— Интересно же, — огрызнулся Бормотов. — Когда еще увидишь столько диковинок в одном месте.
— Пострелять не хочешь, любознательный ты наш? — в голосе коллекционера уже не было злости. Алешин простодушный восторг польстил самолюбию хозяина собрания смертоубийственных экспонатов.
— Злыдни! — покривился Леха, подчеркнуто внимательно разглядывая палец. — Сдохну, плакать будете. Кстати, а если что-то пойдет не так, не по плану? — спросил Бормотов.
— Утешайся тем, что человеческая душа бессмертна, — флегматично пожал плечами Василий.
Такой философский ответ на конкретный вопрос Алексею не понравился. Он отвернулся от доморощенного теолога и незаметно мелко перекрестился. Сначала, как положено справа налево, а после секундной заминки — слева направо. Если бы рядом был физиолог, то он бы сказал, что у лифтера закрепился стойкий условный рефлекс после взрыва браконьерской мины в подземелье.
— Что дальше будем делать? А?! — для Бормотова не было ничего хуже, чем необходимость ждать. На «догонять» он всегда согласен, а «ждать» для него было тоска смертная.
— Подождем, — коллекционер посмотрел на него, как на несмышленого ребенка. — Не знал, что в каэсэсовцы принимают торопыг.
Потянулись томительные минуты. Стрелки на настенных часах замерли, как приклеенные. Время остановило свой бег. Все молчали, боясь спугнуть удачу. Минутная стрелка проползла несколько кругов по циферблату. Первым не вытерпел пытку молчанием Бормотов:
— Василий, ты не сказал, как будем сворачивать демону шею? Что делать дальше?
Коллекционер пожал плечами и сказал:
— Щелкни пальцем только раз, зло случится сей же час.
Бормотов хмыкнул и громко щелкнул пальцами.
Зла не случилось, но в дверь громко постучали. Судя по звуку и по силе ударов, либо молотили кувалдой, либо со всей дури пинали ногой.
Под напором силы, рвущейся в дом, двери переходного шлюза не выдержали и, с омерзительным визгом сорванных петель и вывернутых замков, рухнули внутрь дома.
В образовавшемся проеме стоял Плевок. Или Многоликий с личиной каэсэсовца. Последние сомнения отпали, когда дверевышибатель обвел троицу взглядом удава, выбирающего из сбившейся стайки кроликов первого на заклание, и вопросил:
— Вызывали?
Вопрос прозвучал слишком буднично. Будто и впрямь прибыл коммунальщик по вызову.
Многоликий обвел взглядом каминный зал. От него не укрылись магические атрибуты и ритуальные приготовления, разложенные к его встрече.
— Где же ваше гостеприимство, охотнички? Сами же меня позвали, — он увидел ножны от меча, лежащие на полу в круге, выложенном черным песком. — Чес слово, у вас тут как на похоронах. Кого упокоить собрались? — Многоликий не спешил проходить внутрь дома, но это не мешало ему откровенно глумиться.
«Растягивает удовольствие или за словесным потоком скрывается страх?»
— Все в сборе? Никого не забыли? На меня многие охотились…
— Нас трое, ты один, — прервал монолог Бормотов. — Считать умеешь, демон?
Многоликий сделал первый шаг. Было видно, что это дается ему с трудом, словно он проламывается сквозь невидимую стену.
Сделал первый шаг вперед, наступив на неприметную половицу, ничем не выделявшуюся на паркете. Внезапно из стены на уровне его груди молниеносно вылетела металлическая болванка. Сработала нажимная ловушка, о которой коллекционер не удосужился предупредить друзей. В последний момент враг успел увернуться, но не до конца. Мощный удар пришелся в руку. Мгновение, и болванка исчезла в стене, словно ее и не было.
— Ты смертен, — обрадовался Василий, чуть не приплясывавший от радости, рассматривая руку демона. Она была вывернута в левом локте под неестественным углом. На предплечье виднелся открытый перелом кости. Белые осколки торчали сквозь ткань комбинезона, на глазах темневшего от крови. — Значит, тебя все-таки можно убить! А я уж начал сомневаться в этом!
— Да, смертен, — равнодушно подтвердил Многоликий. Слова коллекционера нисколько его не озаботили. Поморщившись, он одним резким движением, сопровождающимся громким хрустом, вправил себе скособоченный локоть правой рукой. — Смертен и даже чувствую то, что вы, люди, называете болью. Но вряд ли скоро умру, у меня еще много дел. Надо все закончить. Не в моих правилах останавливаться на полпути. А тебе меня не остановить… кишка тонка. Так у вас принято говорить? Да? Поиграть со мной решили! — Многоликий неуловимо переместился, сокращая дистанцию между собой и людьми.
— Ты так спокойно это выкладываешь. Ничего не опасаешься?
— А кому ты расскажешь? — хмыкнул демон. — Червям, которые тебя будут жрать?!
Второй шаг дался ему уже легче. Существо неожиданно остановилось, задержав взгляд на Бормотове.
— Ты назвал меня демоном? — спросил Многоликий, продолжая смотреть на лифтера. — Ты, наверное, думаешь, что сильно отличаешься от меня? Это так?
— Моя душа бессмертна! — почти выкрикнул Алексей, чуть не сорвавшись на визг.
— Бессмертную душу надо еще заслужить. Делами… Верой… С чего ты взял, что у тебя есть душа, человечек? Умрешь, как все, и обратишься в прах. Плоть сожрут слепые черви, косточки со временем истлеют. Все о тебе забудут, как будто тебя и не было на белом свете. Исчезнешь.
Тварь сделала еще один шаг. Леша не придумал ничего лучшего и вместо достойного ответа начал угрожать и торговаться, как на базаре:
— Учти, с нами связываться себе дороже, боком тебе это выйдет. Лучше покорись и начни выполнять наши желания. — Бормотов от испуга вошел в раж. Согласитесь, нечасто можно пообщаться накоротке с демоном, или кто там он есть на самом деле. — У меня желаний до фига.
Олег с Василием переглянулись. В том, что у него желаний «до фига», никто не сомневался. А вот то, что Алексея переклинило в самый неподходящий момент, — плохо! Или нет?
— Шаржуков, я удивлен, с каким барахлом ты дружбу водишь. Не ожидал! — в голосе Многоликого прорезались злые нотки. — Этот болтун меня начинает раздражать. Его я освежую первым, — без всякого перехода рявкнул он. — Где меч?!
Бормотов не стал дожидаться начала экзекуции. В деле спасения своей шкуры ему не было равных, особенно когда ее собираются снять. В прямом смысле слова. Он рванул по лестнице, ведущей на второй этаж, выкрикивая на ходу фразы, складывающиеся в импровизированное заклинание:
— Я не умру: не здесь и не сейчас. Никогда-а-а-а!..
Многоликий, похоже, дорожил своим словом. Он последовал за Алексеем. Каждое новое движение давалось ему все легче и легче. Шаг, еще шаг. Ступенька, вторая.
Шаржуков хотел рвануть на выручку другу, но его удержал Василий, схватив за предплечье:
— Подожди.
На третью ступеньку Многоликий подняться не успел. Сверху на него упала ловчая самозатягивающаяся сеть. Чем больше в ней трепыхаешься, тем быстрее она опутывает, прижимая конечности к телу. О разработке таких новинок Олег слышал, но к каэсэсовцам на вооружение они еще не поступали. Ухватистости и пронырливости коллекционера можно было позавидовать. Такой в жизни не пропадет. Василий времени даром не терял. Он схватил с полки сосуд с выгравированным на нем распятием и выплеснул его содержимое на Многоликого. Тварь, опутанная со всех сторон крепчайшими полимерными нитями, была похожа на бешено дергающийся кокон гигантской бабочки. Из кокона доносилось злое шипение и громкие выкрики на японском.
— Ругается, — довольно пояснил Василий. Он единственный из троицы охотников на демонов знал японский язык. — Не нравится ему святая вода!
Брань и крики сменились пронзительным завыванием на высокой ноте: «У-у-уй!» Теперь вой и выкрики на японском языке густо перемежались отборным матом уже на чистом русском.
— Быстро учится, — с горделивыми нотками в голосе отметил коллекционер, будто хвалил способного ученика. — Ускоренная ассимиляция — залог выживания любого разумного существа в новой, а значит, потенциально враждебной для него среде.
Похоже, Многоликий несколько переоценил свои силы, вломившись в дом, где его заранее ждали и готовились к встрече.
— Пощадите, смертные, — завывания и скулеж затихли. В голосе Многоликого прорезались просительные нотки. — Поговорим? Договоримся? Мы же разумные существа!
— А-а! — со второго этажа раздался торжествующий вопль Алексея. — Никаких переговоров. Безоговорочная капитуляция. Условия буду диктовать я!
— Идиот! — зло прошипел Василий. — Олег, тащи оковы. — Он показал рукой на ржавые цепи, висящие на каминной решетке. — Живо.
Лифтер не успел.
Из центра кокона высунулось стальное жало. Несколько режущих движений, и из кокона вылезла не бабочка, а донельзя взбешенный Многоликий. На плечах обрезки сети, в руке он сжимал вакидзаси — короткий меч.
— Думали, я сахарный? Растаю? — демон зло рыкнул, словно стальные шарики рассыпались по полу. — Шаржуков, где меч? Отдай мое!
Он начал ловко перебрасывать клинок из руки в руку. Хищная полоска стали, угрожающе сверкая, перепрыгивала из одной ладони в другую. Со стороны могло показаться, что она живая, а Многоликий в красном каэсэсовском комбинезоне безуспешно пытается ее поймать.
— Господи Иисусе, помилуй! — непроизвольно вырвалось у Василия.
Услышав это, Многоликий замер на месте:
— Я слышал о нем. Тот, кто принял смерть за ваши грехи.
Со второго этажа раздался громкий скрип.
Одним движением демон легко спрыгнул с лестницы. На то место, где он стоял секунду назад, с грохотом обрушилась резная тумбочка, вся в вычурных позолоченных завитушках. Удар сопровождался громким треском. Тумбочка развалилась, засыпав лестницу деревянными кусками панелей.
— Шестнадцатый век, — побледневшими губами прошептал Василий. Даже когда жизнь висит на волоске, он продолжал оставаться настоящим коллекционером до мозга костей. — Франция.
— Мимо! — выкрикнул Многоликий. Кутерьма и хаос его откровенно забавляли.
Сверху грозно ухнуло что-то хрустально-фарфоровое. К деревянному крошеву на ступеньках прибавилась груда острых осколков. Кажется, Бормотов метал все, что попадалось ему под руку из антиквариата, а целился, ориентируясь на голос.
— Начало эпохи Тадеуша Дунайского-Кровавого. Венгрия. — Еще немного, и Василия хватит апоплексический удар. — Стоп! Всем стоять. Вот твой меч, — жестом фокусника он отодвинул ширму, закрывающую угол. Там на полу лежал на редкость уродливый сундук, распахнутый настежь, а размерами и формой напоминающий фигуру человека.
— Нашли дурака! — Многоликий остановился у песчаной черты, насыпанной на полу. — В ловушку хотите заманить?! Решили поиграть со мной, уродцы!
— Нет! — Василий отрицательно мотнул головой. — Мы берем ножны и уходим. Их оставим во дворе. Ты забираешь меч, а потом ножны. Нам нужна фора, чтобы уйти.
— Согласен. Будем считать договор заключенным.
Они, пятясь задом, отступали к выбитым дверям. Алексей, скатившийся лавиной по лестнице, присоединился к ним, а на крыльце неожиданно оказался первым.
Многоликий осторожно подошел к сундуку, но не спешил засовывать руку в разверстую, словно у бегемота, деревянную пасть. Он снял со стены длинное копье с широким листовидным наконечником. Нелишняя предосторожность. Таким копьем можно без опаски подцепить и вытащить меч. Кто знает, что на уме у короткоживущих? Люди не раз демонстрировали ему свою хитрость и изворотливость. Но не в этот раз! Не в этом веке!
Коллекционер поднял руку, направив ее в сторону Многоликого, замершего у огромного сундука. Он нажал на пульт, закрепленный на запястье. Раздался тихий щелчок. Из недр деревянного ящика серебристой змеей выметнулось металлическое щупальце с четырехпалым манипулятором на конце. Серебристой лентой оно обвило Многоликого поперек туловища и, одним мощным рывком оторвав его от пола, утянуло внутрь. Крышка, глухо ухнув, захлопнулась за ним, как дверь склепа.
Технические спецсредства задержания двадцать первого века, органично вписанные в средневековый антураж, работали четко, быстро и сбоев не знали.
— В славный саркофаг мы его упаковали, — свистящим шепотом произнес Алексей и тягуче сплюнул прямо на крыльцо. В прихожую он не спешил входить.
— Мы?! — с нажимом насмешливо спросил Василий. — И не в саркофаг, а в «Нюрнбергскую деву».
— Германия? Инквизиция?! — выдал Олег.
— Точно! В десяточку! — коллекционер от удовольствия даже прищелкнул пальцами. — Восемнадцатый век. Самая известная из инквизиторских штучек для еретиков, построенная по принципу контейнера с дверями, выполненного в виде человеческой фигуры, усеянная внутри шипами, пронзающих жертву, когда дверка закрывается. Немного мною доработанная и усовершенствованная. Между прочим, это подлинник, который официально считается уничтоженным в 1944 году во время бомбардировки Нюрнберга.
— Ты думаешь, это все?! — Шаржуков не сводил взгляда с «Нюрнбергской девы». Из одиночной камеры, куда загремел Многоликий, не доносилось ни звука, ни шороха.
— Да! Хотя на первый взгляд слишком просто. Точный расчет — залог успеха! — гордо ответил Василий. — Если сомневаешься, могу открыть!
— Боже упаси! — горячо отказался Олег.
Алексей промолчал, но перекрестился в ставшем для него привычным двухвариантном виде.
— Нет так нет, — покладисто подытожил коллекционер.
Взгляд Василия остановился на лестнице, засыпанной обломками.
— Леха, ты тут кое-что у меня расколотил по скудоумию. Как собираешься чинить? Склеишь?
— Склею! — с жаром уцепился за подсказанную идею каэсэсовец. — Кусочек к кусочку. Осколочек к осколочку. — Надо было переключить внимание хозяина, отвлечь от уничтоженных раритетов. Об изворотливости Бормотова впору было складывать легенды. Он безошибочно выбирал самый оптимальный вариант. — Может, пивка хлебнем? За победу! За удачу! За гениального стратега Василия!
— Можно, — благосклонно кивнул коллекционер. Он на глазах сменил готовый выплеснуться гнев на милость. — После трудов тяжких и опасных грех не отметить победу.
— А что дальше будем делать с этим кренделем Многорожим? — деловито поинтересовался Бормотов. Он всегда был двумя руками за рыночные отношения. — Продадим ученым? Устроим аукцион?
В коллекцию Василия наконец-то попала настоящая жемчужина, и он не собирался с ней расставаться. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
— Иди-ка ты в магазин за клеем, — коллекционер перестал улыбаться. — Купи побольше. Одного тюбика тебе точно не хватит.
— Понял, не дурак! Намек ясен! — хохотнул лифтер. — Где ты прячешь пивные бокалы?! Никогда не думал идти служить к нам, а? Вася, ты ж настоящий каэсэсовец. Тебе цены нет! Я всегда готов дать тебе рекомендацию, друг ты мой дорогой!
