Несколько водил-дальнобойщиков, которые до этого неторопливо поглощали нехитрый ужин, вполголоса обменивались дорожными новостями и изредка провожали заинтересованными взглядами порхавших по залу официанток, сосредоточенно, недобро замолчали, устремив на вновь прибывших хмурые взгляды работяг, наблюдающих праздно гуляющую молодежь.

Один из парней, которого все называли Димон, демонстративно не участвуя в подготовительных хлопотах, сразу уселся во главе длинного стола, требовательно обхватив за талию, усадил к себе на колени ближайшую девицу и небрежно махнул рукой, подзывая официантку.

Настя обслуживала ту часть зала, в которой обосновались шумные гости, поэтому, прихватив с барной стойки несколько книжек меню, поспешила к клиентам. Димон, не сводя оценивающего взгляда с подошедшей официантки, громко проговорил, явно для нее, хоть и обращаясь к сидящей на его коленях подруге:

— Короче, пожрать, Светик, у них еще можно, а вот бухло тут — говно. Бодяжат, козлы. Так что, догоняться будем своим, проверенным, из «Купца». Ты вот что… Настена, — посмотрев на бейдж, распорядился он, — ты давай-ка нам закусить сооруди мигом…

Меню не понадобилось, — Димон, не утруждая себя выбором, заказал всего три блюда легкой закуски, правда, в большом, на всю компанию, количестве. Настя отправилась на кухню, чтобы передать заказ и слегка притормозила, проходя мимо скучающего в дверях охранника.

— Сереж, эти, — легкий кивок головы в сторону клиентов, — со своей выпивкой. Надо, наверно, Сазоновой сказать?

— Ты чего, Насть? — весело изумился охранник. — Это же Манцур-сынок гуляет. Сазонова связываться не будет — себе дороже. Я так понял из их базара, что днюха у него сегодня. Это до утра теперь. Плохо. Главное, чтобы водил цеплять не стали, у тех с ответом не заржавеет, ментов вызывать придется. В общем, девочка, — заключил он, то ли с сочувствием, то ли с легкой издевкой, — не в кайф у тебя сегодня смена. Намучаешься с ними, а чаевых — хрен на блюде.

Пророчество умудренного опытом охранника на этот раз не сбылось. Уже к двум часам ночи компании заметно скисла, — видно, на «Пит-Стоп» выпала завершающая стадия длящейся весь день пьянки. Когда прибыли несколько вызванных из города такси, участники застолья были едва в состоянии натянуть на себя одежду, путаясь в рукавах и помогая друг другу. Потом будили тех, кто давно заснул, уютно пристроив голову на заляпанной скатерти, хрипло матерясь, за ноги вытащили из-под стола товарища, предпочитавшего отдыхать в горизонтальном положении, и долго пытались его одеть.

Димон, выглядевший чуть трезвее остальных, бросил короткий взгляд на принесенный Настей счет.

— Не видел тебя здесь. Новенькая, что-ли? — спросил, широким жестом распахивая кожаное портмоне.

— Да, третью неделю.

— Когда теперь смена?

Настя помолчала, отвела глаза, наблюдая за тем, как Сергей мягко помогает уходящим гостям вписаться в дверной проем. Говорить правду почему-то не хотелось, врать, скорее всего, было бессмысленно, и нужный ответ никак не приходил в голову.

— Ну?

— Послезавтра, в день.

Димон, не считая, швырнул на скатерть несколько пятитысячных купюр, тяжело поднялся, опираясь о стол, несколько секунд стоял, слегка покачиваясь и не сводя с девушки тяжелого затуманенного взгляда.

— Приду, короче.

Он явился вечером, под конец смены. Пьяный, хоть и не до такой степени, как в прошлое посещение, уселся за один из обслуживаемых Настей столиков, заказал пиво. Сидел тихо, изредка прикладываясь к кружке и равнодушно наблюдая за деловитой суетой официанток и расслабленным отдыхом посетителей. Видно, отсутствие благодарных зрителей делало бессмысленным шумные выступления, и он спокойно ожидал окончания Настиной смены.

— У нас пересменок начинается, не могли бы вы закрыть счет сейчас?

Расплывшись в широкой пьяной улыбке, Димон некоторое время молча смотрел на нее снизу вверх, машинально постукивая пальцем по почти пустой кружке.

— Садись, — показал на стул напротив, — разговор есть.

— Нам запрещено сидеть с гостями.

Манцур откинул голову и громко, на весть зал захохотал.

— Лежать, значит, разрешено, а сидеть — запрещено.

Настя скорее почувствовала, чем увидела, обратившиеся на них из-за соседних столов любопытные взгляды.

— Садись, говорю, — уже тише повторил Димон.

Она отодвинула стул, присела на самый краешек, изобразив на лице вежливое терпение.

— Меня, короче, Димон зовут, если ты не в курсе, — начал он, вальяжно откинувшись на спинку стула и глядя на девушку с добродушным покровительством. — А про тебя я все уже узнал. И когда узнал, вот, что решил. Из гадюшника этого я тебя, короче, забираю. Пристрою пока в «Шмаровский Купец», мне это легко, я, вообще, куда угодно могу пристроить. Покантуешься до лета там. Ты клевая девка, понравилась мне, а те, кто мне нравятся, под пьяных дальнобоев не ложатся. Летом я в Москву сваливаю, со мной поедешь, короче.

— У меня смена закончилась, — произнесла Настя официальным голосом. — Оплатите счет, пожалуйста.

— Ты чего, подруга? — Манцур, похоже, искренне удивился. — Ты не догоняешь что ли? Тебе чего, каждый день такие расклады выдают? Давай-ка, короче, сворачивай тут свои делишки, — он положил на стол деньги, даже не взглянув на сумму счета, — и чтобы через пять минут была готова. Сейчас поедем с тобой в одно уютное гнездышко, не в такой клоповник, как у вас наверху, — у приятеля хата есть, как раз для таких случаев, освободил для меня на ночь. Так что, давай мигом.

Как только Манцур оплатил счет, Настя с облегченным вздохом сгребла деньги со стола, убрала в карман передника и последнюю фразу клиента дослушивала уже стоя.

— Вот что я тебе скажу… Димон, — устало произнесла она. — Ни в какое гнездышко я с тобой не поеду — это раз. Я про тебя тоже кое-чего узнать успела — это два. Ты, конечно, можешь подойти к Славику и попробовать договориться насчет меня, но тут тоже облом — у меня сейчас красные дни календаря. Это три. В нерабочее время прошу меня не доставать — это четыре. Сдачу сейчас принесу — это пять.

…В течение следующих двух месяцев Насте пришлось изрядно понервничать, выдерживая активную и довольно плотную осаду. Манцур появлялся в «Пит-Стопе» почти в каждую ее смену и, если не заваливался в зал — один или с приятелями, — то ждал на улице в машине. Машины были всегда разные, — Димон, не имея ни собственной «тачки», ни прав, частенько рассекал по городу на автомобилях друзей, которые ему охотно одалживали. Каждый раз, находясь в различных стадиях опьянения, за то короткое время, которое оставляла ему Настя, торопливо добегающая до корпоративной «блядовозки» или автобусной остановки, он доносил до нее в разных вариантах один и тот же набор мыслей: «Все равно будешь моей, никуда не денешься. Не было еще в городе такой телки, чтобы мне отказала. Задницей навиляешься — сама потом приползешь».

Все это продолжалось до того вечера, когда Настя, всегда встречавшая призывы и реплики Димона холодным молчанием, не сумела сдержаться и, уставшая и задерганная после тяжелого дня, ответила опостылевшему поклоннику так, что уже через пять минут, испытывала нешуточный страх и проклинала свою несдержанность.

Закончив дневную смену, она спешила к автобусной остановке, когда внезапно вынырнувший откуда-то сбоку Манцур придержал ее, ухватив за рукав куртки.

— Куда торопишься, подруга? — с пьяной ухмылкой поинтересовался он. — Небось, братцу своему, дебилу, жопу подтереть не терпится?

Настя притормозила, резко обернулась, глядя на Димона расширенными от злости глазами. В голове крутились десятки ответов — одни оскорбительнее другого. Она лихорадочно подбирала слова, чтобы унизить Манцура, растоптать его самоуверенную наглость, короткой фразой отшить его навсегда, слова, в которых выразится все — и отупляющая усталость после рабочего дня, и глухое раздражение от навязчивых домогательств, и чувство тоски от беспросветной монотонности ее только начавшейся жизни. Она хватала ртом воздух, никак не находя подходящего ответа и еще больше злясь от этого.

— Молчишь? — промолвил он тихо, став вдруг сосредоточенным и серьезным. — Тогда я тебе скажу. Ты меня перед пацанами лошарой выставила: типа, Димону шлюха из «Пит-Стопа» не дает. Я такое не прощаю. Один раз предупреждаю: не одумаешься — я тебя просто пацанам отдам, они тебя сперва по кругу пустят, ну а уж потом и я попользую от души. Так что, не обижайся, если что.

Настя сама не поняла, как это случилось. Только что она стояла, злобно глядя на Манцура и пытаясь освободить рукав от его хватки, и вдруг, услышав нешуточную угрозу, выглядевшую вполне реальной, почувствовала, что ее разбирает дикий, истеричный смех. Он не был вызван эмоциями или мыслями, но, зародившись где-то внутри, настойчиво просился наружу, подкатывая к горлу тугой волной, и Настя, которой стало совсем не смешно, поняла, что не сможет противиться этому припадку веселья. Секунду она еще пыталась сдержаться, а потом расхохоталась прямо в лицо опешившего от неожиданности Димона.

— Слушай, ты, пользователь недоделанный, а ты уроки выучил? — выговаривала она сквозь смех, который хотела, но была не в состоянии остановить. — Беги скорее домой, а то папка заругает, ремня всыплет. Делать уроки, писать и спать. Да, и пипку свою мелкую перед сном не сильно дергай, а то мозоли на ладошках появятся.