— Сергей Александрович, мне кажется, что вы несколько утрируете двойные стандарты китайского правительства, — произнёс Морозов.

— Не скажите. Генерал Не Шичэн, начальник кавалерии в Чжили, весьма сочувствующий русским и имеющий при себе военным советником лейб-гвардии Гусарского полка полковника Воронова, решил не допустить приближения боксёров к Тяньцзину и сжег несколько китайских деревень между этим городом и Пекином за то, что их население присоединилось к мятежникам. И что мы имеем? — подполковник сделал паузу и продолжил: — Императрица Цин выразила ему свое крайнее неудовольствие за слишком суровые и строгие меры в отношении «увлекающихся патриотов», что не помешало правительству уволить генерала Чэнь Хунбао, командующего военными силами в Баодинфу, за то, что он допустил возмущение в своем округе. Это разве не говорит о том, что китайское правительство явно ведёт двойную игру?

— Это разовый случай, и по нему не надо делать поспешные выводы. Не так ли, Тимофей Васильевич? — обратился ко мне капитан.

— Не могу сказать чего-то определённого, так как не владею информацией по этому вопросу, — ответил я Морозову.

— Извините, господа, но в последнее время императрица Цин наказывает как тех, кто поддерживает боксёров открыто, так и тех, кто их преследует слишком энергично, как генерал Не. Между тем китайское правительство не принимает решительно никаких мер к ограждению иностранцев и препятствует им взять это дело в свои руки. Английский консул в Тяньцзине настойчиво требовал у правления Императорской Китайской железной дороги дать поезда для интернационального десанта, но пекинское правительство отказало в этом на том основании, что несколько станций сожжено и что поезда не смогут дойти до Пекина. Разве это не двойная игра, господа? — Рашевский, закончив говорить, резким движением опрокинул остатки виски с содовой в рот.

— Я думаю, что адмирал Сеймур наведёт порядок. Сил у него достаточно, — произнёс капитан Морозов.

— А я так не думаю, дорогой Виталий Викентьевич. Полковник Вогаку восемнадцатого мая сумел провезти по железной дороге в Пекин международный десант из русских, французов, англичан, американцев и итальянцев и возвратился в Тяньцзин. Но это был последний поезд. Железнодорожный путь испорчен боксёрами, дорога не восстановлена. Экспедиция адмирала Сеймура двадцать восьмого мая на трех поездах вышла в сторону Пекина. Вчера к ним вышел еще один поезд. И всё! Никаких сведений от них больше нет, — подполковник раздражённо прикурил папироску и продолжил: — Телеграфное сообщение с Пекином уничтожено боксёрами. Телеграммы передаются кружным путем, причем китайские телеграфисты не принимают шифрованных депеш. Какая ситуация в Пекине в данную минуту, невозможно сказать, но можно предположить, так как число боксёров растет гигантскими темпами, и восстание охватило всю Чжилийскую провинцию. Мятежники угрожают уже Пекину и Тяньцзину. Их количество уже превышает десятки тысяч. И что будет, если они в порыве ярости и фанатизма ворвутся в наши концессии?

— Сергей Александрович, неужели дела так плохи? Признаться, в Шанхае всё спокойно… — Морозов с удивлением посмотрел на подполковника.

— Виталий Викентьевич, я только что узнал, что китайская императрица издала тайный указ по войскам, чтобы они никоим образом не вступали в бой с боксёрами, а только осторожно заставляли их сборища расходиться. А что дальше — совместное выступление боксёров и китайских войск? Если это произойдет, то наши и другие европейские миссии в Пекине и Тяньцзине будут уничтожены. Как бы мы ни относились к боевым возможностям китайских войск и ихэтуаней, но нас слишком мало в Чжилийской провинции. В общем, сейчас может легко повториться тяньцзинская резня одна тысяча восемьсот семидесятого года.

— И что же делать? — как-то потерянно спросил Морозов.

— Позавчера адмирал Алексеев получил Высочайшее повеление о посылке в Пекин десантного отряда сухопутных войск с артиллерией. Вчера рано утром артиллерия, казаки, саперы и весь двенадцатый Восточно-Сибирский стрелковый полк были посажены на суда: броненосцы «Наварин» и «Петропавловск», крейсер «Дмитрий Донской», канонерки «Отважный», «Гремящий», «Манджур» и «Бобр» — и отправлены в Тяньцзин. Сегодня с утра они должны быть на месте.

— И каковы силы? — поинтересовался я.

— Экспедиционный отряд, под общим начальством полковника Анисимова и при офицерах Генерального штаба подполковниках Илинском и Самойлове, состоит из двенадцатого полка, четырёх орудий второй батареи Восточно-Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона, Квантунской саперной роты и шестой сотни первого верхнеудинского казачьего полка. В двенадцать часов все суда эскадры, принявшие экспедиционный отряд, снялись с порт-артурского рейда и ушли в Таку. Начальником эскадры был контр-адмирал Веселаго, — ответил Рашевский.

— Слава богу, — размашисто перекрестился Морозов. — Надеюсь, этих сил и десанта адмирала Сеймура хватит, чтобы подавить восстание.

— Хотелось бы, господа, — подполковник задумчиво уставился перед собой. — Если боксёры упустили время для нападения на Тяньцзин, когда в нем еще не было наших войск, то как бы и мы не потеряли слишком много времени и не дождались того дня, когда китайцы, увлеченные боксёрами, провозгласят священный поход против «заморских чертей». Вот тогда европейские державы будут вынуждены начать военные действия в полную силу. К чему это приведёт — трудно представить. Господа, вы прекрасно представляете, что возмущения на религиозной и фанатической почве всегда сопровождаются крайним упорством, жестокостью и необыкновенным кровопролитием. Я не сомневаюсь в окончательной победе соединенного европейского оружия, но если придется иметь дело с сотнями тысяч фанатиков, которым нечего терять, то как бы ни пришлось заплатить за победу очень дорогой ценой. Война с ордой диких изуверов опасна, как гидра, у которой на место одной отрубленной головы сейчас же вырастают две новые.

Слушая подполковника Рашевского, я краем глаза заметил через проём входа в кабинет знакомую фигуру. Повернув голову, я убедился, что не ошибся.

— Сергей Александрович, извините, что перебиваю. Господа, прошу вашего разрешения пригласить за стол моего старого знакомого, — я показал рукой на полноватого китайца, который в этот момент в зале ресторана распекал официанта.

— Так это же господин Тифонтай, — произнёс Рашевский. — Четырнадцатого мая он был на балу у адмирала Алексеева. Говорят, что он какой-то вновь пожалованный китайский генерал.

— А я слышал, что он хозяин этого заведения и многих других в Порт-Артуре и Дальнем, — внёс свою лепту Морозов.

Я чуть не поперхнулся от этих новостей и, еле сдерживая улыбку, произнёс.

— Мне он известен как хабаровский купец Цзи Фэнтай, который, получив российское подданство, стал Николаем Ивановичем Тифонтаем. Признаюсь, что давно жду от него известий об одном важном для меня деле.

— Я думаю, не будет ничего зазорного, если господин Тифонтай посетит наш стол, — произнёс Рашевский, а Морозов согласно кивнул головой.

После этого я покинул стол и вышел в зал ресторана.

— Николай Иванович, очень рад вас видеть, — громко произнёс я в спину купца.

Услышав мой голос, Тифонтай замер, потом медленно повернулся. На его лице выражения менялись каждую секунду. Удивление, неверие, досада, что-то ещё. Вот только радости я не увидел.

— Тимофей Васильевич?! — купец сделал паузу. — Извините, если обратился непозволительно.

— Ну что вы, Николай Иванович, какие могут быть условности между старыми знакомыми. Прошу вас к нашему столу, — я сделал приглашающий жест в сторону кабинета.

— Весьма благодарен, Тимофей Васильевич. Кстати, вы получали моё последнее письмо по Гирину? Я его направил чуть больше двух месяцев назад.

— Вернее всего, мы с ним разминулись. Но зачем письмо, если есть человек, написавший его. Чуть позже расскажете, Николай Иванович.

— Хорошо, Тимофей Васильевич, — с этими словами Тифонтай проследовал мимо меня, направляясь в кабинет.

Степенно поздоровавшись и познакомившись с господами офицерами, купец по приглашению Рашевского, как старшего по званию, опустился на указанный стул за столом. Не успел я занять своё место, как в кабинет буквально влетел официант-бой, которому Тифонтай отдал распоряжение принести лучшего шампанского.

— Господа, я, надеюсь, вы не будете против продегустировать отличное французское шампанское? Это будет не шанхайский розлив, — с улыбкой произнёс купец.

Дождавшись одобрительных ответов от подполковника и капитана, Тифонтай обратился ко мне.

— Как вижу, Тимофей Васильевич, вы не изменяете своим вкусам. Всё тот же вишнёвый ликёр.

— Да, Николай Иванович. Вы же знаете, крепкие напитки не люблю, а вот ликёром иногда можно побаловаться.

— Распоряжусь, чтобы вам доставили с дюжину бутылок. Куда прикажете? — спросил купец.

— Экий вы хитрец, Николай Иванович. Я следую на пароходе «Херсон» во Владивосток. По расписанию пробудем в Порт-Артуре трое суток.

— Я всё понял, Тимофей Васильевич.

— Господа, а не расскажете, где вы познакомились? — с явным любопытством, подогретым спиртным, произнёс капитан Морозов.