражках, с шашками на перевязях и кобурами на портупеях стояли, загораживая любопытным прохожим путь.

— Куды прёшь?! — кричал один из них на старающегося проскочить мимо заслона паренька в сером плаще. — Сказано же нельзя!

— А что там?

Полицейский не ответил, лишь достал свисток, громко и противно в него свистнул, а потом снова начал кричать.

— Назад! Все назад!

Растерянный извозчик в цветастой жилетке и вязаной шапочке тянул за поводья не менее испуганную, тяжело дышавшую лошадь, стараясь увести животину за полицейский кордон. Кобыла водила ушами и таращила большие карие глаза, освободившись от привычного уже бремени в виде старенькой двуколки, брошенной сейчас у бакалеи.

С пасмурного утрешнего неба моросил дождь, противно ложась водяной пылью на лицо и руки, пропитывая одежду и заставляя блестеть брусчатку, погашенные уличные фонари и подоконники домов, словно те натёрли мастикой.

Я спрятал часы и достал небольшое зеркальце в золотой оправе, крепившееся к пуговице длинной золотой цепочкой на манер пенсне, а потом выставил из-за угла. Шестеро ряженных в чёрные одёжи бородачей торопливо ломали парадную дверь трёхэтажного жилого дома, где на первом этаже размещалась бакалейная лавка. Они были непривычно вооружены. Ранее уже доводилось видеть подобное оружие, и хотя оно, несомненно, представляло интерес для тайной канцелярии, но ежели не достанется нам, то больших печалей не будет.

Эти чужаки были весьма зло настроены, и в доме сразу же раздались выстрелы и женские крики. На брусчатке уже и так валялось два убиенных мещанина, чья вина перед чужаками заключалась лишь в том, что горожане попались им на глаза. Устав поимщиков гласил, что в такой обстановке церемонии выписывать не надобно, только силой захватить пришлых. Но всякое бывало. Даже с дикарями договаривались.

Я посмотрел на мужчину, неподвижно лежащего на мостовой. Кровь медленно вытекала из-под него, пропитывая сюртук и наполняя собой зазоры между булыжниками. Его застывшие навеки глаза удивлённо смотрели в небо, словно пребывая в неверии, что он так скоропостижно мог скончаться. Другой же, наоборот, свернулся калачиком, держась в последние секунды за простреленный живот. Убитых было жалко. Они не заслужили такой участи. Вот если бы сами лезли под колёса поезда или прыгали с моста, тогда я бы лишь плюнул в сторону самоубийц и тех, кто сожалеет об их кончине.

Из подворотен выглядывали испуганные люди, негромко переговариваясь и показывая руками. Даже здесь слышался нестройный гомон. А на приставленной к двери аптеки скамье сидела и захлёбывалась плачем женщина, которую сейчас пыталась отпаивать успокоительным настоем наша сестра милосердия. Антонина ласково приговаривала и гладила горемычную, чей муж сейчас лежал на мостовой перед захваченной бакалеей.

— Бегом! Бегом! — донеслось сзади, заставив меня снова обернуться и посмотреть.

Сюда бежал взвод кирасиров, штатно приписанный к нашему отряду из дислоцированного на окраине города полка. Солдаты в тяжёлой экипировке глухо топали по мостовой коваными сапогами, держа в руках самозарядные винтовки Мосина шестой модели. На стальных наплечниках, выкрашенных в цвет хаки, чернели нанесённые по трафарету номер полка и воинские чины, а на правой стороне нагрудной брони белела небольшая эмблема ударных частей — череп с перекрещёнными костями в чёрном круге. Кожаные ремни с воронёными застёжками, что держали усиливающие механизмы и элементы доспеха поверх снабжённого электрическим приводом шарнирного каркаса, были плотно подогнаны. Висящие на толстых шнурах подсумки оттягивали обоймы с патронами и гранаты. Матовая поверхность механических кирас у многих поцарапана или несла вмятины от револьверных и пистолетных пуль. Всякое бывало.

И всё же, невзирая на риск, солдаты не взяли с собой полагающиеся по уставу тяжёлые штурмовые шлемы, похожие на помесь рыцарских турнирных и тех, что используют водолазы. Сейчас они нацепили на головы обычные пехотные каски.

А дождь потихоньку усиливался, барабаня по крышам, разлетаясь брызгами от брони и размазывая струйками кровь.

— Ваше высокоблагородие, — заговорил капрал, перехватывая оружие поудобнее и поправляя лямку шлема, — что там?

— Попаданцы, — хмуро ответил я, слушая лёгкое жужжание электрических катушек, спрятанных в небольшом ранце кирасы за спинами солдата там же, где находились логические лампы и батареи. — Давно таких не было. Все вооружены до зубов, орут не по-нашему.

— Так, ваше высокоблагородие, они редко по-нашему болтают, — чуть заметно усмехнулся унтер.

Я тоже ухмыльнулся и кивнул.

— Чего делать-то будем? — снова спросил капрал, попытавшись потереть тяжёлой перчаткой мокрое лицо.

У него это плохо получилось. Тут надобно либо долго снимать оную, отсоединяя электрические жилы и крепежи силовых тросиков, либо пользоваться большим полотенцем, которое было бы удобно держать механическими пальцами. Без сноровки сию операцию вообще сложно сделать. Кирасиров долго и кропотливо натаскивали на это дело, гоняя нещадно, зато в уличных боях десяток таких солдат был пострашнее тяжёлого броневика на паровой тяге с теплородным котлом. И те лёгкие скорострельные карабины, что у попаданцев, не должны пробить броню кирасы, калибр не тот, вот ежели у них имелись бы тяжёлые винтовки, тогда можно было беспокоиться.

— Марата позови, пришлые вроде бы по-южному калякают, а он вроде бы в Британских колониях воевал. Может, получится договориться.

— Будь сделно, ваше высокоблагородие.

Унтер самым кончиком пальца дотронулся до кончика носа, а потом стал водить головой вправо-влево, утирая нос о неподвижную руку и шумно шмыгая. Ежели наоборот, постараться водить перчаткой, то нос можно вовсе сломать.

— Прости, Господи, — пробормотал он, — зуд страшный. Марат! Подь сюды!

Один из кирасиров повернулся всем телом и вытянул шею. Унтер ещё раз махнул рукой, призывая бойца. Немолодой уже чернявый татарин тут же подбежал, вытянувшись передо мной по струнке.

— Слушаю, ваше высокоблагородие!

— Послушай, может, поймёшь, — произнёс я, показав пальцем в сторону бакалеи.

Татарин кивнул и подошёл к самому углу, а потом снова вытянул шею, вслушался в гортанные выкрики, доносящиеся из разбитых окон и из-за прикрытой двери. Раздался выстрел, слившийся с испуганным женским криком и сменившийся воплями: «Нет, не надо, не надо!». Унтер закусил губу, а Марат скривился. Я же внимательно наблюдал за лицом татарина.

— Похоже на говор афганских племён, — быстро произнёс он, — но это не люди, а звери какие-то. Террористы, поди.

Я кивнул, соглашаясь с его словами.

— Сможешь поговорить?

Марат бросил тревожный взгляд в сторону чёрных и пожал плечами, насколько это было возможно в тяжёлой броне.

Я достал из кармана белый платок, протянул ему. Пожилой татарин, отслуживший под знамёнами империи уже больше двадцати лет, поставил у стены свою винтовку и поправил шлем, а потом поднял руку с моим платком и вышел на открытое пространство.

Все замерли. Я оглядел взвод, а потом сунул зеркальце за угол и стал пристально всматриваться, остальные солдаты замерли, прислушиваясь к происходящему. Один из кирасиров нервно сжимал механической печаткой стальной крестик и шептал молитву. Никому не хотелось боя.

Вместе с криками пленных, причитаниями вдовы и шумом воды, льющейся из водостоков, слышались жужжания электрических катушек и шуршание шарниров механических кирас, делавших солдат похожими на смесь средневековых рыцарей и броневиков. Широких, тяжёлых и неимоверно сильных.

Марат мелкими шажками пересёк почти всё расстояние, а потом в какой-то момент из окна показался бородач. Он сверкнул глазами и достал своё оружие. Марат только и успел вознести руку и выкрикнуть что-то в знак приветствия, как раздалась быстрая очередь выстрелов, заставив татарина прикрыть лицо ладонью. А потом в окне показался стрелок с какой-то штуковиной. Секунду спустя раздался сильный взрыв, подхваченный хлёстким эхом. От этого разрыва выбило окна в домах, и стёкла со звоном посыпались на мостовую.