Хищные насекомые в обиходе прозывались «костяшками» за то, что всем видам пищи предпочитали мертвечину, из которой первым делом выгрызали кости и зубы. В основе их метаболизма находился кальций. Без него они не могли нормально и долго существовать. В отсутствии падали они нападали на раненого или больного противника. Если долго не было пищи, «костяшки» не умирали. У них включался защитный механизм, и костяные стрекозы впадали в спячку. Повиснув под потолком вниз головой, они застывали в неподвижности до лучших времен и до теплокровного существа, имевшего несчастье наткнуться на спящую стаю.

На кончике их хвоста была железа, выделяющая липкий секрет, позволяющий быстро приклеиться к своду. Рядом со спящей стаей всегда оставался бодрствовать один сторож. «Костяшка»-часовой, находясь на грани сна и яви, всегда был готов условным треском крыльев пробудить сородичей в случае опасности или ходячей порции кальция. После стремительного пробуждения, обычно пугливые и осторожные, они бросались на всех и вся. Уже ничто не имело значение: ни размер, ни количество противника. Все живое вокруг становилось их неминуемой добычей.

Костяные стрекозы стали вторыми после бабочки «Ночная гарпия» поющими насекомыми, с довольно незаурядными вокальными способностями. У этих насекомых глотка устроена по-иному, чем у других. При вдохе-выдохе тоненькая пленка, находящаяся в зобе, вибрирует, издавая разные звуки. Примечательно, что у костяных мотыльков голоса различаются. А «костяшки», атакуя жертву, почти визжат на одной высокой ноте.

Лифтеры замерли, превратившись в неподвижные изваяния. Угрожающий шелест крыльев замер в конце тоннеля. Вроде тихо. Никакого визга. «Костяшки» без следа сгинули в темноте. Пронесло…

Набегавшиеся и перевозбужденные друзья наконец-то добрались до базы лифтового отдела и прямиком рванули в душевую. Быстро избавившись от комбинезонов и белья, встали под горячие струи воды, смыть грязь и пот. Вода смывала и тревогу, настраивала на размышления о чем-то приятном.

После душа они столкнулись в раздевалке с Михалычем — начальником отдела. Пожилой каэсэсовец, глядя на мокрых друзей, не смог сдержать ехидной ухмылочки:

— С легким паром! И с почином! Грехи смывали? Видел вас сегодня в теленовостях. Ну что, ухари, набегались?!

— Это не я! — поспешно ответил Алексей, забыв спросить, что именно показывали по визору.

— Это не он! — горячо подтвердил Олег.

— Это не мы! — хором, в один голос заверили молодые лифтеры.

— Ага! Намылить бы вам шеи. Там у одного бегуна на спине здоровое пятно на комбинезоне. Заметьте, казенном комбинезоне! Ты бы, Олежка, еще мишень бы себе нарисовал. Что мне с вами делать, пионеры?

Угрюмые каэсэсовцы стояли голышом, переминаясь с ноги на ногу. Напольный кафель холодил пятки. Что тут сказать в оправдание?

Начальник достал из своего шкафчика чистый бланк заявки и быстро по памяти написал на нем ряд цифр. Положив листок на лавку, он двинулся в душевую.

— Позвоните, скажите: от Михалыча. Это номер коммуникатора одного больного. С ума сходит по всяким тварям. Вот ему и сдадите добычу. Цену дает реальную. Не вздумайте ерепениться или, того хуже, торговаться. Выгонит взашей.

— Спасибо, — Олег бочком протиснулся к ящику за полотенцем.

— Не за что, — Михалыч двинулся в душевую. — С вас тридцать процентов за наводку.

— Грабеж! — Леха чуть не подпрыгнул от возмущения. — Обдираловка! — Последнее слово Бормотов выкрикнул Михалычу в широкоплечую, словно у борца-тяжеловеса, спину, начавшую заплывать жирком. Под левой лопаткой розовел тонкой кожицей не успевший выцвести звездообразный шрам. Такой «ведьмин поцелуй» остается на память после схватки с каменным губаном. Подлючая тварь всегда нападала со спины.

— Юноша, я предпочитаю выражение «рыночные отношения». Впредь попрошу без самодеятельности. Э-эх, молодежь пошла! Вот я в ваши годы…

Что он в «ваши годы», осталось неизвестно. Шум воды заглушил глухие сетования ветерана.

«Наглецов учить, только время зря терять».

Выйдя из душевой, друзья заговорщицки переглянулись. В коридоре, кроме них, никого не было.

— Ладно, не тяни резину, звони, — торопыга Бормотов всегда был за скорые решения. Его нельзя было назвать баловнем шальной удачи, но неуловимая харизма везения незримо присутствовала во всех его поступках и начинаниях.

Олег набрал номер на коммутаторе. Михалыч не подвел, трубка бодро проквакала адрес дома в поселке художников на Соколе.

Добрались быстро и без приключений. От одноименной станции метро до поселка было пятнадцать минут неспешным шагом.

Каждая улица поселка была засажена своей породой деревьев. Прошли по Венецианова, самой короткой улице Москвы, длиной всего сорок восемь метров. Свернули на Сурикова, здесь росли липы. Потом повернули на Брюллова, радующей глаза осенним багрянцем красных кленов. Наконец дошли до улицы Шишкина с ясенями, осыпающими тротуар пожухлыми листьями.

Пришли. Трехэтажный дом пытался спрятаться за высоким забором. Получалось плохо.

— Звони! — Алексею не терпелось избавиться от улиток. Желательно побыстрее и подороже.

Олег толкнул калитку в заборе. Не заперто. Их ждали.

Хозяин коттеджа встретил их, стоя на высоком крыльце, пафосно облицованном полированным малахитом. Потенциальный покупатель подозрительно смотрел на каэсэсовцев сверху вниз и заключать в свои объятия не спешил. Внушительное пузо выпирало из-под майки с изображением бородача в берете и надписью «Че Гевара». Правую руку он держал в кармане и вытаскивать не торопился.

Затянувшуюся паузу нарушил Шаржуков, как всегда, непринужденно и нестандартно. Форму приветствия подсказал рисунок на майке.

— Но пасаран! — Олег вскинул вверх руку, сжатую в кулак.

Способности Шаржукова к переговорам закладывались и выпестовывались еще в те годы, когда он был гардемарином, и носили сильный оттенок прямолинейного милитаризма. Любого неподготовленного человека могли повергнуть в шок, но не в этот раз. Хозяин коттеджа вскинул руку в ответном приветствии:

— Патриа о муэрте! — Он уже намного доброжелательнее взирал на каэсэсовцев.

— Венсеремос! — решил ни от кого не отставать Бормотов. Пусть видят, что он не темный и не отсталый. И еще раз напомнил: — От Михалыча. Это мы вам звонили.

— Василий, — соизволил представиться коллекционер. Пароль «Михалыч» сработал безотказно. Он нехотя вытащил руку из оттопыренного кармана. — Заходите.

Вход в дом представлял собой переходной тамбур-шлюз. Вторую дверь можно было открыть, лишь закрыв входную. Похоже, уютный дом строился, как крепость, напоминая трехэтажный сейф. Единственным уязвимым местом в частной цитадели выглядели окна. Но легкая рябь, пробегавшая по их стеклам, будто от камня, брошенного в воду, выдавала, что это на самом деле не совсем обычные проемы. Их заменяли оптические экраны из полимерной брони, на которые поступало изображение с видеокамер. Тот же самый вид из «окна», но надежность и безопасность гарантированы. Можно было не сомневаться, что здание от фундамента и до конька крыши нашпиговано различными охранными системами.

«Скромный» домишко художника внутри выглядел не менее помпезно, чем снаружи. Наборный паркет из разных пород дерева. На стенах картины известных художников, и не похоже, что копии. Наверное, в поселке художников так принято и считалось хорошим тоном иметь подлинники. Сам хозяин дома не произвел на лифтеров впечатление человека, близкого к творческому бомонду. Он скорее походил на углеводородного барона, ненадолго оторвавшегося от нефтяной трубы, тянущейся из недр страны куда-то через границу. Или на чиновника среднего звена, получившего год условно и оказавшегося временно не у дел.

Большую часть первого этажа особняка занимал каминный зал со всеми сопутствующими и соответствующими назначению атрибутами. По обе стороны от камина, в котором можно было зажарить целиком кабана-секача, стояли рыцарские доспехи, опирающиеся на двуручные мечи. Вдоль стен располагалось несколько огромных резных шкафов. Вместо книг полки были заставлены лотками, а в них раковины всех цветов и оттенков со дна морей и океанов планеты и… подземелий города. На стенах висели ружья, инкрустированные эмалью и золотом. Между нарезными орудиями убийства были развешаны колющие и режущие полоски стали всех времен и народов. А где есть арсенал, там должны быть и трофеи.

На шкафах красовались чучела птиц. На стенах висели рогатые головы парнокопытных. Чучела животных и птиц объединяло одно — все они принадлежали к вымирающим видам, давно и прочно обосновавшимся на страницах Красной книги. Раритеты соседствовали с трофеями, категорически запрещенными законом. Изготовившись к прыжку, навечно застыл панцирохвост. К боковой стенке шкафа, как живой, прилип электроскат, разве что не потрескивал. Кожекрыл под потолком оскалился, раскинув перепончатые крылья. Неизвестному таксидермисту удалось остановить мгновение, придав мертвым созданиям иллюзию жизни. На муляжи не похоже, слишком натуралистично. Руку мастера видно издалека. Лифтеры не удивились, если бы в стальной скорлупе доспехов оказались мумии средневековых рыцарей. Похоже, коллекционер не скупился на приглянувшуюся ему диковинку.

Шербец — меч, используемый во время коронации польских королей, мирно соседствовал с турецким ятаганом. От рукоятей китайских двуручных Чжаньмад тянулись к полу красные шелковые ленты.

Друг над другом вперемежку висели боевые цепы и плети из костяных, металлических и бамбуковых звеньев, насаженных на гибкие стержни.

Шаржуков, разглядывая короткий меч на подставке, уточнил:

— Вакидзаси?

— Отрадно слышать, что кто-то из молодежи разбирается в клинках, — одобрительно произнес Василий. — Дайто-сето — парное японское оружие, состоящее из двух мечей: длинного катаны и короткого вакидзаси. Их носили вместе, заткнув за пояс. А ты откуда знаешь? Увлекаешься?

— Нет, дома такой есть.

— Продаешь? — хищно подобрался коллекционер.

— Боже упаси, семейная реликвия. Прадедовский трофей. После войны из Маньчжурии привез.

— Если передумаешь, милости прошу. Я всегда даю настоящую цену. Никто не может сказать, что я барыжу, облапошивая незнающих людей.

Слева от входа в каминный зал стояла метровая кукла самурая в полном боевом снаряжении: доспехах и покатом шлеме, закрывающем шею. На ногах сапожки, отделанные мехом. В руке командный жезл, будто готовится отдать приказ о наступлении. Рядом в стеклянном футляре покоился настоящий лакированный панцирь. Черненая блестящая броня была украшена орнаментом из золоченых пластин и ракушек. Кое-где были видны глубокие царапины и зазубрины. Видимо, прежний владелец не по своей воле расстался с дорогой броней.

Японские мечи занимали самое видное место в зале. Они аккуратно лежали на горизонтальных и вертикальных подставках из красного дерева. На стенах тоже хватало различных катан, вакидзаси и сюрикенов. Антикварное оружие выдавало в коллекционере эстета. И эстета богатого, это вам не перочинные ножички собирать. О свойствах закалки старинной японской стали ходят легенды. А о заоблачной цене на них говорят шепотом.

Хозяин коллекции, похоже, отдавал предпочтение японской тематике, хотя попадались и колюще-дробящие железки из других стран. Вперемежку с оружием на стенах висели картины и гравюры с изображением людей в цветастых кимоно. С ними соседствовали пергаменты из рисовой бумаги с непонятными завитушками черных иероглифов, выведенных каллиграфическим почерком. И картины, и пергамент были в тоненьких рамочках из бамбука.

Особняком висела резная из дерева алая маска злобного духа, покрытая золотистым лаком. Выпученные глаза — и раззявленный беззубый рот навечно застыл в немом крике.

В единственной нише стоял бонсай. В обычном глиняном горшке росла крошечная ель. Маленькая копия лесных красавиц. Рядом с ней любой карлик почувствует себя великаном.

— Профессионально занимаетесь? — восхищенно спросил Бормотов, с неподдельным интересом разглядывая диковинки. — Или как?

Было видно, что вопрос польстил самолюбию хозяина. Он ответил с плохо скрываемой гордостью:

— Мое скромное хобби. Не передать словами, что испытываешь, когда прикасаешься к кровавым страницам прошлого. Узнаешь правду…

— Неплохие деньги, наверное, можно на этом поднять, — не унимался любопытный Леша.

— Я знаю другие способы заработать большие деньги, — сухо ответил коллекционер.

— Например? — лифтера понесло. Вдруг поделится секретом?

Олег сделал страшные глаза и незаметно постучал по лбу указательным пальцем.

— Лучший способ зарабатывать — это получать деньги за счет других людей…

Дальше эту идею он развивать не стал. У него было свое собственное видение финансовых потоков в обществе.

Справа от трубы дымохода на стене висела мишень для дартса. Поверх нее была прикреплена фотография пожилой женщины с сердитым лицом и злыми глазами. Снимок был густо покрыт рябью отверстий. В районе переносицы торчали три дротика.

— Кучно бьете, — льстиво заметил Бормотов.

— Моя теща, — пояснил Василий. — Товар выгружайте в террариум.

В углу на подставке стоял пустой стеклянный террариум, подсвеченный сверху. Обиталище для живых моллюсков было готово принять новых жильцов.

Алексей осторожно наклонил контейнер с моллюсками у самого дна. Брюхоногие не спешили выползать. Лифтер встряхнул контейнер, но, поймав неодобрительный взгляд клиента, просто положил его на дно. Жалко будет испортить товарный вид в последний момент. Наконец подземные красавицы выползли. Пора осваивать новый дом. Их выманил из контейнера аппетитный запах предусмотрительно положенной в углу полуразложившейся мышиной тушки, покрытой налетом плесени. Лучшего лакомства для сухопутных моллюсков не придумать.

Василий одобрительно кивнул:

— То, что надо. Давно таких искал, да еще живые и в прекрасном состоянии. Сразу две жемчужины в мою коллекцию. Где таких красавиц отыскали?

— Места надо знать, — напустил тумана Алексей.

— Понимаю, — коллекционер не стал вдаваться в расспросы. Какой рыбак выдаст клевое место? Он приник лицом к стеклу. — Теперь будет с кем пивка хлебнуть. Идеальные собеседники: не перебивают, со всем согласны. Не то что эти…

Давать клиентам советы — последнее дело. Но Олег не удержался и спросил:

— Может, стоит завести кого-нибудь теплокровного и побольше? За ушком почесал, поговорил о наболевшем, что нормальному человеку рассказывать не стоит.

Но у Василия, оказывается, уже был опыт содержания тварей покрупнее.

— Да и не в одном пиве дело, — задумчиво произнес одинокий коллекционер, почесывая выпирающее из-под майки пузо. — Как бы это попроще объяснить? Каждый должен быть кому-то нужен. — Он показал на чучело панцирохвоста. — Стеком почесал, доволен. Гладкошерстного котенка скормил ему, доволен. Обыкновенного кошака дал на обед, не доволен, шерсть потом отрыгивал. Капризный был. Разбаловал я его. И пиво пить с ним неинтересно, не любил он его. Визжал, как резаный, когда при нем что-то в пасть… в рот заливают. С ним неинтересно стало. Сдох.

Электрический скат получше оказался. Тещу током долбанул. Он доволен, и я доволен. Теща после такой встряски долго к психиатру ходила. Дорого берет мозгоправ, но денег не жалко. Тоже сдох. В смысле скат, а не врач. Долго после контакта с этой ведьмой не протянул. Уморила тварь.

Пафнутий тоже неплохим парнем оказался. Это я так кожекрыла назвал. С ним всегда можно было по душам поболтать. Но близко не подойдешь, ему не нравится. Выпускал его полетать на цепочке. Ну, не может он без неба, хоть ты тресни. Соседи недовольны. Полицию, козлы, вызвали.

— И сколько лет дали? — деловито поинтересовался Бормотов. Алексей, похоже, решил прочно встать на скользкую дорожку стяжательства и нарушения служебного долга. — Условно отделались или на поселении пожить пришлось?

Василий удивленно поднял брови и со смешком ответил:

— Это я дал… денег господам полицейским, да и счет из химчистки оплатил. Судя по сумме, они всем отделением форму чистили.

Каэсэсовцы недоуменно переглянулись. Коллекционер пояснил:

— Пафнутий любил синее небо, а вот синюю форму на дух не переносил. Спикировал из поднебесья и с нечеловеческой точностью нагадил на участкового с помощниками. Визгу и воплей было, ого! Я доволен.

— А эти? — Олег похлопал себя по плечу, намекая на погоны.

— Эти недовольны, — пожал плечами Василий. — Но деньги уважают больше, чем честь мундира. В протоколе записали: «Запускал воздушного змея. Ложный вызов». Я себе на память оставил. Хотите покажу? — В голосе прорезались горделивые нотки.

— Верим, — за обоих ответил Бормотов. Ему не терпелось получить первый гонорар, но продолжение рассказа тоже хотелось услышать. Человек, которому уютнее попить пива в компании с мутантами, заслуживает если не уважения, то уж точно внимания. — А что дальше с Ефимом было?

— С Пафнутием, — поправил лифтера Василий. — Не может долго обходиться без неба рожденный для полета. Захирел. Зачах. И сдох… А с чучелами разве нормально поговоришь, поболтаешь за жизнь. Пробовал, не то.

Будь на месте лифтеров дедушка Фрейд, он бы сказал, что за разглагольствованиями любителя пообщаться накоротке с мутантами скрывается эмоционально выгоревший изнутри человек, которому некуда девать нерастраченные запасы душевного тепла.

— Почему улитки? — решил из вежливости поддержать беседу Олег.

— Не хочу сильно привязываться. Если что не так, сварю и съем, а раковины на полку поставлю. — Лицо хозяина просветлело. — Хотите пива?

Каэсэсовцы пива хотели, но еще больше хотелось получить причитающиеся деньги и отчалить из дома-крепости. Монологи затворника начинали вызывать опасение. Доволен — недоволен. Еще решит добавить их в свое собрание диковинок. Стукнет в голову, что чучела лифтеров украсят его коллекцию. Свободного места в каминном зале хватает.

Шаржуков деликатно кашлянул и с вежливой улыбкой произнес:

— С удовольствием… в следующий раз. Служба, сами понимаете. Так сказать, труба зовет.

Василий взял с каминной полки конверт и молчком сунул Алексею. Обиделся, наверное?! Пусть пьет с моллюсками. Чокается с ними через стекло террариума. Бормотов вцепился в конверт, как белка в орех.

Уже у выхода из дома коллекционер буркнул на прощание:

— Поймаете что-нибудь эксклюзивное, милости прошу.

— Зайдем! — жизнерадостно пообещал Алексей.

Конверт с наличкой приятно оттягивал карман.

До калитки в заборе их провожать не стали. Бормотову не терпелось заглянуть в конверт, хоть одним глазком. В уме он уже составлял всеохватный прейскурант. Шагая по улице, Леха не утерпел и открыл конверт. Содержимое конверта вызвало у него восторженный возглас.

— Ах ты ж!

— Я бы даже сказал «ух ты», — согласился Шаржуков с приятелем, на глазок оценив толщину стопки купюр, перетянутых тонкой резинкой.

Там было даже больше, чем они хотели запросить. Это с учетом комиссионных Михалыча. Прав был ветеран: салаги они еще в этом бизнесе. Бормотов вытер моментально вспотевший лоб, хищно облизнул вмиг пересохшие губы и сказал другу:

— Озолотимся!

— Зачем тебе столько?

— Я достоин большего, чем у меня есть, — напыщенно ответил Алексей. Он засунул правую руку в полурасстегнутый на груди комбинезон и картинно притопнул ножкой. Ни дать ни взять вылитый дуче, только ростом повыше и белобрысый.