Дольсе, внучке Саула и дочери Аструги, поручили выйти навстречу христианину, когда он будет возвращаться с распродажи. «Мы с ней примерно ровесники», — прикинул Уго в сумеречном свете. У девочки были темные пышные волосы, серьезные проницательные глаза, точеные черты, а тело как будто стремилось освободиться от девического целомудрия и сделаться наконец притягательным и чувственным.

— Уго? — позвала дочь Аструги. — Тебе придется подождать снаружи, пока мы не закончим.

— А долго еще ждать?

— Это никогда заранее не скажешь. Но ты можешь заодно проследить, чтобы никто не приближался к давильне.

На этом Дольса собиралась закончить разговор, но взгляд ее остановился на Уго. Дольса оглядывала его с ног до головы, а парень смущенно переминался. Он уже собирался сказать какую-нибудь грубость, но девочка заговорила первой.

— Слушай, а мой двоюродный братец Давид говорил, что ты умеешь стоять неподвижно, — хихикнула она.

Уго рассердился. А девочка еще и посмеялась над его надутым видом.

— Дольса! — позвали из давильни.

— Я должна идти. А ты, ну ты понял: стой на страже. Но самое главное, самое главное — не подсматривай, чем мы там занимаемся…

— Ясно, — только и успел ответить Уго.

— …и даже не вздумай подглядывать через большую решетку, которая сбоку. Ты понял? — Мальчик застыл как вкопанный. Девочка кокетливо склонила голову. — Да не придет сюда никто, — успокоила она. — Но самое главное, самое главное… — И Дольса сделала два шага вперед, так что теперь Уго чувствовал ее дыхание — лихорадочное, обжигающее — и, сам не зная отчего, покачал головой. — Очень важно, чтобы женщины, которые сейчас внутри, не увидели тебя, когда будут выходить. Они не должны знать, что в этом доме кто-то живет.

— Дольса!

На сей раз голос раздался уже снаружи. Из давильни вышла еще одна девочка, по возрасту тоже годящаяся Саулу во внучки.

— Это моя подруга Рехина, — представила ее Дольса. — Моя мать обучает нас…

— Пошли! — поторопила Рехина, указав на дверь и топнув ногой от нетерпения.

Девочки исчезли в мгновение ока. Уго раздумывал, стоит ли ему сторожить давильню, бессмысленно пялясь на виноградные лозы, стоящие перед ним, точно сумрачное войско. Указания Дольсы путались в его голове. Зачем она так подробно рассказывала про большую решетку? Неожиданно для себя Уго очутился прямо перед этой решеткой — найти ее труда не составило. Уго старался себя убедить, что не следует так поступать. Там, внутри, — Аструга, мать Дольсы и дочь Саула, и пациентки, о которых предупредила девочка. «Я не должен», — повторял про себя часовой. И все-таки после третьего «не» Уго уже приник глазом к той самой решетке.

Внутри находились пять женщин: Дольса и Рехина стояли наготове, ожидая команд третьей (несомненно, это была Аструга, врач); еще одной девушке по виду не было и двадцати; пятая, скорее всего, приходилась ей матерью. Уго смотрел на девочек, хлопотавших над котелком, стоящим прямо на пылающих углях: одна перемешивала, вторая выливала в котел содержимое горшочков, которые передавала ей Аструга. «Не так много. Чуть больше. Да. Теперь в самый раз… Еще чуть-чуть», — распознавал Уго скорее по жестам Аструги, нежели по словам, которые до него доносились. Ожидая очередной команды, Дольса не забывала поглядывать в его сторону, и Уго боялся, что его можно разглядеть через решетку. Но хорошенько обдумать, так это или нет, мальчик не успел, поскольку, как только Аструга отвернулась к молодой женщине, Дольса ему улыбнулась. Рехина тоже посмотрела в его сторону и кокетливо покачала головой. Девочки знали, что он подглядывает!

Уго уже хотел отступить, но тут Аструга подозвала дочь к себе. Рехина осталась следить за содержимым котелка, мать и дочь подошли к пациентке, а старшей женщине Аструга сделала знак отойти. Та повиновалась, склонив голову, как будто передавая судьбу своей дочери в чужие руки. Мальчик не понимал, что происходит. Они раздевают девушку! Уго не только приник глазом к решетке, но и непроизвольно прижался к стене давильни всем телом, как будто это помогало лучше видеть. Он перестал обращать внимание на мимолетные взгляды Дольсы; мальчик весь затрясся, когда врач с помощницей обнажили все тайны двадцатилетнего тела: большие упругие груди, широкие бедра и лобок, покрытый короткими курчавыми волосами — темно-каштановыми, как и волосы на голове у девушки, которая подчинялась скорее из почтения, чем из слепой покорности.

Аструга подвела обнаженную пациентку к котелку и показала, как ей нужно расположиться: широко расставить ноги по обе стороны, чтобы угли не обожгли ступни. Рехина продолжала помешивать уже забурлившую жидкость, а Дольса протянула девушке нечто вроде посоха, чтобы та оперлась ягодицами, поскольку стоять, раздвинув ноги, ей предстояло долго. Когда испарения заклубились у девушки между ног, Аструга натерла этим лекарственным дымом ее клитор и заставила как можно шире пальцами раздвинуть вагину.

— Курения должны пробраться в самую глубину, — услышал мальчик. — Если не получится, ты так и не избавишься от ублюдка, который у тебя внутри.

Уго замер, его как будто околдовали. Он смотрел, как девушка старательно работает с вагиной и клитором, то поглаживая себя, то царапая, обильно истекая потом; дым обволакивал все ее тело, она тяжело дышала, и полные груди поднимались и опускались в такт движениям живота, который судорожно сокращался, как будто стремясь вобрать в себя весь дым и тем самым вернуть девушке свободу, честь… и, быть может, жениха или мужа.

— Я же тебе сказала: самое главное, самое главное…

Уго отскочил назад, сердце его чуть не лопнуло. Мальчик не заметил, когда Дольса успела выйти из давильни. И не знал, вышла ли вместе с нею и Рехина. Уго больше не осмеливался приникнуть к решетке и на Дольсу взглянуть тоже не мог. Он почувствовал что-то мокрое у себя в межножье. Прикоснулся ладонью… И на рубашке тоже! Господи! Уго замер, отвернувшись лицом к стене.

— Что такое? — спросила Дольса, а потом, догадавшись, рассмеялась. — Вон там стоит лохань с водой, — весело подсказала она. — И больше сюда не возвращайся. Они уже скоро выйдут.

Уго не стал прощаться. Просто развернулся и побрел к лохани.

— Мир тебе! — прозвучал за его спиной голос Дольсы.

После этого случая Уго провел несколько дней под началом Маира.

— Ты что-нибудь знаешь о виноградниках? — спросил еврей. — А о деревьях, о садах, о земле? Зачем же тогда тебя ко мне прислали?

Уго пожал плечами. Действительно, ему самому хотелось бы остаться у Жакоба, однако Маир сказал, что перекупщик в нем пока не нуждается.

— Вопрос в том, нуждаюсь ли в тебе я.

Июнь подходил к концу; хозяин и работник направились к самому краю виноградника, где росли годовалые розы.

— Солнце и зной — это очень плохо для молодой лозы, — пояснил Маир, а потом показал, как увлажнять землю у самого корня и как ее уплотнять, чтобы солнце не проникло в почку сквозь трещины и не высушило растение.

Они работали несколько дней подряд от рассвета до заката, и это было тяжело. Уго в изнеможении валился с ног в давильне сразу после ужина, который Маир ежедневно поставлял ему. В давильне было просторно, здесь помещалось множество инструментов и разные приспособления для сбора винограда.

— А кто за всем этим присматривал, пока я не начал тут жить? — поинтересовался Уго.

— На огородах и виноградниках есть специальные сторожа.

От молодых лоз они перешли к старым и очистили весь виноградник от сорняков — Маир с помощью маленькой мотыги, а Уго — вручную. Худой и жилистый еврей как будто не чувствовал ни жары, ни напряжения сил, ни усталости, а вот Уго, проводивший каждый день согнувшись в три погибели, к вечеру едва мог выпрямиться, боль в спине мучила невыносимо. Маир не придавал никакого значения его жалобам.

— Ты молодой, — отвечал он. — Пройдет.

А вот на раны, о которых мальчик даже не упомянул, решив, что дело того не стоит, Маир обратил внимание сам: это были волдыри на ладонях, некоторые из них выглядели совсем плохо; Маир заметил их, когда они обедали в тени смоковницы, рядом с давильней.

— Мы здорово продвинулись… несмотря на твою неопытность.

Уго с тоской оторвал взгляд от куска сыра и ножа в своей руке. Маир улыбался.

— Ты действительно работал на совесть, — признал виноградарь. — После обеда мы отправимся к отцу, пусть он посмотрит твои руки.

Саула дома не оказалось. Зато там были Аструга и Дольса — они жили вместе с Саулом с тех пор, как Аструга овдовела. Пока служанка искала хозяйку, Маир привел мальчика в комнату, где стояли стул, стол и кровать; все остальное пространство было заполнено медицинскими инструментами, мальчику незнакомыми, книгами, множеством книг, и бесчисленными горшочками и пузырьками. Уго пытался притерпеться к смеси незнакомых запахов, привыкая к спертой атмосфере, угнетавшей его, когда в комнату вошли Дольса и Рехина. Мальчик залился краской, от духоты и от смущения кровь толчками приливала к лицу, а подружки, с притворным вниманием расспрашивая Маира о здоровье, бесстыдно глазели Уго между ног. Тот выпрямился, стараясь овладеть собой; он был уверен, что после стольких дней ползания по виноградникам там уже не осталось никаких пятен. Наконец в комнату вошла Аструга.