— «Обернутся. Узрят вас и растерзают». Хорошо сказано! — эхом повторил незнакомец, словно пробуя слова на вкус, и прищелкнул языком. — Евангелие от Иоанна, глава двенадцатая. Похвально, что наши офицеры знают на память содержание ТАКОЙ книги. Особенно молодые.

Ему на первый взгляд было под пятьдесят. Или далеко за пятьдесят?

— Ты палатой часом не ошибся? — взъерошился следователь. От неожиданности он забыл, что лично ему дверь открывал магнитным ключом вооруженный сержант военной полиции. Охрана круглосуточно дежурила в коридоре.

— Запись прекратить. Диктофон сдать мне. — Сейчас новый посетитель словно катал во рту стальные шарики. — Что за манера обращаться на «ты» к незнакомым людям?

Жестом фокусника он сунул руку под нос следователю военной полиции. На ладони блеснул жетон с лаконичной гравировкой «КСпН» [Командование специального назначения.] и идентификационным номером. Металлический символ власти в очередной раз оправдал ожидания владельца. Следователя как ветром сдуло со стула. Он поспешно вложил в раскрытую ладонь нового посетителя диктофон-ручку и суетливо шмыгнул в коридор. Все молчком, не поднимая глаз от пола.

— Быстро соображает. — Незнакомец с глянцевой кожей проводил майора взглядом. — Про долг и честь офицера этот хмырь ничего не вещал?

Незнакомец сел на освободившийся стул. Он заметил, что лицо лейтенанта наливается дурным румянцем от злости.

— Прошу прощения за то, что сразу не представился. Меня все зовут Хеймдалль, хотя это не имя, данное мне любимыми родителями при рождении. — Он широко и располагающе улыбнулся, поймав вопросительный взгляд лейтенанта.

— Понимал бы чего этот следователь… «Хеймдалль», я полагаю, это позывной.

— Да. А ваш позывной «Пересмешник».

— Я в курсе, — хмыкнул спецназовец. — Вы тоже пришли по мою душу.

— За ней! — серьезно ответил Хеймдалль, но тут же рассмеялся и добавил: — Шучу. Есть серьезный разговор. В конце концов, дураков вокруг много, а жизнь одна. Возможно, стоит поменять ее? Если получится выйти за пределы собственной скорлупы, человек, для которого слово «долг» не абстрактное понятие, может узнать, что вокруг происходит много интересного. Поверьте, я плохого не посоветую…

* * *

— Ну, у-уроды! — Ветер относил слова, предназначенные отцам-командирам. У двери бара для сержантского состава стоял свежеиспеченный капрал с темными отметинами от содранных лычек мастер-сержанта на выгоревших пристежных погонах штурмовой куртки. — Су-у-уки!

Оружие солдат его отделения проверено, вычищено и сдано в пирамиды оружейной комнаты под охрану. Подчиненные отдыхают. Пора отдохнуть и ему от делов праведных. Примерно в таком порядке мысли сменяли друг друга в коротко стриженной голове Сикиса Торбеке.

Жалобно тренькнул звонок над дверью в бар. Экс-сержант проторенным путем двинулся к стойке. На завсегдатая бара для младшего командного состава никто из присутствовавших не обратил внимания.

Между вторым и пятым заказом коктейля «Взрыв на орбите» он встретил приятеля из мобильно-штурмовой бригады, с которым пару раз ходил в рейды. Йохан Коростыль служил в сводной снайперской группе. Однополчанин осторожно пригубливал какое-то термоядерное пойло из высокого бокала. Его глаза потихоньку сползали к переносице.

«Так и косоглазие можно заработать. Как он потом сможет попадать в цель? Парню надо налить чего-нибудь другого».

Трогательная забота подрывника не знала границ.

Обменявшись рукопожатиями, сослуживцы стали пить вдвоем, потягивая содержимое своих высоких бокалов почти в полном молчании. И так все было ясно. Застолье изредка разбавляли тостами: «За победу!», «За смелых и удачливых!», «За косоглазие врага!». Вот и весь разговор.

Последний тост провозглашали чаще других. Перерыв делали лишь для легкой закуски. После седьмого захода бармену надоело наливать. Его внимания требовали другие клиенты. Он выставил початую бутыль перед еле-еле удерживавшими равновесие собутыльниками. Этот жест служителя Бахуса они встретили одобрительным бормотанием.

Все хорошее заканчивается раньше, чем плохое. Через полчаса бутылка показала донышко, как и портмоне служивых.

В кредит не обслуживали, несмотря на горячие заверения о завтрашнем дне. Бармен, задумчиво протирая стаканы, заметил:

— У господ военных «завтра» значит «никогда».

Шатающаяся парочка вывалились на крыльцо бара для сержантского состава, вися друг на друге. Кто кого поддерживал, определить было невозможно. Да в этом и не было нужды.

Из тени у крыльца выдвинулась другая двойка. Противоположности стремятся на встречу друг с другом. Пьяные в зюзю ветераны чуть не угодили в лапы патруля военной полиции.

Людям в черно-белых шлемах вход в бары был заказан. Даже в неслужебное время и в гражданке их безошибочно вычисляли и выносили на пинках из питейных заведений для армейцев. Что тоже не способствовало зарождению ростков дружбы и взаимопонимания.

Друзья как по команде застыли на верхней ступеньке. Завидев патруль, они передумали спускаться. Снайпер и сапер заботливо придерживали друг друга под локоток. Все внимание и силы уходили на сохранение зыбкого равновесия.

— Нарушаем? — заботливо осведомился ражий детина, ковыряя декоративную брусчатку носком тупого ботинка с армированной подошвой. Судя по нагрудной бляхе, он был старшим военно-полицейского патруля.

— Пошел в жопу! — Храбрости ветеранам было не занимать.

Да, для полицейских бар был неприкасаемым. Приказ командира базы. Военные человечки тоже имеют право отдыхать на полную катушку. В жизни любого военного должны быть место и время, не регламентированные уставами и приказами. Военные психологи были согласны с тем, что надо поддерживать зыбкую иллюзию власти человека над повседневностью.

— Увидимся… — Патруль в черно-белых касках удалился за высокую живую изгородь, окаймлявшую военный бар по периметру.

Очаги отдыха для тех, кто вернулся с задания, специально окружали высокими кустами. Для тех, кто готовится к боевому выходу, не стоит видеть лишний искус. Те, кто отдыхает, не видны тем, кому завтра в бой. Логика. А посередине военная полиция, стоящая на страже порядка.

Плюнув вслед черно-белым, капрал Торбеке, еще утром бывший мастер-сержантом, обратился к другу и собутыльнику:

— Меня надо выбросить на помойку.

— Нет, меня. — Коростыль бережно держал друга-подрывника за плечи, словно боясь, что тот взорвется всей мощностью своего тела, отторгая неуютный окружающий мир.

— Нам обоим место на помойке, — послушно согласился сапер, шаг за шагом спускаясь по ступенькам. В бар возвращаться не было денег. А в отдельном блоке общежития для младших командиров ждала заветного часа припрятанная литровая бутылка НЗ. Плох тот сержант, даже если он уже капрал, у которого нет в заначке огненной воды на черный день. — У тебя было когда-нибудь религиозное переживание?

— Нет! — снайпер был прямолинеен, как угол казармы.

— А я слышу голоса, — пьяным голосом поделился с товарищем подрывник, мужественно преодолевая очередную ступеньку.

— Херня все это, — еле-еле шевеля языком, заявил снайпер. — Чем больше думаешь, тем гаже на душе.

— Вот и я об этом, — не унимался подрывник. — Мне кажется, что злой ангел смерти нашептывает дурное. Изыди! — Сикис истово перекрестился. Оба они стояли на земле, неосторожно покинув обитель неприкосновенности. — Аллилуя! — Подрывник поднял руку, чтобы перекрестить друга.

— Аминь… — эхом раздалось из кустов живой изгороди.

Из высокой поросли возникли две широкоплечие фигуры в черно-белых шлемах.

Короткий треск разряда электрошоковых дубинок подвел итог культурного вечернего отдыха двух ветеранов из мобильно-штурмовой бригады. Через двадцать минут они лежали на холодном полу в камере первичного дознания для временно задержанных гарнизонной гауптвахты базы. Три бетонные стены, четвертая — решетка из толстых прутьев. Скудный интерьер с намеком на практичность.

Первым очнулся сапер и тут же попросил закурить. Ответом был издевательский хохот. Сквозь прутья решетки открывался унылый вид на стол дежурного по комендатуре.

Мордастый рыжий сержант с бесцветными ресницами и красными глазами не соизволил оторваться от кроссворда в армейской газете «За Содружество».

— Закурить не найдется? — еще раз просительно осведомился Торбеке, втайне надеясь найти взаимопонимание.

Бульдог из военной полиции отрицательно мотнул вислыми щеками и, так и не поднимая глаз от военной газеты, показал арестованному кулак. Он на ощупь достал из нагрудного кармана сигару и, смачно откусив кончик, прикурил от массивной зажигалки из резного полированного камня, стоявшей в центре столешницы. Не каждый комбат мог бы похвастаться таким дорогим излишеством, украшавшим казенную мебель. Клубок змей и огонь, вылетающий из их пастей, — это подходило скорее командиру базы, а не сержанту из военной полиции.

Сикис тяжело вздохнул и отвернулся. Курить хотелось очень-очень сильно. Да и на свободу тянуло. Внутри разгорался пожар никотинового голода, перемежаемый отблесками надвигавшегося похмелья. В сумме они подтолкнули организм, нетвердо стоящий на ногах, к поступкам необдуманным и недальновидным.

Товарищ по несчастью валялся в углу камеры и приходить в себя, похоже, пока не собирался. То ли сапер оказался более крепким малым, то ли у него выработался иммунитет к электрошоковым дубинкам, но он уже был на ногах.

Подрывник похлопал, а затем пошарил по карманам. Результат ноль. Все забрали. Осталась цепочка на шее с двумя жетонами-«смертниками» и электронные часы на руке. Немало. Сапер удовлетворенно хмыкнул и засунул руку под погон. Пальцы нащупали мягкую пластину, повторявшую по форме погон. Подрывник смял ее в руках. Податливая масса светло-желтого цвета послушно меняла форму. Пластид — вещь незаменимая. В этом сапер смог убедиться в очередной раз. Скатав взрывчатку колбаской, он снял заднюю крышку с корпуса часов. Вытащил из хронометра батарейку и ногтем аккуратно сковырнул схему таймера. Пара минут — и электродетонатор с десятисекундным замедлителем подрыва был готов.

Он закрепил колбаску под язычком замка, вмонтированного в решетку, окольцевав один из прутьев. Легкий щелчок по микросхеме, и цепь замкнулась. Десять… девять… Сикис отскочил к противоположной стене. Шесть… пять… Он лег на товарища, закрыв его своим телом. Мало ли, вдруг чего не рассчитал. Три… два… Подрывник прикрыл голову руками и открыл рот в надежде ослабить акустический удар. Один…

Ба-ам!

Самоделка сработала на славу. Направленный взрыв вынес замок «обезьянника» и игриво развернул прутья веером. Кусок искореженного железа вдребезги разнес каменную зажигалку и врезался в стену.

Полицейский схватился руками за грудь и захрипел. Хрип перешел в сипение, словно пробитый мяч стравливал воздух. Сержант кулем рухнул на пол и, дернувшись напоследок, затих.

Сапер потряс головой. От взрывной волны привычно заложило уши. Из камеры выходить уже не хотелось. В конце коридора раздавался быстро приближавшийся топот ботинок и знакомый уху лязг оружейных затворов. Протяжно завыла сирена. На базе «сыграли» противодиверсионную тревогу.

Топот приближался. Курить сразу расхотелось…

Прибывший по экстренному вызову врач констатировал у дежурного по комендатуре остановку сердца. Коллеги погибшего полицейского не имели медицинского образования и молниеносно поставили задержанным свой диагноз: «обширные ссадины и кровоподтеки мягких тканей тела, а также обширные ушибы жизненно важных внутренних органов».

Коростыль, потерявший сознание возле бара, пришел в себя через двое суток, но уже в камере для осужденных. Промежуточную станцию «временно задержанные» он пропустил. Судьба подхватила приятелей-собутыльников и теперь мчала их со скоростью экспресса на магнитной подушке. Поезд, на который они по дури сели, ненадолго притормозил на станции «осужденные» и теперь собирался отправиться в тупик с глухой стенкой.

…Снайпер смог открыть лишь один глаз, и то с трудом. Второй заплыл от синяка и смотреть на мир не мог. Он попытался сфокусировать зрение на двух смазанных человеческих силуэтах. Они инородными пятнами выделялись на сером фоне камеры.

Одна из фигур шагала из стороны в сторону, не в силах устоять на месте, и безостановочно тараторила. Голос принадлежал саперу:

— Мы на все согласны. Если понадобится нырнуть в канализацию, нырнем!

— Вам там как раз самое место. — Второй голос был снайперу незнаком и симпатий не вызывал. — Обоим.

— Где я? Кто здесь? — попытался прояснить ситуацию Коростыль.

— А! Спящий красавец проснулся. — Сейчас вторая фигура обращалась к мастер-сержанту. — Повезло тебе, что сетчатку не отбили, а то бы так здесь и остался. Канителишься тут с вами. А стоит ли?.. Сможете?

— Конечно! Оправдаем доверие, — зачастил сапер. — Мы готовы хоть куда. В самое пекло!

— Ну, это легко устроить. Скоро у вас откроются новые горизонты. Небо с овчинку покажется. Обещаю…

* * *

У всех есть мечта. Военные мечтают о новом оружии. Конструкторы средств уничтожения себе подобных мечтают «отжать» побольше денег на разработку. И те и другие мечтают. А когда грезы не воплощаются в жизнь, начинаются взаимные обвинения…

— Кто выпросил на командно-полевые учения с боевой стрельбой экспериментальную партию боевых экзоскелетонов? Кто, я вас спрашиваю?! — брызгая слюной, гневно вопрошал главный конструктор прототипов. Он стоял в окружении инженеров конструкторского бюро и многочисленных ассистентов. — А у вас просто украли уникальное, не имеющее аналогов оборудование! Увели из-под носа. Сказками о пожаре, в котором все сгорело дотла, прикрыли свои шкуры от наказания. Это какая должна быть температура, чтобы даже болтика не осталось?!

— Вы прекрасно знаете, что это была идея КСпН. Они напрямую подчиняются Председателю Содружества. И больше никому. Сухопутные войска отдельно, каэспээновцы сами по себе. — Представитель армии, генерал-лейтенант, плотный, кряжистый, тяжелый, как свинец, затянутый в темно-зеленую ткань формы, наливался дурной кровью. Кожа начала краснеть от воротника на форменной рубашке, быстро переползая на лысую голову. — На все у вас есть уважительные причины! А вот результата у вас нет! Только отговорки, оправдания.

— Результат был! Потребуется еще время на производство и доводку новой партии.

— Вы не поняли, что я сказал? Армия в пропаже не виновата. Мы за каэспээновцев не отвечаем.

— А-а! Все-таки пропажа! — Главный конструктор подскочил к генералу и бесцеремонно начал тыкать того в грудь тонким пальцем с обгрызенным ногтем. — Ассигнование урезали на проект. И еще чего-то хотите. Быстрее! Выше! Сильнее! Изготовить через месяц! Чего еще изволите?!

Скорее всего, генерал бы изволил, чтобы у конструктора отросли рога и копыта, а сам бы он провалился в тартарары сдавать зачет по преодолению полосы препятствий посреди океана расплавленной лавы.

Офицер с надеждой посмотрел на пол под ногами гражданского оппонента. С полом было все в порядке: ни трещин, ни запаха серы. Мимолетное яркое видение, навеянное «чего еще изволите?», померкло и рассеялось, словно мираж в пустыне.

От взаимных обвинений быстро перешли к оскорблениям.

— Не морочьте мне голову каэспээном. Вы все, в погонах, одним миром мазаны, — верещал ученый, брызгая слюной и тряся сухонькими кулачками перед перекошенным лицом военпреда. — Вы все, как из одного инкубатора. Лощеные штабные шаркуны! Только невыполнимые задачи ставить мастаки да каблуками щелкать. Бегемоты толстомордые!

Последние слова он сказал зря. Конструктор погорячился. Ни «лощеным», ни «шаркуном» генерал не был. Свои красные лампасы и шитые золотой нитью погоны с зигзагом он честно выслужил, пройдя все ступени: от рядового пехотинца до генерала. Пареньку с захудалой планеты, вращавшейся на окраине Содружества, жизнь ничего не преподносила на блюдечке. Все приходилось выгрызать самому, доказывая образцовой службой, на что он способен. Приходилось и гореть, и тонуть, и голодать в окружении. А вот с «бегемотом», да еще и «толстомордым», — удар ниже пояса. При одном взгляде на квадратную оплывшую фигуру старшего офицера, словно вырубленную пьяным плотником из дубовой колоды, возникали ассоциации с большим и опасным животным. Последователь учения о реинкарнации мог бы и согласиться с конструктором, что генерал был в прошлой жизни бегемотом или станет гиппопотамом в следующей.

Хваленая армейская выдержка дала трещину.

— Просто у меня кость широкая! — Офицер набычился и съездил по уху склочника, посягнувшего на честь мундира и лично его внешний вид.

В последний момент яйцеголовый попытался увернуться, но реакция у гражданских не та. Жалобно звякнули о пол стеклышки очков с тонкой, под золото, оправой. Осколки веером брызнули в разные стороны.

Конструктор взвизгнул и вцепился руками в мощную шею генерала. С таким же успехом можно было бы попытаться задушить заводскую трубу. Бело-зеленый клубок из двух сцепившихся тел разняла свита ассистентов и адъютантов. Помощники высоких договаривающихся сторон с большим удовольствием понаблюдали бы за битвой титанов и дальше. Но чутье людей, доведенных начальством до состояния покорной угодливости, подсказывало, что запоздалый гнев руководства потом выльется на их головы.

Генерал стряхнул с себя руки офицеров-порученцев. Он сжимал в кулаке белый лоскут: нагрудный карман халата, выдранный с мясом. Бросив трофей на пол, военпред, отдуваясь, прошипел:

— Сроку тебе два месяца. На все про все: доводку и отладку. Иначе сам побежишь в атаку, с калькулятором наперевес. Это я тебе обещаю!

Развернувшись на каблуках, он направился к выходу из ангара, где находились испытательные стенды с новыми образцами вооружения, на ходу потирая шею.

— Шагай-шагай! Раз-два! Ножками топ-топ, — зло прошипел вслед ученый.

Он сжимал в потном кулаке оторванную красно-золотую петлицу с торчащими обрывками ниток и, близоруко щурясь, буравил взглядом удалявшуюся тумбообразную фигуру.

— Понимал бы чего, солдафон!

Последнее слово осталось, как всегда, за наукой.

За перепалкой, переросшей в схватку, наблюдал неприметный человек, стоявший особняком. От грубого начала до бесславного конца. В общей сваре он не принимал участия. На нем была куртка-жилет техника с множеством карманов и широкий пояс с подвешенными к нему инструментами. На ногах красовались высокие армейские ботинки, начищенные до зеркального блеска. В них были заправлены зеленые штаны от повседневной военной формы. На голове ладно сидело кепи с эмблемой Консорциума, обмятое по углам, как у сержанта не первого срока службы. Такой наряд сыграл на руку любителю смешения стилей. Он достиг своей цели: оставаясь на виду, не привлек внимания ни одной из противоборствующих группировок.

Военные посчитали его сотрудником конструкторского бюро. Инженеры проигнорировали его присутствие, принимая за одного из свиты главного военпреда. Какой нормальный человек будет тратить столько времени, полируя обувь до появления собственного отражения? Исключительно армеец. Дитя бессмысленных казарменных правил.

«Где два месяца, там и все четыре, если не больше. Немало. Оно и понятно — какой спрос с ученых? — Неизвестный снял с головы кепи и провел ладонью по абсолютно лысой голове с неестественно блестевшей кожей. — Да и эти, в форме, тоже хороши: чуть что — «мы не виноваты».