Служанка еще что-то рассказывала, но Клеон уже не слушал. Внутри будто оледенело все: «Опоздали! Не успели уйти!» Взлетел по лестнице к комнатушке, где спала любимая, бросился к ее постели.

— Танита, вставай! Они уже знают, ищут нас!

Потребовалось десять минут на то, чтобы покинуть постоялый двор. Прямо перед носом отряда стражников, неторопливо идущих от базарной площади. Первый, офицер в плаще с лиловыми гиацинтами княжеского герба, подозрительно уставился на парочку. И закричал вдогонку:

— Эй, стоять!

Теперь все решала резвость скакунов.

«Галопом», — шепнул Клеон, не оборачиваясь. Благо, отроги Моннора зеленели прямо перед ними.

— Это они, ваша милость, они, ей-богу! Все как в описании! — летели в спину крики солдат.

— Сам вижу, что они! Лошадей, быстро!

— Уйдут же, лешаки окаянные! Разрешите из арбалета стрельнуть?

— Идиот, в девушку попадешь!

Дальше Клеон слышал только свист ветра в ушах. Стрелять вдогонку солдаты не решились, и это было замечательно. Фора в несколько минут решила исход погони. Беглецы неслись галопом, не разбирая пути, по засаженным чем-то огородам, стерне, лугу, сбегающей со склонов рощи. Лишь когда подъем начал становиться круче, а деревья обступать все теснее, перешли на рысь. А затем и на шаг.

Бывать раньше в горах Клеону не доводилось. Обрывы, теснины, нагромождения скал, старые буреломы, прикрытые плющом предательские расселины — все это мало походило на буколические пейзажи придворных рисовальщиков. Лошади спотыкались, оскальзывались, испуганно шарахались, то и дело, теряя опору. Приходилось петлять, поворачивать то влево, то вправо, объезжать препятствия, выбирать путь. И при этом следить, чтобы не хлестнула ветвь по лицу любимой, чтобы острый, как клык, сучок не поранил девушку.

Погоню они увидели лишь раз. Выбрались из дебрей на пологий, безлесный горб и вдруг обнаружили далеко внизу кавалькаду вооруженных всадников, переходящих вброд горный ручей. Бело-лиловый плащ командира сомнений не оставлял — это их преследователи. Слава богу, солдаты были слишком заняты переправой, никто не удосужился задрать голову повыше. А Клеон и Танита поспешили ретироваться в ужасную, но все же спасительную чащу.

— Как думаешь, они нас смогут выследить?

Выследить? В этом Клеон почти не сомневался, ведь рядом с солдатами вертелось несколько псов. Рано или поздно выследят, главное, чтобы поздно. Сейчас парня заботило не это. Судя по всему, они попали в самую сердцевину Моннора. Теперь нужно быстрее перебраться на другую его сторону. Пока никто не встретился на пути. Никто и ничто.

Моннор. Что он знал достоверно об этом кусочке земли? Пожалуй, меньше, чем о звездах. Полоса гор длиной в без малого семьсот миль. На юге она тянулась почти до побережья Альменского моря, на севере расширялась, уходя к западу, к мысу Эш. Старинные легенды рассказывали, что северный Моннор — одно из мест, не доделанных Мастерами. Что неприступен он ни с суши, ни с моря. Что ни одна живая душа не бывала в его сердце.

Впрочем, любой священник объяснит, что легенды — лишь глупые байки. Мир и все, что есть в нем, сотворил Бог, Единый и Всемогущий. А те, кто именовал себя Мастерами, — всего лишь зловредные колдуны, пытавшиеся испортить божье творенье и сброшенные за это в Тартар. Проповеди священников звучали убедительно. Но Клеон что-то не слыхал о людях, которым довелось побывать в северном Монноре. Да и южный, близкий — от Райнора за полдня доскачешь — и вполне доступный, хранил немало загадок…

— А у нас гости!

Четверо незнакомцев внезапно заступили путь, заставив лошадей шарахнуться и заржать испуганно. Всклокоченные волосы, бороды до самых глаз, наглые, ухмыляющиеся рожи. И все при оружии. У кого палаш на перевязи, у кого — заткнутый за пояс топор. А один с внушительного размера рогатиной.

— Куда путь держите, мил человеки? — насмешливо поинтересовался крайний слева, при палаше и с проседью в бороде. По всему видно — главный в этой компании.

— В Везенну удирают, не иначе, — тут же предположил стоящий прямо на пути у Таниты одноглазый крепыш.

— Да? Так у нас тут застава. Проезд оплатить нужно.

Клеон скрипнул зубами. Разбойнички. Вот угораздило! Если отдать золото, как тогда попасть на корабль гильдии? Рука сама собой легла на эфес. Один против четверых… Эх, будь он учеником фехтовальщика, а не астролога… Танита его жест заметила, покачала головой. И потянулась к притороченной к седлу сумке. Наверное, она права. Сейчас главное — выбраться из Моннора.

— Мы заплатим. Правда, денег у нас нёмного.

— Эт мы сейчас увидим, лапушка. — Одноглазый решительно шагнул к девушке, схватил ее лошадь под уздцы. — Слезайте пока что.

— Зачем? Берите деньги, и мы поедем своей дорогой. — Клеон тронул коленом бок лошади, заставляя сделать пару шагов. Оттеснить наглеца.

— Аюшки? Ты кто такой, чтобы командовать? Мы стража здешней заставы, так что слезай живо!

Главарь продолжал стоять на месте, разглядывая парня. Зато остальные двое двинулись следом за одноглазым. Один, самый шустрый, быстро вырвал сумку из рук девушки, запустил в нее пятерню.

— Золотишко есть, Греко. Не так много, но за проезд двоих, пожалуй, хватит.

— Э, нет. — Главарь отрицательно покрутил голо-; вой. — За проход двоих хватит. Провоз лошадей тоже денег стоит.

— Так, может, у них еще есть? — тут же встрял одноглазый. Уставился на Клеона. — Платишь, парень? Или пешочком потопаете.

— Лошадей мы не отдадим, — поджав губы, решительно возразила Танита. — Нам же без них живьем из леса не выбраться.

На какое-то время над полянкой повисла тишина. Разбойники думали над словами девушки? Наконец главарь тяжело вздохнул, кивнул, соглашаясь.

— Правду говоришь, лапушка. Не выбраться вам отсюда. Зверья развелось! Только и ищут, кого бы задрать.

Одноглазый подхватил:

— Жалко, если такая красотка медведю на ужин достанется!

А четвертый из разбойников, здоровенный молчун с рогатиной, вдруг шагнул к девушке, протянул руки и бесцеремонно ухватил ее за бедро:

— Не надо медведь! Отдайте Бубо. На углях пожарю. Вкусно, как молодая коза, будет.

Танита дернулась, высвобождаясь из растопыренной пятерни под дружный хохот остальных разбойников.

— Пошел вон! Мы ее сначала по-другому употребим. Не ты один проголодался!

Девушка ошеломленно вертела головой, пытаясь разобрать, шутят они или говорят всерьез. А Клеон отчетливо понял: их не отпустят. Разбойники с самого начала не собирались их отпускать. Тянули время, играли. Больше не колеблясь, выдернул палаш из ножен, скакнул вперед. Главарь то ли не ожидал от него такой прыти, то ли чересчур увлекся игрой. И дернуться не успел, как острие клинка прижалось к его шее.

— А ну все назад! Прочь от девушки! Не то мигом вашего дружка укорочу!

Теперь разбойники уставились на него. Клеон боялся, что кто-то из них попытается причинить вред девушке. Но нет, все четверо застыли неподвижно. Правда, одноглазый и не собирался выпускать из рук поводья.

— Греко, а ить он и правда тебе голову снять может.

— А то! Вишь, какой горячий. Ниче, остынет.

Клеон хотел ответить что-то резкое. Не успел. Сзади тренькнуло и тут же ударило под левую лопатку, обожгло спину. Задохнувшись от боли и удивления, дернулся было обернуться. Тут же вспомнил о главаре, тот успел отскочить подальше от дрожащего лезвия. Попытался дотянуться, сделать хоть что-то… Но в глазах уже темнело от боли, лес завертелся, ухнул куда-то в сторону…

…Танита обернулась на сдавленный вскрик любимого. И застыла, не в силах отвести взгляд от длинной, с рыжим опереньем стрелы, торчащей из его спины. «О боже…» — успела прошептать. Хотела рвануться, подхватить падающего с лошади парня. Но сильные, грубые руки уже поймали за пояс, выдернули из седла.

— Пуст… — Шершавая, вонючая ладонь зажала рот, мешая крикнуть, позвать на помощь.

Бубо держал ее на весу, не напрягаясь. Танита пыталась лягаться — лишь пяткам больно стало. Тем временем одноглазый схватил под уздцы и вторую лошадь, потащил их куда-то в кусты. А главарь наклонился к лежащему ничком Клеону, резко выдернул стрелу, принялся распутывать тесемки на куртке.

— Кольчужка недурственная. Жаль, дыру заштопывать придется. Малыш, ты что, не мог в голову целиться?

— А мне интересно было между железками на жилетке попасть.

Разбойников было не четверо, а пятеро! Тот, кого назвали Малышом, ловко, словно рысь, спрыгнул с дерева, нависающего над поляной. Приладил за спину лук и неторопливо направился к пленнице. Этот был моложе остальных. Темная бородка едва пробивается, нос с горбинкой, узкие губы, прикрытые реденькими еще, юношескими усами. А карие глаза смотрят нехорошо, жестоко.

— Греко, дай девку побаловаться.

Он резко выдернул из чехла длинный охотничий нож, взвесил на ладони…

— Эй, сучье племя, что вы тут безобразничаете?!

Новый голос, раздавшийся на поляне, был глухой и скрипучий. Но разбойники дернулись, услышав его, будто от раската близкого грома. Разом повернули головы. Танита повернуться не могла, только глаза с косила.

Под деревом, с которого минуту назад спрыгнул лучник, стояла старуха. Древняя, согнутая чуть не вдвое, в рваных, давно потерявших цвет юбке и кофте. Седые космы торчали из-под несуразного чепца. Одной рукой бабка опиралась на клюку, другой придерживала вязанку хвороста за спиной.

— Недоделанный, отпусти девчонку. А ты, молокосос, ножичек спрячь, нечего им вертеть.

Малыш подчинился тут же. Танита и моргнуть не успела, как нож был снова в ножнах. И руки разбойник спрятал за спину, будто нашкодивший шалопай. Бубо соображал хуже, потому руки не убрал, лишь чуть ослабил хватку. А главарь, сжимающий в руках снятую с Клеона кольчугу, заговорил примирительно:

— Зачем ты приплелась сюда, старая? У тебя свой заработок, у нас — свой.

— Заработок… — зло сплюнула бабка. — Золотишко отобрали — ладно. А девку зачем мучаете?

— Ей в лесу по-любому смерть. А так — ребяткам развлечение будет.

— Смерть ей или нет — не твоя забота. А развлеченье я вам устрою. Прямо на этом месте развлекаться будете. Долго, пока Моннор стоит! — Старуха даже клюкой пристукнула грозно. — Пошли с глаз моих долой, выродки!

Ни шустрого, ни лучника на поляне уже не было. После слов старухи и Греко метнулся в заросли, что твой заяц. До Бубо тоже дошло. Разжав объятия-клещи, подхватил свою рогатину и, смешно подпрыгивая, засеменил вдогонку за дружками.

Танита, почувствовав свободу, тут же бросилась к любимому.

— Родненький мой, ты меня слышишь? Ну пожалуйста…

Клеон с трудом приоткрыл глаза.

— Та…

Попытался ответить, но на губах только пена кровавая пузырилась. Так и не смог ничего сказать. Лежал, а глаза медленно гасли, закатывались.

— Клеон, любимый, не умирай, пожалуйста…

Девушка принялась судорожно искать жилку на шее любимого. Не получалось. Отчаявшись, оглянулась на старуху.

— Он… умер?

— Конечно, умер. Стрела прямехонько в сердце угодила. Малыш — лучший стрелок в здешних местах. С двадцати шагов промахнуться никак не мог.

Танита всхлипнула. Вот и все… Конец всем их планам. Недалеко же они успели убежать! Значит, правду говорят, от судьбы не уйдешь…

Нет! Она от своего не отступит!

Осторожно провела пальцами по векам любимого, закрыла закатившиеся глаза. Наклонившись, поцеловала в безответные теперь губы. А затем разжала его ладонь, вынула палаш. Повернула лезвием к себе, потрогала кончик. Острый! Это хорошо. Больно будет недолго.

Старуха, молча наблюдавшая за ней, проскрипела:

— Что задумала, девонька? Порешить себя, никак?

— Я за ним пойду. Живыми вместе быть не получилось, будем вместе мертвыми.

— Вишь, как ты его любишь. Жизнь свою взамен его отдала бы, не задумываясь.

— Не задумываясь!

— А на то, что страшнее смерти, согласилась бы?

— Разве есть что-то страшнее, чем смерть?

Старуха скрипуче засмеялась.

— В нашем мире есть многое, что страшнее, чем смерть. Можно умирать и рождаться заново сколько угодно. В нашем мире любой может стать богом. Если знает — как!

— Ты еретичка! — Танита даже палаш опустила. — Бог — один, Единый и Всемогущий. Он сотворил наш мир и…

— Не шуми. Поблизости нет священников, никто не уличит в святотатстве. — Беззубый рот бабки расплылся в улыбке. — Наш мир придумали и сделали Мастера. Ну, не об этом сейчас речь. Ты хочешь, чтобы твой любимый жил долго и счастливо? Правда, без тебя.

— Да! Но это невозможно…

— Возможно. Если ты готова отдать больше, чем жизнь, в качестве платы. Согласна?

Танита сглотнула подступивший к горлу комок. Старуха наверняка была либо ведьмой, либо сумасшедшей. Либо и то и другое одновременно. Но если в ее словах есть хоть малое зернышко истины… Отдать больше, чем жизнь? Что же это за плата? Вечные муки в Тартаре? Но Клеон будет жить долго и счастливо!

Девушка упрямо стиснула губы.

— Согласна.

В зрачках старухи блеснули зловещие огоньки. Она проворно отбросила клюку, уронила на траву хворост. Распрямилась! Полноте, была ли она такой уж древней?

— Тогда встань! Брось эту железку.

Девушка покорно поднялась.

— Стань так, чтобы твой милый лежал между нами. Возьми меня за руки. Смотри прямо в глаза и повторяй слово в слово! Готова? Назад пути не будет.

— Я готова.

— Стало быть, начнем… — Глаза ведьмы вспыхнули огнем. Вскинув подбородок, она зычно выкрикнула. — Аш!

Танита не знала, слова какого языка они произносят. Да и были это не слова — отдельные, не имеющие смысла возгласы. Но на третьем земля под ногами ощутимо вздрогнула. Мир вокруг начал блекнуть, гаснуть. И звуки затихли. Лишь гремел в ушах четкий голос старухи. Как он мог показаться скрипучим и глухим?

Старуха смотрела не мигая. И не было сил оторвать взгляд от карих? зеленоватых? серых? наливающихся голубизной? — глаз. Не было сил разжать пальцы, выдернуть из ее сильных, цепких рук. Мышцы напрягались сами собой, деревенели, а кожа начала нестерпимо зудеть, гореть огнем. Танита уже не чувствовала ступни ног, голени, бедра, всю нижнюю часть тела. Уже не видела ничего вокруг…

Ведьма замолкла. Заклятье было произнесено полностью. Танита ждала, что молния пронзит ее от макушки до пят, низвергнет в Тартар сквозь расколовшуюся землю. Но мир уцелел. Перестал дрожать и расплываться. Начал вновь заполняться привычными красками и звуками.

А в следующий миг с изумлением и ужасом она поняла, что держит за руки не старуху — молодую девушку… Себя саму! Ее лицо, ее волосы, ее одежда… Вторая Танита улыбнулась, подмигнула. И отвела наконец взгляд. Девушка быстро опустила глаза. Клеон исчез! Даже следов крови на траве нет, только валяется чуть в стороне бесполезный палаш. Она попыталась спросить, выдавить из горла хоть звук… Но вместо звука стремительно накатила тошнота, и Танита-первая ощутила, что проваливается в бездонную, черную, все быстрее вращающуюся воронку…

Четыре часа спустя на поляну выскочили собаки. И замерли. Здоровенные желтые псы, натасканные травить волков и поднимать из логова медведя, поджали хвосты, жалобно заскулили, попятились обратно в заросли.

Еще минут через пять подоспели люди. Солдаты, встревоженные поведением собак, приготовились к бою. Обнажили мечи, выставили вперед пики. Они думали, что готовы к любой неожиданности. Но то, что увидели…

Посреди поляны возлежал огромный, невиданный зверь. Короткая черная шерсть отливала серебром, будто лунные блики-играли на ней. Мощные лапы расслабленно распростерлись в траве. Но кончики когтей, то и дело выныривающие из мягких подушечек, не оставляли сомнения — одного удара достаточно, чтобы свалить замертво всадника. Вместе с конем. Огромные, как две желтых луны, глаза смотрели на людей, не мигая. И был в этих глазах могильный холод. И смерть дышала из алой пасти с поблескивающими клыками. Каждый — длиною в ладонь взрослого мужчины.

А рядом со зверем сидела девушка. Та самая, которую они искали. Молоденькая леди Ченгри, невеста князя.

Лошади захрипели и стали рвать поводья, увидев чудовище, так что солдатам пришлось спешиться, увести их прочь. Как и собак. Те, кому поручили животных, считали себя счастливчиками. Остальные жались за спины друг друга, не рискуя выйти на открытое место. Испуганно поглядывали на офицера.

— Ваша милость, ить это ж Лунный Зверь Мастеров, не иначе. Точно как в сказке…

— Спрячь свой поганый язык, пока я его не отрезал! Просто черная пума-переросток.

— Да разве ж пумы такие бывают. Это чудище медведя вмиг задерет…

— Рот закрой! Прикончить его нужно, и все дела. Ну, кто не трус? Пять золотых на выпивку даю.

— Мало удовольствия от золотых, когда в такую пасть угодишь.

Один из арбалетчиков решился. Высунулся из-за дерева. Зашептал:

— Ваша светлость! Сидите смирно, не двигайтесь! Сейчас я его достану.

Девушка вскинула голову. И вдруг выкрикнула:

— Не сметь трогать моего Зверя! Он спас меня, защитил от разбойников.

Солдаты растерялись. Переглядывались удивленно, то и дело косились на своего начальника. В конце концов офицер заметил осторожно:

— Леди, это дикое животное. Вам опасно находиться так близко от него…

— Меня он не тронет, — дерзко вскинула подбородок девушка. И, как доказательство, положила ладонь на голову чудищу. Погладила нежно. Тот вильнул кончиком длинного, такого же серебристо-черного хвоста и даже глаза прищурил от удовольствия. Впрочем, лишь на мгновение.

Офицер тихонько прокашлялся.

— Извините, госпожа… А тот человек, который похитил вас… Где он?

— Тот трус? Да он сбежал, едва завидел разбойников. Вон даже саблю свою бросил. Сейчас, должно быть, уже в Везенне. Да хоть в Тартаре! Слышать о нем не хочу.

— В таком случае… Вам следует вернуться в Райнор. Его величество и ваш отец волнуются.

— Разумеется, я еду в Райнор! Куда же еще.

Офицер перевел дух. Кажется, ответственное поручение удастся выполнить с куда меньшими трудностями, чем он ожидал.

— Тогда и не будем здесь дольше задерживаться. Лошади ждут…

— Зачем мне лошадь? Я поеду на нем. — Девушка похлопала чудище по холке. — Не могу же я бросить своего спасителя в этой дикой чаще.

Танита поднялась. И следом встал Зверь. Теперь он казался еще больше! Голова девушки едва виднелась из-за его спины. Но ее это ничуть не смущало. Уцепившись в загривок, ловко подтянулась, забросила ногу. Солдаты и ахнуть не успели, как она оседлала чудовище. Засмеялась, глядя на вытянувшиеся лица мужчин.

— Видите, он умеет быть смирным… Когда я велю. Поехали, офицер! Да не бойтесь вы! Только прикажите, чтобы ваши люди ближе чем на десять ярдов к моему Зверю не подходили.

— Мы и на двадцать не подойдем… — пробурчал под нос кто-то из солдат.

Человек открыл глаза. И тут же зажмурился. Белые скалы сверкали в лучах полуденного солнца, слепили. Человек полежал, дожидаясь, когда погаснет рой светляков. Вновь осторожно приподнял веки.

Подножие ослепительных скал тонуло в изумрудно-яркой зелени. Она поднималась террасами все дальше и выше, сливалась в пушистый, еле заметно колышущийся ковер. Впереди же, шагах в тридцати от лежащего человека, зелень распадалась на диковинные деревья, кустарники, траву. Эти тридцать шагов от его беспомощно вытянутой руки до кромки травы были песком. Мелким, почти таким же яростно-белым, как скалы. Горячим и слегка влажным.