* * *

Они уже больше часа кружили по аллеям полузаброшенного парка, и на Сашином счету было уже несколько неудачных попыток обнять ее и поцеловать. Смотреть на него Тане было жалко, но она твердо придерживалась своей линии. Ей нужно было настроиться, а нужный настрой никак не приходил. И в этот момент она вдруг увидела двух голубей впереди на дорожке, которые самозабвенно терлись клювами друг о друга. «Вот он, знак!» — подумала она и потянула Сашу за рукав в сторону почти незаметной тропинки. И лишь стило им зайти за куст с еще не до конца распустившимися листьями, как Таня мгновенно, уже отработанным внутренним движением обвела их «линией времени», мгновенно усилием воли растянула ее и захлопнула вокруг них. Всё, теперь их никто не видит, люди даже могут проходить по этому месту и никого не заметят, ведь они уже целую секунду для всех в прошлом.

Тяня опустила руки, повернулось лицом к Саше, посмотрела ему прямо в глаза и замерла. Она очень-очень хотела и ждала этого первого в своей жизни поцелуя, но все же, оставаясь еще девушкой «правильной», считала, что инициатором должен быть парень.

И Саша не подвел, все же кое-какой опыт в этом деле у него имелся. «Только бы не грубо, только бы нежно» — успела подумать Таня, и Саша очень осторожно привлек ее к себе, одной рукой мягко обхватив талию, а другой — плечи. Ее голова закружилась и неожиданно Таня ощутила вкус его губ. Она никогда бы не смогла его описать, но с этого мгновения она всегда могла его себе представить, ощутить на собственных губах.

Он тихонько и мягко касался ее губ, и она не выдержала — прижалась к нему всем телом и своими жаркими губами сначала робко, а потом все смелее и смелее стала отвечать на поцелуи. А потом наступило счастье, которое длилось вечно, времени-то не было. Их губы стали одним целым и жили своей собственной жизнью, наслаждаясь друг другом. Их языки переплетались и ускользали, познавая друг друга с помощью ощущений. Ее руки поднялись вверх и обхватили его голову, одновременно прижимая ее к себе и лаская ладонями волосы. Его руки крепко прижимали ее к себе, лишь иногда нежно гладя ее спину. Они вжимались друг в друга, словно стремились стать одним целым.

В разных интерпретациях разных религий то и дело встречается теория о том, что мужчина и женщина — это две половины одного некогда цельного человека, и сейчас было похоже на то, что их тела внезапно вспомнили об этом, и решили исправить случившееся в древности разделение.

Сколько это длилось — минуту, час, век, какая разница? Но вдруг она поняла, что хочет его, хочет по-настоящему, как женщина мужчину, чтобы пойти до самого конца. И тогда она сказала себе: нет, не сейчас, не сегодня, но голосок этот был настолько слабый, что вряд ли мог на что-то повлиять. Да она и сама ему не верила. Нет, нет, — совсем неуверенно еще раз сказала она себе, одновременно ощущая, как твердеют соски и каждое их прикосновение к одежде, вызывает в ней бурю эмоций.

— Только не сегодня, пожалуйста…, — чуть слышно удалось прошептать ей вслух, судорожно сжимая слабеющие ноги, и с каким-то благоговейным ужасом ощущая, как внизу живота зарождается сладкая тяжесть.

— Пожалуйста, Саша, — из последних сил прошептала она, страстно желая, чтобы он ее не послушался. Опыт любви миллионов женщин двух цивилизаций соблазнял и предостерегал ее, одновременно обещая райское наслаждение и пророча боль разлуки. Опыт этих женщин был сейчас ее опытом, их знания — ее знаниями, их умения — ее умениями. Она могла бы, она откуда-то умела сделать так, чтобы этот глупый мальчик годами ползал перед ней на коленях, вымаливая только один-единственный поцелуй в обмен на собственную жизнь. Она могла бы с его помощью вознести себя на вершину наслаждения, дальше которой только блестящие рельсы в свете прожектора летящего навстречу паровоза. Она хотела этого, она не могла уже сопротивляться этому многовековому зову, этому шепоту, почти шелесту опавшего листа, обещавшему всё счастье мира. Этот шепот, еле угадываемый, или громкий и настойчивый хотя бы раз в жизни слышала каждая женщина во всех мирах Вселенной и счастливы те, кто не поддался его безумию. Счастливы и одновременно несчастны, потому что те, кто поддался древнему зову, жалели об этом всю свою жизнь, и одновременно всю жизнь желая повторить этот опыт. Потому что самая скучная жизнь — это жизнь долгая, здоровая и стабильная, в которой нет места ни подвигу, ни подлости, в которой не о чем жалеть и не за что просить прощения. Жизнь, в которой не случилось ничего из того, что могло бы случиться, кроме стабильности и расчета. И стоило из-за этого жить?

Все эти мысли одновременно в какой-то один миг пронеслись в сознании Тани, и она уже раскрыла свое сердце безумию, но…

Но, к сожалению (или, все же, к счастью), с ней Саша был всегда очень послушным мальчиком и их губы разъединились, а он сделал шаг назад. Ей хотелось плакать от того, что он такой послушный и глупый, но уже через секунду она взяла себя в руки и облегченно выдохнула. Господи, как трудно справиться с самой собой, с собственной плотью! Господи, но как же это было прекрасно!

Еще одна секунда — и вот она уже твердо стоит на ногах, с благодарностью глядя на Сашу и держа его за руки. Она улыбнулась ему и почти твердым голосом, в котором только очень опытный человек мог бы уловить легкий трепет грустной нотки упущенной возможности, сказала:

— Спасибо тебе, это было так восхитительно, что я даже испугалась, что не смогу противостоять твоему напору. Но ты прав, сегодня рано. Я скажу, когда можно, хорошо?

И он кивнул, не очень понимая, о каком напоре с его стороны шла речь и в чем он прав, но какая разница, ведь она только что пообещала ему то, о чем он пока мог лишь мечтать!

— Проводишь меня?

— Я сделаю все, что ты скажешь! — и в этот миг он сам был уверен в этом.

Но где-то внутри Тани древняя и опытная вечность с женским лицом лишь улыбнулась: что взять с глупого влюбленного мальчишки? Она могла сейчас сделать с ним всё, что пришло бы ей в голову. Вот только зачем? Пусть дети играют в свои игры.

Глава 6

Таня с мамой уже битый час бродили по огромному базару, пытаясь подобрать для себя одежду. Таня настояла, чтобы мама тоже что-то купила себе на эти, так неожиданно свалившиеся, словно с неба деньги. И мама как-то очень быстро уступила, поломавшись для приличия. В принципе, ее мама хоть и казалась подростку-Тане уже довольно пожилой женщиной, но Таня, обладающая всем знанием мира, понимала, что та еще совсем не старая, тридцать семь лет — пожалуй, в этом возрасте женщина еще только начинать познавать настоящие глубины своего естества.

Откуда взялись деньги, которые семья могла без сожаления истратить на одежду? Таня улыбнулась, вспоминая, но сейчас ей реально было не до этого. Вываленная на прилавки одежда переливалась всеми цветами радуги, привлекая к себе непривычный к такому изобилию взгляд.

Не будем забывать о том, что на дворе стоял май 1989 года, самый, можно сказать, разгар Перестройки и предпоследний год существования Союза. О чем, впрочем, пока не мечтали даже аналитики ЦРУ, как они потом сами признавались.

До начала Перестройки мода в СССР была довольно нетребовательной с точки зрения последующих поколений. Основная масса народа носила то, что могли пошить в многочисленных ателье, купить в магазинах или «достать» через знакомых. Но после начала Перестройки страна словно сорвалась с цепи во многих смыслах, и в этом тоже. Многочисленные кооперативщики и самозанятые портные выбрасывали на рынок (в смысле — на базар)всё то, что могла породить их фантазия. Почерпнутая, впрочем, в основном, из телевизора и, в меньшей степени, из появившихся в киосках «Союзпечати» журналов «Burda» и пр… В СССР зажглись свои «звезды» эстрады, на них-то и ориентировались. На что ориентировались сами звезды известно только Богу, недавно вновь разрешенному в стране «социализма с человеческим лицом».

Было много джинсов, в моду как раз вошли вареные джинсы. Делалось это так: самые обычные джинсы связывали узлами и вываривали в больших кастрюлях с содой и хлоркой. Воняло ужасно, но результат того стоил!

Тут были и блузки, и платья-с широкими юбками, которые носили, между прочим, с сапогами. А тут еще в телевизоре замелькали красивые девушки в разноцветных лосинах, приглашавшие всех заняться аэробикой вместе с ними. Это значит, что в моду вошли и спортивные костюмы, наряду с этими самыми лосинами. Никого не удивляло невероятное сочетание куртки от спортивного костюма и классических брюк. Вообще это было время, когда явно дискотечные наряды соседствовали со строгими блузками и спортивными туфлями. Это была эпоха дутышей — бесформенных курток, которые носили представители обоих полов.

А еще это были обязательные объемные плечи и огромные, до пят, и такие же бесформенные плащи, что выглядело красиво лишь на высоких и худеньких моделях. Девушки же маленького роста и более объемного телосложения выглядели в них как генералы без усов. Но — мода, куда от нее деться! Мода — это то, во что страстно желает вырядиться молодежь, и над чем с удивлением потешаются люди более старшего поколения. Впрочем, что понимают эти старики, их время давно прошло, главное, что скажут о тебе сверстники.