Игорь Вереснев

Реквием по вернувшимся. Звездная сага. Книга первая

Пролог

Ступенька лестницы под ногой предательски скрипнула. Вероника замерла на секунду и следующий шаг сделала осторожней — по правилам косморазведки. Тут же попеняла себе: какая-такая косморазведка?! Зарок же давала: на два месяца все воспоминания о работе — долой! Она в отпуске и через шесть ступенек увидит Мышонка.

Через пять.

Четыре.

Три.

Две.

Одна. Вероника приоткрыла дверь детской:

— Тук-тук!

Комната было пуста.

С четверть минуты Вероника растерянно смотрела на застеленную кроватку. Затем сбросила с плеча дорожную сумку, снова вышла на лестницу. В старом доме было тихо. Слишком тихо, потому и показался таким громким скрип ступеньки. А ведь мама обычно рано встает, даже по воскресеньям. Может, ушли куда-нибудь всей семьей? Вероника специально не позвонила с космовокзала, не предупредила, что прилетела. Хотела сюрприз сделать. Вот тебе и сюрприз…

Она наморщила лоб, стараясь понять, что происходит. Нет, не могли они уйти: дверь внизу не заперта. Наверное, во дворе, за домом что-то делают, а она так спешила, что и не заглянула туда. Конечно! Папа спит, а мама с Мышонком пошли малину рвать. Пирог, должно быть, ставить собираются, к ее приезду готовятся. Знают, что она обожает пироги с малиной, а в Дальнем Космосе такие звери не водятся.

Мысль о пироге и малине показалась настолько правильной, что Вероника сразу в нее поверила. Опрометью слетела вниз, распахнула дверь…

Крыльцо, бегущая от него дорожка, кованый заборчик с калиткой, улица — ничего этого не было! От ее ног и до самого горизонта тянулась рыжевато-бурая каменная равнина. Выжженная солнцем, знакомая до отвращения.

Она застыла, будто пригвожденная к месту, только плечи передернуло от озноба, от ясного понимания, что самое страшное — не мертвая пустыня перед глазами. Самое страшное — сзади, за спиной. И нет сил, чтобы обернуться и посмотреть. Но и не смотреть невозможно.

Вероника начала медленно поворачивать голову, заставляя двигаться непослушную, ставшую деревянной шею. И, еще не успев оглянуться, не успев увидеть, закричала от ужаса и безысходности.

Дом позади нее тоже исчез. Вспухающая вязкими протуберанцами, алая, словно кровь, стена нависала над головой. Бесконечно высокая, не имеющая ни конца, ни края.

Нет, стена не нависала. Стена наваливалась на нее, медленно и неотвратимо. Накатывала, чтобы проглотить, растворить. Уничтожить.

Вероника вздрогнула, открыла глаза, и кошмар тут же лопнул, разлетелся рыже-алыми брызгами. На смену ему пришли тихий гул двигателя, мягкое кресло, насмешливый взгляд сидящей рядом Коцюбы. На долю секунды вновь стало страшно: где это они?! Но тут же вспомнилось: лунный челнок, они летят на Землю, домой. Уже почти прилетели. Не удержавшись, Вероника схватила подругу за руку, сжала ее пальцы.

Та притворно нахмурилась:

— Ты чего это?

— Я не кричала?

— Нет, только вздрагивала. Кошмар приснился?

— Ага. Горгона. Пустыня и… — Она осеклась, мучительно стараясь вспомнить, чего, собственно, испугалась во сне.

Коцюба, не дождавшись продолжения, снисходительно улыбнулась:

— Ох ты и впечатлительная! Прямо не косморазведчица, а кисейная барышня. Ничего, пару часиков потерпи, а там обнимешь своего Мышонка и забудешь обо всем.

— Ага.

Вероника тоже улыбнулась. Напряжение, сковавшее мышцы, отпускало.

Но неожиданный сон не хотел уходить из памяти. Поэтому, миновав турникет космовокзала, она набрала мамин номер. Черт с ними, с сюрпризами!

Часть I. Конкистадоры галактики


Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.

Николай Гумилев

Андрей Лесовской. Земля, пансионат «Сосны», 11–26 июля

Дверь тихо, но вполне выразительно скрипнула. Андрей хмыкнул недоверчиво. Потянул ее назад, медленно, осторожно. Ничего. Опять отворил — опять скрипнула. Надо же, петли скрипят. Настоящая деревянная дверь с настоящими скрипучими петлями. Сто лет не слышал, как скрипят дверные петли. Не сто, конечно, а тридцать, — поправил он себя. Тридцать два для точности, но это не важно, за первые два года жизни поручиться нельзя. Итак, округляем, и получается, что… ни разу в жизни не слышали вы скрипа дверных петель, господин литератор. Упущеньице! И многого вы в жизни не слышали и не видели из того, о чем пишете. Хотя о скрипящих петлях он, кажется, никогда не писал. Скрипят, и пусть скрипят. Они и сто лет назад так скрипели, и двести, и тысячу, и миллион. Нет, миллион это перебор. Миллион лет назад никаких дверей, пожалуй, и не было.

Он засмеялся своей мысли, — беззвучно, чтобы не разбудить дрыхнущую Белку, — шагнул на крыльцо. Крыльцо тоже выглядело как и сто-двести-тысячу лет назад. И их коттедж, срубленный из настоящих бревен. И весь пансионат на берегу маленького лесного озера с невообразимо прозрачной водой. А вот обступившие пансионат с трех сторон сосны с прямыми, рыжевато-смолистыми стволами, с зелеными метелками крон высоко вверху, могли здесь расти и миллион лет назад. Запросто! И невидимые в кронах пичуги таким же радостно-звонким щебетом встречали восходящее солнце в те доисторические времена.

Андрей потянулся, расправляя плечи и набирая полные легкие прохладного, пропитанного хвоей и смолой воздуха. Хорошо! И миллион лет назад здесь было хорошо, и сейчас еще лучше. Вода в озере сверкала расплавленным золотом, так что приходилось щуриться, чтобы взглянуть на нее. Ни всплеска, ни ряби, потому как ни малейшего дуновения ветерка нет. Днем такой штиль обернется духотой невыносимой, но утром — совсем другое дело! Тихое, солнечное, в меру прохладное утро.

Он повертел в голове эпитеты, подбирая подходящий. Спросонок ничего толкового не придумывалось, кроме как избитое «чудесное» и напыщенное «великолепное». Что ж, пусть останется чудесное утро. Чудесным утром чудесно будет окунуться в чудесное озеро.

Он сбежал с крыльца, остановился над невысоким, метра два, песчаным обрывом. Подумал: как Белке не жаль пропускать такое удовольствие? Прямо не Белка, а Сова. Совенок. Ладно, пусть спит, отдыхает от своей косморазведки.

— Йяя! — Он с шумом выдохнул и лихо сиганул на узкую полоску пляжа, а оттуда — в воду.

Вода в озере могла быть и потеплее. Но уж какая есть, ничего с ней не поделаешь. Только и остается самого себя уговаривать, что никакая она не холодная, а бодрящая. Энергично работая руками, чтобы согреться, Андрей поплыл на середину. В общем-то, он был доволен собой. Нет, не так. Он был доволен собой. Или даже так: он был очень доволен собой. Жизнь складывалась лучше не придумаешь. Любимое дело и любимая жена — что еще нужно мужчине? Официально Белка женой пока не числилась, но это не суть важно, это можно опустить. Поэтому, так и запишем: любимое дело и любимая жена.

Писательством Лесовской занимался восемь лет, а с Леночкой познакомился три года назад. И без первого второе никогда бы не случилось. Не было бы такого небывалого, тройного стечения обстоятельств. Тройного везенья.

Той памятной осенью он, собирая материал для нового романа, добивался разрешения пожить месяц на тренировочной базе косморазведки, изучить антураж, так сказать, изнутри. База, затерянная в приволжских степях, считалась объектом закрытым и, в какой-то мере, секретным, поэтому в Региональное Управление Космофлота он отправился, не питая особых надежд. Но ему повезло (первое везение!): седеющий генерал с озорными искорками в глазах сразу согласился на его просьбу. Литературу генерал уважал, даже один роман Лесовского вспомнил. С такой протекцией Андрей прошел КПП с гордо поднятой головой. Начальник тренировочной базы беллетристику не читал принципиально и, чтобы не морочиться с любознательным литератором, включил его на три недели в экипаж, начавший подготовку к экспедиции. Это было второе везение. А в третий раз ему повезло потому, что это оказался экипаж гиперразведчика «Христофор Колумб». Дальнейшее было предопределено.

Андрей, только что получивший неожиданный статус разведчика-стажера, сидел в пустом кафетерии, неспешно потягивал довольно-таки посредственный кофе и пытался представить, как произойдет знакомство с «космическими волками», прототипами его будущих героев. Он вздрогнул, когда створки двери резко дернулись в стороны и в зал влетела невысокая девушка в голубом тренировочном костюме, с вздернутым носиком, ямочками на щечках и острым беличьим подбородком. Остановилась напротив Андрея, оглядела критично, спросила:

— Это вы, что ли, писатель-стажер? А я — Елена Коцюба, косморазведчик корабля «Христофор Колумб». Буду вашим консультантом.

— Очень приятно. Андрей Лесовской. Но если я стажер, то это не значит, что я писатель-стажер.

— Хм, так вы не писатель? А мне сказали…

— Я писатель, и уже не «стажер»… Тьфу ты… Стажер отдельно, а писатель отдельно.

— Вот как… — Косморазведчица наморщила лоб. — Отдельно, говорите. Вас двое, что ли?