День похорон

Ходит смерть рядышком,
Рядышком — рядком.
Деда за бабой,
Мама за папой,
Сестричка за братком.
Милый мой мальчик — лодочка — целлофан,
Господь твой — Иголочка,
Госпожа твоя — Вилочка.

Илья Мазо

Я бы хотел рассказать тебе о том, что мне сегодня приснилось. Эх, знал бы ты, как это прекрасно — видеть сны. Механизму никогда не понять этого невероятного фонтана чувств, которые человек испытывает при просмотре картин, написанных его сознанием. Так вот, сегодня мне приснилось… ничего.

Ничего мне сегодня не приснилось. Знаешь, зачем я всю эту шарманку вообще завёл? Я подумал: «Раз уж мне всю эту дичь писать приходится, может, как-то красиво это всё выстроить?» Но, к сожалению, все идеи разбились о реальность, где мне, в сущности, ничего не приснилось. Вот так всегда и бывает: я строю планы, разрабатываю идеи, формирую какую-то точку зрения по тому или иному вопросу, а потом, столкнувшись с реальностью, всё это разлетается вдребезги. Короче, мне ничего не приснилось.

Сегодня утреннего пива не было. Но я не особо расстроился, ведь наличие этого нектара богов на моей убогой кухне — это скорее исключение, чем правило. К тому же, я всё ещё не выбросил этот несчастный стейк, а им тоже можно отравиться.

Однако безопасная еда у меня совсем закончилась, и мне пришлось идти в магазин. А знаешь ли ты, что такое магазин? Что такое магазин на севере города?

Это, друг мой, один в один моя вчерашняя полупустая пачка чипсов. Залежавшиеся неказистые вонючие куски картошки свалились в кучу и ждут своей очереди, чтобы отправиться прямиком в рот. Жизнь перемалывает их зубами, словно я своё солёное лакомство, а потом отправляет в кишечник квартиры — перевариваться.

Я купил себе кое-чего перекусить и отправился домой, слушая приятный хруст снега под ногами. Многие ходят в наушниках и внимают музыке, а я вот наслаждаюсь звуками жизни. Именно так, Джонни, это «хрум-хрум» под моими ботинками в снежный зимний день и есть жизнь во всей её красе. Ведь что есть жизнь, если не обыденность?.. Да, я потерял наушники.

Впрочем, я опять отвлёкся. Итак, придя домой и насладившись утренней трапезой, я вспомнил, что к часу должен явиться на похороны Ивана. Я долго стоял у шкафа и выбирал, что же мне надеть. Моя любовь к сарказму и иронии подбивала выбрать футболку с рыбой, но всё же остановился я на чёрной рубашке и брюках, ибо не хотел сыграть в ящик прямо на похоронах.

Да, одеться стоило поприличнее, ведь я собираюсь, ко всему прочему, произвести впечатление на девушку покойного Вани. А что такого? Он уже мёртв, ему всё равно.

Я нашёл её страницу «вконтексте». Имя такое странное, нерусское, наверное. Между нами будем называть её Бека, а ты уж сам гадай, реально ли её так зовут, или это я, как всегда, всё выдумал. Девушка эта недурна собой: длинные, чёрные, как ночь, волосы, гладкая кожа, лицо без каких-либо недостатков (хотя, возможно, она просто хорошо скрывает их под косметикой и фильтрами), не слишком густые брови, небольшие милые ямочки на щеках, выразительные миндалевидные глаза цвета пасмурного неба и, что самое примечательное, всегда какой-то печальный, грустный взгляд. Она похожа на жену декабриста. Одевается Бека только в чёрное, и это не связано с трауром: на всех её фотографиях исключительно тёмные тона. Она всегда будто бы стесняется чего-то, или опечалена. И именно эта черта меня и зацепила, мозг чётко обозначил задачу: «Ты должен её трахнуть». К тому же масла в огонь добавляла аватарка Беки, где она была одета в весьма откровенный наряд морской разбойницы. Не знаю, зачем тебе эта информация, но к пиратской теме я неравнодушен ещё с детства.

Что, Джон, думал, я влюбился? Ничего подобного. Любовь — это для романтиков и идиотов. Любому образованному человеку ясно, что чувство это вызвано лишь гормонами и инстинктами. Но инстинкт продолжения рода я удовлетворить не против. Это как скушать мороженое: ты покупаешь пломбир, какое-то время наслаждаешься им, он приятно морозит твои губы, а потом ты просто выкидываешь палочку и всё. Кто будет вечно таскать холодное лакомство с собой?

Знаешь, Джонни, в чём специфика русского народа? В том, что все его действия до ужаса просты и обыденны. Трижды разведённая баба Клава, режущая в коммунальной квартире на старой красной дощечке палку докторской колбасы так, чтобы хватило каждому из двадцати человек, пришедших на похороны. Ей с детства говорили не носить головной убор в помещении, но платочек, тот самый, что носят, пожалуй, все пожилые женщины в нашей стране, это единственная чёрная вещь в её гардеробе. Вот где спряталась Россия. Она сидит между почти уже не греющей, ржавой коричневой батареей и стенкой, с которой свисает кусок заляпанной обои, оголяя дряхлую, похожую на швейцарский сыр своими выемками, грязно-белую стену, а напротив греется маленький мальчик. Вернее, пытается согреться. Глупый малыш, разве он не знает, что Россия его никогда не согреет?

И похороны у нас проходят так же — по-простому, по-свойски. Шестеро понурых ребят выносят закрытый гроб, в котором лежит мой мёртвый друг. Видимо, смерть пришла к нему, выломав двери. Ты не думай, я не сентиментальный плакса, просто размышляю о том, как же это всё досадно, насколько нелепо всё наше существование, да и само течение времени вообще. Любое здание обречено на снос, любая жизнь обречена на смерть, любое начало обречено на конец. Свеча в конце концов обязательно потухнет. Вся наша цивилизация с её ценностями, моралью, историей, культурой в конце концов уйдёт в небытие.

Священник произнёс какую-то несуразную речь. Затем настала очередь гостей сказать Ване прощальное слово. Люди выстроились в очередь к гробу [Знаешь, Джонни, что самое страшное? То, как ужасающе эта очередь похожа на ту, что он видел утром в магазине.], вокруг которого, упав на колени, рыдали несколько женщин, в одной из которых я узнал Беку. Она очень явно, без нотки наигранности, скорбела по своей утрате, наверное, это была «настоящая любовь». Ну ничего, во время сильного эмоционального переживания девушка ослабевает, так что мне это только на руку. Настала моя очередь говорить:

— Ваня был неплохим человеком, — как всегда спокойно начал я, — конечно, не идеальным, но кто из нас идеален? Мы с ним хорошо проводили время. Жаль, что больше такой возможности не представится.

Я был краток тогда, хоть и было что сказать. Странно, у гроба я почувствовал какую-то необъяснимую связь с Ваней. К счастью, это чувство быстро прошло.

Шестеро мужиков опустили гроб в филигранно выкопанную яму, и все гости начали кидать туда по горсти земли, которая уже успела покрыться тоненьким слоем снега из-за сильных осадков. Как только последний из них кинул свою щепотку, за дело принялись двое мужчин в синих комбинезонах — они кидали уже не горстями, а целыми лопатами, видимо, очень не любили Ваню.

Священник прочитал последнюю молитву, и все уже начали расходиться по машинам и остановкам. Я был в предвкушении поминок, ведь именно там у меня будет возможность поближе познакомиться с Бекой, которая сегодня была ещё больше опечалена, чем обычно. Уходя, мне всё же захотелось последний раз оглянуться: вялая, как будто картонная могильная плита с изображением старого друга, к ней уныло приставлены пышные, но нагоняющие тоску венки, а на земле, запорошенной снегом, свалились в кучу печальные букеты цветов. Удручающая картина. Помню, тогда я увидел в ней гибель всего человечества и всей вселенной. Было бы весьма печально, если бы мне было не насрать.

Ничего — вот, что истинно, друг мой. Оно останется после смерти вселенной и будет существовать вечно, если слово «существовать» вообще уместно в данном случае. Сейчас мы не ощущаем этого, ведь Ничего притаилось в кустах и ждёт своего часа, но очень скоро оно придёт и возьмёт власть в свои руки. И тогда всё, что когда-либо существовало, всё, что происходило — сойдёт на нет. Прямо как жизнь Вани: он ел, пил, спал, ходил на работу, а потом вдруг бац — и превратился в ничто. Сегодня его оплакивают, завтра будут вспоминать, а послезавтра уже забудут.

Существование — лишь последовательность нулей и единиц. И очень скоро пойдут сплошные нули.

Но хватит, пожалуй, разводить философские размышления. Мы же оба с тобой понимаем, что они бесполезны и завожу я их только лишь для того, чтобы занять побольше страниц на радость доктору П. Короче говоря, от кладбища мы отправились прямиком в коммунальную квартиру бабушки покойного, дабы справить поминки. Дело в том, что в квартире его родителей травили тараканов, по крайней мере, нам так сказали эти благородные господа.

Коммунальная квартира, наверное, самое неподходящее место для проведения каких-либо мероприятий, но, к счастью, сожители бабы Клавы любезно одолжили нам кухню на пару часов. Вокруг старого стола с облупленными деревянными ножками почти вплотную друг к другу были расставлены 13 стульев, а рядом на небольшом комоде отдыхала фотография, пересечённая снизу чёрной, как одежда Беки, ленточкой, к ней был приставлен стакан водки с куском хлеба поверх. Удивительно, но фотография была настолько размытой, что я бы ни за что не догадался, кто на ней изображён, если бы не знал этого заранее.