— Король… — Наварро приходилось кричать во весь голос, чтобы хоть что-то втолковать обалдевшему Уго. — Король приказал, чтобы все работники, строящие корабли, от конопатчиков и mestres d’aixa до бастайшей и весельщиков, оставались в Барселоне, в распоряжении альгвасила королевских армад. Это как на войне: все обязаны работать на короля, — с гордостью добавил помощник управляющего и обвел широким жестом бурлящие верфи.

Уго уже слышал о новой армаде. «Им потребуется вино, много вина, — предсказывал Маир. — Но пока они ее будут строить, пройдет год, может, два — или даже больше. За это время нам предстоит заключить много сделок и накопить изрядный запас».

«Нам». Это короткое слово врезалось Уго в память. И неожиданно вся сутолока и неразбериха верфей показались ему такими далекими, такими чужими в сравнении с размеренной работой на виноградниках. Там Уго провел уже несколько лет и действительно чувствовал себя частью земли. «Нам». Их отношения с Маиром теперь скреплялись нежностью, которую учитель старался скрывать. Детей у винодела не было. Дольса однажды обмолвилась, что Маир развелся с первой женой, потому что она не могла зачать, но и со второй у него ничего не получилось; а тем временем первая супруга, поверив в свое бесплодие, прижила сына на стороне; об этой внебрачной связи стало известно всем, что сильно ударило по мужской гордости Маира. «Ничего подобного не случилось бы, если бы Маир оставил себе обеих жен» — вот каким выводом Дольса закончила свою историю. «Обеих? Разве так можно?» — «Ну конечно можно, — подтвердила Дольса. — Ничто не мешало Маиру жить с двумя женщинами, особенно учитывая, что первая якобы оказалась бесплодной».

Откровение, испытанное Уго на королевской верфи, еще сильнее привязало парня к земле, которая ему не принадлежала. Маир относился к своему помощнику очень хорошо, он упорно и терпеливо обучал паренька всему, что сам знал о винограде, вине и aqua vitae. И Уго получал удовольствие от своей работы; он учился любить природу, что прежде даже не приходило ему в голову. «Да, мне везет», — уверенно говорил себе подмастерье. Он долго сомневался, стоит ли рассказывать Арсенде, и в конце концов решил не открывать правду: девочка не смирилась бы с его работой на евреев, а еще меньше — с тем, что евреи ему нравятся. Уго давно перестал лазить на крышу монастырского дома; теперь, когда он приходил проведать сестру, они общались через зарешеченное окошко. И Арсенда всегда просила его вернуться. «Не покидай меня, братик».

И он ее не покидал. И Дольсу тоже.

— Ты как-то… переменился, — заметила еврейка в конце сентября, за несколько дней до сбора урожая.

Дольса пришла в давильню вместе с Саулом и Астругой, чтобы помочь в подготовке к важному дню. Воспользовавшись передышкой, она подошла к Уго. Парочка оставалась на виду, в нескольких шагах от старших.

— Да, — согласился Уго. Он молчал до тех пор, пока не понял по лицу Дольсы, что должен сказать что-то еще. — Потому что…

Он кашлянул и сглотнул слюну. Дольса рассердилась:

— Потому что — что?

— Потому что мы с тобой убежим в Королевство Гранада, чтобы жить там вместе и без тревог, — выпалил он на одном дыхании.

Девушка не удержалась от смешка. Потом замолчала. Внимательно посмотрела на парня и всплеснула руками. И снова рассмеялась, на этот раз громко и заливисто. И снова смерила Уго взглядом с головы до ног.

— Чего? — протянула она нараспев.

Да, он это сказал! И она не стала возражать.

— То, что ты слышала, — произнес Уго с обезоруживающей убежденностью. — Мы с тобой…

— Да-да-да, — перебила Дольса. — Ты сошел с ума.

— Но…

— Почему это он сошел с ума?

Последний вопрос задала Аструга, незаметно подошедшая к парочке.

Дольса растерялась.

— Потому что… — Уго сам не знал, что собирается сказать.

Аструга переводила взгляд с парня на свою дочь и уже начинала хмуриться.

— Так я скажу ей, Дольса? — простодушно спросил Уго, все еще раздумывая, как это сказать.

— Ну конечно! — сразу же подхватила девушка. — Это же моя мать.

— Так что же? — Аструга не отступалась, остальные тоже начали собираться вокруг.

Уго кинул взгляд на виноградник, надеясь отыскать какой-нибудь выход из передряги:

— Я предложил ей изготовить особое вино…

Маир вопросительно вскинул брови.

— Вон те лозы… — Уго ткнул пальцем, — те, что рядом с огородом семьи Вилаторта, они дают особенный виноград — может быть, из-за солнца, — не такой сладкий, хотя и вызревает в то же время.

И это была правда. Парню нравился чуть горьковатый привкус этих ягод, и он действительно задумывался, не получится ли из них хорошее вино, непохожее на другие.

— Верно, — признал Маир. — Вот только вина выйдет совсем мало.

— Да хотя бы несколько кувшинов… — не сдавался подмастерье. — Какая разница?

— Но это усложнит процесс отжима…

— Я берусь собрать те ягоды раньше других и отдельно сложить в давильне. Тогда ничего не усложнится.

Дольса сверлила его взглядом, проклиная за упрямство. «Да все уже, — внушали ее прищуренные глаза. — Мы уже выпутались из этой переделки. Хватит про вино». Остальные, включая старого Саула, дожидались решения виноградаря.

— Ну хорошо, — согласился Маир.

— Тогда пускай этот виноград топчут мои внуки — Дольса и Саул, — вмешался старик. — Вино, которое они сделают, мы сохраним, чтобы отпраздновать их свадьбу.

Уго побледнел. Дольса опустила глаза.

— Через год в сентябре, как раз к сбору урожая, Саулу исполнится восемнадцать лет, а тебе, Дольса, — шестнадцать. Эти сроки установлены в трактате «Ктубот». Или я ошибаюсь? — спросил Саул у своей дочери.

— Нет, отец, вы не ошибаетесь, — ответила Аструга. — К этой дате свадьбу и приурочим. Мы уже многое приготовили для праздника, но идея с особым вином для стола кажется мне превосходной. Будем надеяться, Уго, у тебя все получится. Спасибо тебе за задумку.

Уго в ответ только приложил козырьком руку ко лбу и отвернулся к лозам, как будто изучая их издалека. Паренек молился про себя, чтобы никто к нему не подошел и не увидел текущие по щекам слезы, чтобы никто не заметил, как сотрясается его тело, не услышал сдавленных рыданий.

— Пойду сорву несколько ягод вам на пробу, — сумел произнести бедолага, а потом припустил к винограднику, подальше от них от всех.

Уго стоял на самом краю надела, там, где он граничил с огородом Вилаторты. Он собирал те самые ягоды, соком которых Дольса отпразднует свое замужество. Парень раздавил ногой упавшую гроздь, горюя о жестокости своей любимой. Выходит замуж! Маир рассказал, что в семье обо всем договорились, еще когда дети были маленькие, еще до того, как три года назад Мар, крепко держа Уго за руку, впервые привела его в еврейский квартал. И за все это время Дольса ему ничего не сказала! Она выходит за Саула, своего двоюродного брата, старшего сына Жакоба. Уго познакомился с ним еще на барселонской распродаже. И до сего времени очень хорошо к нему относился. Уго затряс головой, стараясь вытрясти всю боль. Да, он соберет этот виноград. Он соберет столько, сколько потребуется, — таков его долг перед Маиром, а потом исчезнет без следа. С Дольсой он больше не разговаривал. Может быть, из-за грядущей свадьбы она и была так непостоянна; из-за свадьбы отстранялась от него и гнала от себя. Дело вовсе не в том, что он христианин, а в том, что она помолвлена. Да, он уйдет. Уго принял это решение в бессонные ночи, наполненные иногда слезами, иногда — проклятьями. У него есть золотой флорин и еще несколько монет, заработанных на виноградниках. Он отправится искать Берната в Севилью или в Картахену — ведь Наварро говорил, что сын Арнау обретается там.

Уго поднялся ни свет ни заря, чтобы приступить к сбору на этом участке и оборвать все подчистую, как и обещал Маиру. Юноша посмотрел на раздавленную гроздь. Он уже собирался оставить ее лежать на земле, но передумал и решил тоже бросить в корзину, потому что, убеждал себя Уго, ему совершенно не важно, каким получится это вино. Он обобрал виноград примерно с четверти участка, а солнце просыпалось с большой неохотой, как будто в этот день не желало ничего освещать. А потом Уго увидел, что к давильне подходит Маир. И вместе с ним кто-то еще… Юноша прищурился, сделал из ладони козырек и напряг зрение. Да, это Дольса. Что ей делать на винограднике в такую рань? Маир издали помахал своему подмастерью. Уго через силу махнул в ответ; Дольса шла в его сторону. Парень не сдвинулся с места, не убрал правую руку ото лба и смотрел на ее приближение — бездумно и молча.

А Дольса остановилась возле корзины с виноградом и погрузила руки в ягоды.

— Выбирай! — неожиданно предложила она, выставив вперед два сжатых кулака.

— Оставь меня в покое! Почему ты мне ничего не сказала?

— Я тут совершенно ни при чем. Обо всем условились матушка, дядя и дедушка. Я была всего лишь маленькой девочкой.

— Но… ты выходишь замуж!

Дольса замолчала. А потом, как будто речь шла о самом важном, повторила:

— Выбирай.

Уго вгляделся в ее лицо: на нем сейчас не было той суровости, от которой он столько мучился.