По бетонным поверхностям ползали короткие тушки болтунишек-повторяшек. Безвредные личинки жуков-двухлеток могли заучивать простые фразы. В этом отрезке перехода они повторяли одни и те же слова приветствия. Обучали их каэсэсовцы при помощи навороченного ipoda с записями одних и тех же слов, передающихся через динамики, спрятанные за трубой. Олег был одним из многих, кто скидывался на герметизированную электронику и аккумуляторы, садившиеся намного раньше, чем гарантировала реклама из торгового проспекта.

Никто не знал, как личинки могут запоминать, а потом повторять слова. Болтунишки — новая головоломка для ученых.

Проходя сквозь привычный шелест приветствий, Олег готов был поклясться, что услышал сквозь обычное и привычное бормотание «Привет!» и «Как дела?..» неожиданно вклинившееся: «Шаржуков, я тебя жду… лицом к лицу!» Захотелось вернуться и послушать снова. Но график движения нарушать не стоило. Побочный звуковой эффект Олег списал на похмелье и то, что мало поспал. Можно было списать на гордыню и известность в узких кругах, но этими качествами лифтер не страдал ни разу после того, как принял присягу.

За спиной громко засопела поэтесса. Услышав болтунишек, она натянула полумаску респиратора биозащиты.

«А как же вожделенные впечатления? Слишком прагматично для того, кто собрался сюда за вдохновением. Быстро ориентируется. Осторожная, да и предусмотрительная!»

«Шар-Шарж-Шаржуков, давно не виделись!»

Олег отогнал шепоток вместе с ярким видением запотевшей кружки пива с пенным ободком по краю. Похмелье и не такие фокусы может выкидывать. А болтунишки и есть болтунишки. Ничего больше не могут, только ставить людей в тупик. Надави пальцем, и брызнет зеленой жижей. Вот и весь ответ науке!

Он поднял руки и убавил контрастность пээнвэшки. Под потолком пошел сплошной ковер светящегося лишайника, испускающего мертвенный зеленый свет. Излишняя контрастность неприятно резала глаза. Попутчице он ничего не стал говорить. Все обговорено на инструктаже. Ей все едино. Потерпит. За один раз сетчатку глаз не испортит.

Ада не смогла удержаться от идиотского вопроса:

— Как ты тут ориентируешься, неужели по памяти?

— А как ты наверху в городе ориентируешься? — вопросом на вопрос ответил лифтер. — Любой каэсэсовец должен знать вверенный ему участок.

Шаржуков умолчал про электронный планшет с картой, закрепленный на запястье. Компактный навигатор на поверхности показывал твое местонахождение с привязкой к местности с точностью до метра. Небольшая погрешность никого не смущала. Под землей он высвечивал заложенные в его память переплетения лабиринтов. Чтобы определиться с тем, где ты находишься, надо исходить из промежуточных ориентиров. Здесь не видно указующей Полярной звезды, и самый примитивный компас тут не поможет из-за магнитных полей, излучаемых кабелями, встречающимися на каждом шагу.

Тоннель раздвоился. Они остановились перед развилкой. Здесь их ждал маленький, но неприятный сюрприз. Олег принюхался. В воздухе ясно ощущался специфический запах мускуса. Он сел на корточки и начал внимательно осматривать пол. На бетоне лежала свежая кучка помета. Экскременты по величине и форме напоминали желудь среднего размера, у которого один конец немного заострен, а другой утолщен. Похоже, здесь не так давно пометил свою территорию крупный панцирохвост, оставив послание на самом видном месте. Навыки подземного следопыта позволяли Олегу видеть вещи совсем иначе, чем другим людям. Он размял один «желудь» между пальцами. Так и есть, на ладони остались мелкие кусочки костей, шерсти и… хитина. Оголодал мутант, если начал жрать сородичей. Помет был белесого цвета из-за вкраплений извести. Следовательно, тварь пила воду из старого водовода, часто подтекающего на проржавевших стыках. Если не изменяет память, он тянулся через правый проход. Значит, дальше придется идти по левому ответвлению. Немного дольше, чем он рассчитывал. Ну, ничего: иногда приходится выбирать путь в обход, занимающий больше времени, чем планировал лифтер, но зато более безопасный.

Олег не страдал излишней брезгливостью, копаясь в помете. Став каэсэсовцем, он выбросил щепетильность за ненадобностью. Этого требовало дело и желание уцелеть. С полгода назад Шаржуков наткнулся на экскременты костерога: аккуратные светло-желтые круглые лепешки, будто россыпь монет, оброненных кем-то на пол. Тогда костерога, затаившегося среди труб, отловили без труда. А все благодаря «монеткам», выдавшим хозяина. Копаясь, изучая помет, нюхая и чуть не пробуя на зуб, лифтер нашел оловянного солдатика. Желудочный сок обезличил фигурку, сняв краску получше любого растворителя.

Очищенный от экскрементов солдатик превратился в римского гоплита. Путешествуя по желудочно-кишечному тракту мутанта, воин лишился копья, а заодно и руки, сжимавшей его. В другой руке он держал круглый щит с рельефным изображением бегущего кабана. Еще не хватало обломанного гребня шлема. На доспехах зазубрины от острых зубов твари. Стойкий солдатик не побоялся вместе с хозяином спуститься под землю, встретиться с мутантами и разделить с ним судьбу. Лифтер положил оловянную фигурку в карман разгрузки. Вернувшись домой, поставил его на письменный стол…

За скобу, торчащую из стены, зацепившись, висела, касаясь пола, свежесброшенная кожа. Олег присмотрелся, пошевелил ее носком ботинка — явно кожа трехлетнего плоскоголова. Судя по длине, тварь была немаленькая. Дальше идти по этому проходу сразу же расхотелось. Они вернулись назад и вошли в другой тоннель.

Лифтер без предупреждения затормозил:

— Остановка одна минута. Никуда не уходи, стой на месте.

Шаржуков шагнул в узкий боковой проход и сразу исчез из поля зрения. Ни через минуту, ни через три он не появился. Поэтесса осталась наедине с опасностями и неизвестностью подземного мира. Страх зацементировал ноги и холодной змейкой вполз в душу, обвил сердце, заставляя его биться быстрее. У любого живого существа панический страх вызывает три варианта реакции: бежать, сражаться или… замереть. Организм поэтессы выбрал третий вариант. Она застыла неподвижным истуканом, впав в ступор.

Лифтер появился через восемь минут и почти ласково сообщил:

— Экзамен на случай нештатной ситуации сдан. Зачет!

Ее страх, не позволивший женщине сдвинуться с места или просто позвать на помощь, Олег принял за выдержку.

— Молодец, Ада! Не забоялась одна?

Она отрицательно мотнула головой и поняла, что давно не слышала слова «забоялась». Какое-то оно более живое, чем «испугалась», почему-то подумалось ей с перепугу.

Поэтесса шла следом за лифтером, дисциплинированно выдерживая дистанцию, не наступая на пятки, но и не отставала. Сначала движение проходило под редкими тусклыми лампами, скрывающимися за решетками и открывающими отрезки пути в кромешной тьме. На неосвещенных участках автоматически включались «пээнвэшки», превращая окружающий мир в призрачный, и отключались, переходя в режим ожидания в миг приближения к очередному источнику света.

На стенах и потолке гнездились колонии белого лишайника. Пол покрывал толстый слой трухи, образовавшийся из отмерших частичек растений. Спутница неосторожно шаркнула по полу ногами, подняв облачко невесомой пыли.

За спиной лифтера раздалось громкое: «Апчхи-и!»

— Тихо, — цыкнул Олег. — Вот появится попрыгунчик, он твой насморк быстро вылечит.

— А что он ест? — спросила она, шмыгая носом.

— Поэтесс, — ответил, не задумываясь, каэсэсовец. — Но ты не бойся, тебе ничего не грозит.

— Тебе не понравились мои стихи?

— Наоборот, они восхитительны. Сразу берут за сердце, — покривил душой лифтер. Немного подумав, он внес уточнение: — Попрыгунчик предпочитает графоманов-рифмоплетов.

— Здорово! Жаль, что прыгунов нет на поверхности. Навел бы порядок в поэтических кругах. И критики не будут нужны. Нам не помешала бы тотальная… — женщина прищелкнула пальцами, подбирая нужное слово.

— Зачистка, — подсказал каэсэсовец.

— Вот-вот, — обрадовалась служительница музы. — Зачистка. А плохих критиков он жрет или, как все, брезгует?

— Тихо, — пресек словесный поток Олег.

Они шагали и шагали. В какой-то момент перед ними оказался не очередной поворот, а прямой отрезок пути, заканчивающийся вдалеке глухой стеной.

Лифтер не зря свернул в старый заброшенный тоннель. Это была часть экскурсии. Проход заканчивался тупиком, освещаемым единственной тусклой лампой, установленной предприимчивыми каэсэсовцами.

На пыльном полу отчетливо виднелись многочисленные отпечатки ботинок. Несмотря на внешнюю заброшенность, проходом, похоже, не так давно пользовались. Впереди зажегся синий светлячок. Завидев свет рукотворного маячка, лифтер ускорил шаг. Свет автоматически включался от датчика, реагирующего на движение. Не лишняя предусмотрительность, рассчитанная на экономию энергии.

Они свернули в очередной проход. На этом отрезке широкого тоннеля еще светили через одну тусклые лампы. Вокруг лишь сумрак и тишина. Если не считать звука шагов. Ада невольно прислушалась. Легкий стук подошв ботинок о бетон заглушился, перейдя в поскрипывание. Поэтесса посмотрела вниз. Под ногами следы проводника чернели на белой поверхности. Она сначала решила, что это снег. Любой бы так решил, тем более новичок. Неожиданно захотелось слепить снежок и засветить им меж лопаток лифтеру. Вернуть должок за то, что заставил ждать ее в полном одиночестве. Ишь ты, устроил экзамен на «нештатную ситуацию». Повинуясь накатившему детскому желанию, Ада на ходу зачерпнула ладонью белую субстанцию. «Снег» оказался невесомой пылью. Она тоненькими струйками просочилась между пальцами женщины.

Олег неожиданно остановился и повернулся к ней. Как будто угадал ее нереализованное желание влепить ему что-нибудь в спину?

— Здесь раньше стояла первая модель «Контролера»… недоработанная. Сначала действовала по программе, пока что-то не замкнуло в позитронных мозгах. Это чудо техники столько тут натворило, начало распылять всех подряд. Когда сели аккумуляторы, увезли на доработку и отладку… Так что мы сейчас идем по кладбищу.

Сбой в программе случился неожиданно. Боевой излучатель «Контролер М» перестал отличать своих от чужих и, засекая любую движущуюся цель, облучал ее особыми частотами, вызывающими распад органических соединений в белках живых существ.

…Белая пыль стекла между пальцами. Прах к праху. На ладони осталась лежать маленькая полевая четырехлучевая эмблемка с каплей зеленой эмали в центре. Такие носят военнослужащие спецподразделений Сухопутных войск. Как раз из них формировались патрульные группы.

— Это лучше оставить здесь. — Лифтер аккуратно взял эмблему двумя пальцами с ладони, затянутой в перчатку, и бережно положил на пол. Белый прах жадно проглотил кусочек металла. Олег вздохнул: — Не убереглись парни. А ученым хоть бы что. Устроили тут у нас испытательный полигон. Все новинки здесь обкатывают.

— Тут только солдаты полегли?

— Нет, здесь и наши где-то лежат. Пока разобрались, в чем дело, слетевшая с катушек железяка косила всех подряд. Не стоит лишний раз беспокоить прах погибших.

Ада начала поспешно отряхивать ладони.

Пошли дальше, невольно ускорив шаг. Хотелось побыстрее уйти с погоста.

Лифтер не забывал шарить взглядом по полу. Ему не улыбалось угодить в выемку, заполненную бетонной пылью и крошевом. Такие отметины оставляют после себя бетоноройки. Сами по себе они безобидны для человека, но в такой «луже» мог под слоем серой взвеси затаиться электроскат, поджидающий добычу. Тряхнет — мама, не горюй. Бетоноройки напоминали собой полуметровый обрезок шланга. Они предпочитали необычное меню, обкусывая кусочки бетона вместе с плесенью и лишайниками, особенно бурно разросшимися там, где проходят трубы теплоцентралей. У бетонороек есть наружные резцы, которыми они дробят пол и стены в поисках пропитания. В глубине рта у них находятся глоточные зубы в виде пластин, с помощью которых они перемалывают прочный строительный материал в мелкую труху. Ну, а отработанный бетон выходит ясно откуда. Бетоноройки выгрызают себе убежища в виде извивающихся ходов, куда всегда могут скрыться при опасности. Когда приходит время спячки, они начинают обильно выделять слизь и этой быстро затвердевающей на воздухе желеобразной массой, как пробкой, запечатывают вход в свой дом. Там бетоноройки спокойно отдыхают, переваривая пищу: ни один враг не учует. Когда же приходит время выбираться наружу, они просто прогрызают «дверь».

Проход начал сужаться, открывая синеватую мерцающую перспективу. Освещение было довольно сносным, особенно если учесть, что источник света установили Шаржуков и Бормотов собственными руками. Их личная задумка для подобных экскурсантов.

Синий цвет лампочки они специально выбирали для соответствующего антуража, в мертвячьем свете все выглядит особенно эффектно. А посмотреть было на что.

У стены лежал пустой панцирь высотой в половину человеческого роста, утыканный костяными метровыми иглами. Поодаль лежали останки хитиновых конечностей, перекрученные огнем. Головогрудь панциря зияла пустыми провалами глазниц, выеденных пламенем. Армейцы с огнеметами в руках преследовали прыгуна, пока не загнали в тупик. Здесь мутант встретил последние мгновения бытия. Запах гари со временем выветрился, но следы копоти отчетливо виднелись на шипастых боках. Когда еще не были забетонированы все проходы на нижние уровни, такие твари прорывались снизу, стараясь выбраться на поверхность. На первом уровне они не успевали вырасти до огромных размеров. За этим следили сотрудники Службы и военные. Разумеется, по мере своих сил.

— Обожрался графоманчиками, — серьезно проговорила Ада, обозревая колюче-костяные останки. — Обожрался, бедненький, и сдох.

Вместо того чтобы охать и ахать, поэтесса решительно шагнула вперед и, цепко ухватившись за костяной шип, с силой дернула на себя.

Такая реакция не понравилась лифтеру.

— Э-э-э, стой! — каэсэсовец протестующе замахал руками.

— Сувенирчик, — ответила женщина, не выпуская костяную иглу из рук. — На память.

— Не трожь экспонат. — Олег чуть не проговорился. Он тут же поправился: — На шипах может оставаться яд. Поаккуратнее, красавица.

Неизвестно, что больше подействовало: «яд» или «красавица». Но Ада перестала корежить корпус прыгуна, выламывая памятный сувенир. Осквернение декорации прекратилось.

На место последнего приюта прыгуна приятели наткнулись во время очередной вылазки за раковинами сухопутных моллюсков. Друзья сразу же решили включить устрашающую находку в маршрут нелегальных экскурсий. Подобной проделке их научил один ветеран Службы, когда они проставлялись «старикам» после присяги. Пожилой каэсэсовец, крепко приняв на грудь, делился пьяными откровениями, уча уму-разуму новичков: «Нет ничего зазорного в том, чтобы пускать пыль в глаза богатеньким экстремалам, возжелавшим острых ощущений. Зарубите себе на носу: главное — безопасность клиентов. Шевелите мозгами и на рожон лишний раз не лезьте!»

Впереди раздался тихий шорох. Навстречу им ковылял жук-отшельник. Некоторые твари стремятся вылезти на поверхность, поближе к солнцу, потихоньку осваивая новые территории. Другие, наоборот, спускаются в подземелья, чувствуя себя в безопасности лишь в кромешной темноте. Выросшие до гигантских размеров жужелицы представляли собой лакомую добычу для зубастых обитателей, поэтому насекомым пришлось приспосабливаться. Быстрое врастание в чужую агрессивную среду — залог выживания. Жуки, чья защита состояла лишь из тоненьких надкрыльев, приспособили себе под переносной дом пустые раковины улиток. В случае опасности жужелица скрывалась в раковине, защищая вход острыми челюстями жвал.

Вот такой жук-отшельник спешил по коридору, шурша кончиками лап по бетону. Странно, обычно он достаточно медленно, даже можно сказать, чинно шествовал, с достоинством неся на себе известковое убежище. Может, кто-то напугал его?! Время сезонной миграции еще не пришло. Надо быть осторожнее.

Дальше тоннель шел под уклон. Еще пара поворотов, запланированная встреча с щелкунчиком, выбор раковины, фотографирование на память под громкие восторженные оханья, и можно будет с чистой совестью поворачивать в обратный путь.

* * *

Олег остановился как вкопанный. Ему показалось, что впереди мелькнула какая-то тень, похожая на силуэт человека. Мелькнула и сейчас же исчезла. Лифтер нервно облизнул враз пересохшие губы. Впереди снова мелькнула призрачная тень. На всякий случай они поспешили укрыться в боковом тоннеле. Кольнула мысль: может, судьба свела их нос к носу с Черным каэсэсовцем?

Начиная с каменного века все необъяснимое и не слишком понятное совершенно обязательно обрастало всевозможными легендами и слухами. Сплетники и болтуны выступали в роли очевидцев, рассказывая побасенки от первого лица, тем самым умножая невероятные подробности. В этом человек совершенно не изменился за прошедшие тысячелетия.

Там, где люди реально рискуют жизнью, там и суеверия имеют большую силу. Будни каэсэсовцев не стали исключением. Коммунальщики изредка, но все-таки сталкивались с явлениями иррациональными и не поддающимися логическому объяснению.

В подземельях города люди периодически видели блуждающие огоньки. Иногда они имели форму шара, иногда бывали вытянутыми, как веретено. Огоньки никогда не стояли на месте, постоянно перемещались с места на место, словно маня за собой. Им давали разные определения: блуждающие, призрачные, потусторонние. Ученые приписывали их происхождение радиоактивным частицам, попавшим в бетон при строительстве. Только вот досада, индивидуальные дозиметры не показывали никакого излучения в местах подобных встреч. А если нет разгадки или какой-либо удобоваримой гипотезы, то на их месте тут же появляются поверья. Пессимистично настроенные считали, что блуждающие огоньки пытаются завлечь в опасное место и погубить. Оптимисты же приводили в пример случай, когда присутствие необъяснимого явления сослужило добрую службу. Новичок-электрик при плановой проверке исправности оборудования сбился с пути. Каэсэсовец банально запутался в незнакомых переходах. Вдруг он увидел голубой шарик, который маячил вдалеке от него. Он пошел за ним, терять все равно было нечего, авось и выведет куда-нибудь. Так и вышло. Когда вдалеке послышались голоса патрульных, огонек моргнул на прощание и погас.

Некоторые считали, что это резвятся души покойников, не желающих покидать подземелья.

Из этой же серии легенд было Предание о Черном каэсэсовце — призраке погибшего коммунальщика. Черный — профессиональный миф стражей подземелий. До того как погибнуть и стать неприкаянным призраком, он был сотрудником Службы. Черный — это собирательный образ, у него нет персонального прототипа. Хотя предположений предостаточно, так как хватало каэсэсовцев, погибших в подземельях. Ведет себя Черный по-разному: его одновременно боятся и уважают. Чаще всего с ним встречались в катакомбах под Новодевичьим монастырем. Там втихаря кто-то прикрутил на стену медную табличку с гравировкой: «Черный всегда с нами». Во влажном воздухе тоннелей медь обычно быстро окисляется и покрывается зеленой патиной. Но эта табличка всегда блестела, словно ее только что надраили до солнечного сияния. Выходки Черного ограничивались тем, что на глазах живых коллег по цеху он входил и выходил из стен тоннелей.