Она помедлила, надеясь, что ощущение обретет форму, но все было напрасно. В конце концов она лишь молча покачала головой. Вводить коллег в заблуждение своими ничем не обоснованными подозрениями не хотелось. И все же, если отвлечься от всех обстоятельств, если не обращать внимания на пятна крови, чучело поневоле наводило на мысли о чем-то ребячливом — в каком-то смысле даже игривом…

Тереза уставилась на сделанные из ягод глаза.

— Нужно понять, где убийца их раздобыл, — сказала она. — Я не видела поблизости никаких ягод. Думаю, это важная деталь.

Заместитель прокурора кивнул.

— И что это значит? — спросил он.

Тереза была не до конца уверена, однако ответила:

— Убийца хотел, чтобы у чучела были глаза. Если чучело — это наш убийца, значит, он за чем-то наблюдает.

Но за чем? За агонией жертвы или за деревней неподалеку?

Во время осмотра места преступления Тереза отметила, что глаза чучела устремлены на деревенскую колокольню, и это ее потрясло.

— Отсутствие рта намекает на немоту, — вставил Гардини.

— Таким образом убийца экранирует эмоции, — пояснила Тереза. — Мы не знаем, что он чувствовал в тот момент — злость или страх, беспокойство или возбуждение.

Заместитель прокурора тяжело вздохнул.

— Убийца не оставил нам ничего, что могло бы указать на его мотивы, — пробормотал он.

— Он и не собирался ничего оставлять, — поправила его Тереза. — Не думаю, что мы имеем дело с обычной забывчивостью.

— Почему ты пришла к такому выводу?

— Да потому, что он выверил все до мелочей. Вероятно, долго вынашивал свои фантазии. Мы должны были обнаружить жертву именно в таком виде. Помните силки из бечевки? Наш убийца — перфекционист.

— Значит, он довел нас до определенной точки, а затем решил спутать нам все карты?

Тереза кивнула.

— Мне кажется, отсутствие носа — тоже своего рода знак, — проговорила она. — Обоняние — более чувственное восприятие, чем зрение. И тесно связано с половым влечением…

— Если ты права, то какой вывод из этого напрашивается?

Тереза потерла глаза. От нее ждали не просто ответа — от нее, как всегда, хотели озарений, способных помочь раскрыть преступление прямо здесь и сейчас. Или, на худой конец, хотя бы выбрать правильное направление расследования.

— Слишком рано говорить о выводах, — ответила она.

Однако Гардини и не думал отступать.

— Скажи только, что у тебя на уме, — четко произнес он, и мягкость в его тоне уступила место настойчивости.

— Я пока не готова ограничиться какой-то одной версией, — ответила Тереза тем же тоном, не глядя на Гардини.

Тот придвинулся к ней почти вплотную.

— Не беспокойся, — заверил он, — никто не собирается тебя ограничивать, пока ты не определишься с версией.

— Я вам не гадалка на кофейной гуще, — прошептала она тихо, чтобы ее не услышали на галерке.

— Никто этого и не говорит, — вмешался главный следователь. — Но ты никогда не ошибаешься. Или почти никогда. Поэтому мы и настаиваем.

Она вздохнула. Им не понять тяжести стоявшего перед ней выбора.

— Я пока не вижу четкой картины, — начала она. — Но если отсутствие органов чувств не случайно, то мы имеем дело с глубоко подавленной, сексуально нездоровой личностью. Однако не стоит торопиться с выводами, — вернулась она к объяснениям.

Теперь фотографии на экране изображали снятые с разных ракурсов часы жертвы, пристегнутые циферблатом внутрь к ветке, заменявшей запястье. Тереза не имела ни малейшего понятия, что это могло значить.

— А глаза жертвы? — шепотом спросил Амброзини, теребя кончики подернутых сединою усов. Он не оставлял их в покое в течение всего разговора.

— Мы их не нашли, — ответила она. — Возможно, их утащили птицы. Или прихватил в качестве трофея убийца. У зрения огромный символический смысл. С его помощью человек изучает, наблюдает и оценивает все вокруг, — пояснила она, жестикулируя. — Зрение пробуждает желания, порой запретные. Считается, что глаза — зеркало души. В этом есть доля истины: убийцы часто завязывают глаза своим жертвам, прежде чем нажать на курок.

Гардини обернулся. Тереза почувствовала на себе его недоумевающий взгляд.

— Трофеи, символы… Мы имеем дело не с серийным убийцей! — наконец подытожил он.

Тереза лишь пожала плечами, вперив взгляд в мелькавшие на экране фотографии.

— И все-таки здесь есть что-то ненормальное, — заметила она. — Думаю, с мотивом придется повозиться.

— Психическое расстройство налицо — мы этого и не отрицаем, однако…

— Дело не только в этом.

— А в чем?

Терезе не хотелось этого говорить, но если в поведении убийцы действительно превалировал психоз, то это противоречило скрупулезности, просматривавшейся в других деталях преступления.

Либо ты полный псих, либо — холодный и расчетливый убийца. Одно из двух.

— Думаю, многое прояснится после разговора с патологоанатомом, — ушла она от ответа. — Я возьму с собой этого новенького, Марини.

Главный следователь утвердительно кивнул.

— Хочешь его помучить? — тихо спросил он с легкой усмешкой.

Тереза искоса взглянула на новичка. Марини стоял прислонившись к стене. Судя по его непрезентабельному внешнему виду, попытки очистить перепачканную одежду при помощи мыла и воды оказались тщетны.

— Слегка, — ответила она на ходу. — Самую малость.

7

Институт судебной медицины никого не оставлял равнодушным — особенно ночью, когда внутри едва горел свет, а из персонала оставались только дежурный врач и пара санитаров. Если в светлое время суток институт ничем не отличался от обычного больничного отделения с шумными коридорами и аудиториями, переполненными интернами, то с наступлением тьмы являл свой истинный, тревожный облик. Гробовая тишина срывала покров обыденности и оголяла суть этого заведения — конечный пункт земного существования. Кругом витала печаль, как будто тела в холодильных камерах вбирали в себя боль родственников, а слезы и стенания оседали на стенах.

«Смерть уходит в землю, а не в цемент», — подумала Тереза, минуя полутемные комнаты, где неподвижность сковала даже то, что в обычном мире двигалось. Стены без окон не пропускали ни солнечный свет, ни воздух, а выключенная аппаратура не издавала ни звука. Здесь не было места жизни.

Заведовал этим пустынным царством Антонио Парри.

Тереза и Марини застали его за подготовкой к завтрашнему рабочему дню.

Комиссар постучала в открытую дверь. Она никак не могла привыкнуть к ребячливому виду этого маленького человека с копной седых непослушных волос: юркий и шустрый, он смотрел на мир широко распахнутыми голубыми глазами из-за стекол очков. С этим обладателем любознательного, острого ума Тереза зачастую делилась первыми впечатлениями о новых делах.

— Тереза, ты вынуждаешь меня работать сверхурочно, — притворно пробурчал Антонио, расплывшись в улыбке. Он оставил бумаги и жестом пригласил войти. Взглянул на Марини и приветственно кивнул головой. Пусть он смотрел на новенького каких-то пару секунд, но вполне смог бы описать того в подробностях — в этом заключалась его работа, которую он проделывал как с живыми, так и с мертвыми.

— Ты мне как раз и нужен, — произнесла Тереза. За этими словами скрывалось многое: ее беспокоил из ряда вон выходящий случай и хотелось услышать слова поддержки от человека, который мыслит, как она.

— Идемте, — проговорил патологоанатом. — Покойник ждет.

Тело, лежавшее на стальной кушетке, было накрыто белоснежной простыней с запахом стирального порошка. Парри не скупился на знаки внимания для своих подопечных, заботился о них. Однажды Тереза застала его за тем, как он менял перепачканную простыню. Покойнику уже все равно, а вот близким — нет. Антонио прекрасно понимал, что подобные вещи играют не последнюю роль. Присутствие судмедэксперта разбавляло унылые краски, делая это место терпимым.

Жена опознала убитого несколько часов назад, в лесу, до того, как тело доставили в морг. Теперь у них имелось имя, но отсутствовали факты, повлекшие за собой столь плачевный финал.

— Мы закончили с анализами, — объяснил Парри. — Взяли образцы, мазки, соскобы… В общем, осталось сделать аутопсию и дождаться результатов.

Судмедэксперт откинул простыню.

Кивнув, Тереза посмотрела на труп. Глазные впадины закрывала марля. Еще один жест милосердия.

— У убитого не было половых контактов перед смертью. Характер повреждений лица свидетельствует о ярости и жестокости нападавшего. На мой взгляд, у преступника не было оружия. Он справился голыми руками и даже оставил нам уйму отпечатков.

Тереза краем взгляда заметила, как Марини приподнялся на цыпочках. До этого момента он держался в стороне, периодически вытягивая шею, чтобы разглядеть покойника.

— Он не кусается, — сказала комиссар. — Подойди и рассмотри его хорошенько.

Не зная, как себя вести, инспектор нерешительно приблизился. Тереза догадалась, что молодой полицейский стесняется собственного тела. Не знает, куда деть руки и с какой стороны подойти к трупу.

— Я не знаю, что делать, — признался он. — От меня тут мало толку.

— Не знаешь, что делать с мертвецами? Так смени профессию или учись!