Гости сидели за столом, уплетали различные закуски и угощения (дешёвенькие, надо заметить). И всё-таки, какая же у человека ярко-выраженная свинячья натура. Даже на поминках они всё жрут и жрут, и каждый пытается урвать побольше. Хотя в данном случае все, конечно же, пытаются это скрыть: опускают налитые грустью глаза, говорят «ободряющие» слова, высказывают соболезнования, некоторые даже плачут, но всё равно жрут.

Все, кроме меня и Беки. Нет, конечно, я не влюбился в эту девушку, ведь всё ещё считаю это чувство абсурдом, но как человек она, возможно, не так уж и плоха.

В какой-то момент, когда все уже изрядно нажрались, я, как бы невзначай, положил руку Беке на колено. Судя по реакции, она была не особо против моих действий, и я уже хотел было завязать милую беседу, но тут ни с того ни с сего один пьяный в умат лысый, накаченный парень лет тридцати резко вскочил с места и стукнул кулаком по столу. Я было подумал, что моё заигрывание с Бекой заметили и приготовился прощаться с зубами, но этот пошатывающийся громила вдруг объявил на всю кухню:

— Да, Ванька-то наш настоящим воином был! — затем выдержал небольшую паузу и, запинаясь, добавил. — Сражались мы с ним плечом к плечу… Может… Может, он и не вышел физической силой, зато храбрый какой был и добрый… А какой чуткий-то! Знаете, я солдат бывалый, много всего видел, испытал. Но такого п… Таких эмоций, как у него, — никогда. После боя все обычно хвастались тем, сколько жизней погубили, а Ванька… Ванька наш всё твердил, мол: «Ребята, да что же это? Неужели Человек [Тут Борис многозначительно поднял палец. Эх, Джонни, знал бы ты, что для человека значит многозначительно поднятый палец.] способен на такие зверства?! Это же, — говорил, — ужасно: кровь, крики, убийства, кишки наружу! Да не проще ли нам всем сложить оружие и помириться?!» Во какой мудрый парень был! — оратор, надо сказать, сильно переигрывал. — Давайте почтим его ещё раз! Ваня, ты был храбрым, добрым и очень умным… Но не той смертью ты умер, не той… Остался бы с нами тогда, да не мог ведь, тебя там… Ну да чего это я? За Ваньку!

Все чокнулись и выпили по стопке, я, конечно, не был исключением. Хоть речь и показалась мне пафосной, выпить я всегда не прочь. Водка обожгла моё горло и стекла вниз, я помотал головой, ощутив неслабое опьянение, и тут почувствовал, что Бека наклонилась ко мне почти вплотную и начала шептать на ухо:

— То, что Боря сейчас рассказал, — чистая правда. Ваня был не просто чутким, но и ранимым в глубине души. А душа … — в этот момент обычная грусть в глазах Беки словно умножилась на десять. — Знал бы ты, какая тонкая у него была душа. Эх, Эрл, знал бы ты, как мне его не хватает. Не заслужил он смерти, понимаешь? Не заслужил! — она всхлипнула, из последних сил сдерживая плач, быстро смахнула рукой слезинку, сверкнувшую на мгновение в её глазу, и с умоляющим взглядом добавила: — Пойдём покурим?

Мы вышли на лестничную клетку, так как в одной из комнат жила семья с ребёнком и курить на балконе было запрещено. Как только за нами захлопнулась дверь, моя спутница тут же заплакала. Но плакала Бека не так, как обычные девушки, — громко и как-то по-детски — нет, она рыдала, как туча в солнечный осенний полдень, — стоя неподвижно, опустив голову, так, что подбородок касался груди, и почти беззвучно. Не скажу, что мне было её жаль, ведь общего имущества с Ваней они не имели, детей, к счастью, тоже не заводили, да и вообще, насколько я помню, вместе были не так уж и долго. Но, видимо, Бека успела по-настоящему в него влюбиться. Ну ничего, покойник мне не соперник. Бека просто стояла и плакала, а я просто стоял и смотрел. Знаешь, Джонни, иногда человеку нужно дать спокойно поплакать. Чтобы никто его не утешал, не ободрял, не пытался развеселить. Именно такая ситуация была тогда на лестнице: Бека ревела, а я ей не мешал.

Простояв так минуту или две, Бека спокойно вытерла лицо рукавом своей чёрной, как экран разряженного телефона, куртки и закурила. Абсолютно просто и спокойно закурила, её руки не тряслись, в глазах не было отчаяния, кроме того, что поселилось там давно и надолго, да и в целом состояние её было вполне спокойным. Я закурил вместе с ней. Спустя несколько мгновений абсолютного молчания я попытался начать разговор:

— Мне жаль… Жаль, что так вышло… Ну, с Ваней. Хороший парень был. Весёлый. Правильно ты говоришь, не заслу…

— Т-с-с-с-с, — прервала она меня, прижав указательный палец к губам, — знаешь, Эрл, иногда человеку нужно просто дать спокойно покурить.

Я ничего не ответил. Мы молча докурили, глядя то в пол, то по сторонам, затушили сигареты, и я уже было развернулся и направился обратно в квартиру, но тут Бека схватила меня за левую руку и произнесла то, что я надеялся, но, честно сказать, не ожидал услышать:

— А ты отличный собеседник — мало кто может хорошо молчать.

Далее события развивались ещё более непредсказуемо: Бека достала из кармана маленькую записную книжку, на чёрной, как и все её вещи, обложке которой красовалась надпись «Carpe diem. Memento mori», затем оттуда же вытащила чёрную гелевую ручку, записала на пустом листочке номер телефона с подписью «Бека». Этот листок она небрежно вырвала и протянула мне. Я, конечно, сразу же охотно его взял и спрятал в задний карман джинсов. Больше никто из нас не сказал ни слова.

Мы докурили, вернулись обратно в квартиру, сняли куртки и уселись за стол. Там все уже пили чай без закуски [Бабушка считала, что на поминках есть сладкое нельзя.] и разговаривали о чём-то бессмысленном, как это всегда бывает на любом застолье. Пару минут мы спокойно пили чай и пытались не воспринимать окружающий абсурд, но длилось это недолго. Как только Бека вышла в туалет, ко мне подлетел Кристофер — тот самый друг, с которым я вчера разговаривал по телефону. Он был похож на огромного ворона-падальщика, готовящегося к атаке. Такое впечатление сложилось у меня не только потому, что парень был одет во всё черное, — что-то было в его взгляде, что-то недоброе, какой-то мрачный секрет, необъяснимая ненависть. Ворон Крис схватил своим мощным крылом мою хрупкую кошачью лапу и повёл в коридор.

— Ты что это, чёрт возьми, делаешь, а? — явно накапливая злобу начал он. — У тебя друг умер! Умер, понимаешь? Нет его больше. А ты клинья к его девушке подбиваешь, гад! Что, думал, не спалит никто?! Так вот я тебя спалил… — лицо Криса стало красным, как советский флаг. — Нет, я, конечно, привык уже слышать от тебя аморальные высказывания и шутки, но никогда не думал, что ты и правда такой… А я ещё считал тебя своим другом, урод! И Ванька тебе доверял! Сейчас, наверное, в раю сидит и плачет… Ну… Ну, Эрл, мать твою, это уже край…

Тут я начал переживать, надо было брать ситуацию под контроль. Крис начал на меня наступать, закатывая рукава, я пятился спиной вперёд, но на лице старался сохранять спокойствие и уверенность. «Силой его не возьмёшь, — сообразил я, — а вот разговорами — можно попробовать».

— Кристофер, послушай меня, — стараясь сохранять спокойствие, начал я. — Я ведь просто её успокоить хотел. У девочки трагедия, ей нужна поддержка… Не веди себя, как бык, Крис. Пойми, Ваня…

Тут, на моё счастье, из туалета вышла Бека, бросила на нас небрежный взгляд и вернулась к столу. Крис тут же перестал наступать и перешёл на более спокойный тон:

— А знаешь, Эрли, справедливость ведь есть на свете! И Бог есть. Так что Ваня… Там, на небесах… Знаешь, я думаю, он там не плачет. Знаешь, Эрл, что он там делает? Разрабатывает план мести… Хотя нет, он знает, что справедливость восторжествует, поэтому просто ждёт, когда ты получишь по заслугам. Мой тебе совет, отстань от Беки… Пока не поздно, отстань. Карма, она такая…

После этих слов Крис похлопал меня по плечу, раскатал обратно рукава, привёл себя в порядок и мы оба пошли обратно на кухню.

До окончания поминок у меня было крайне приподнятое настроение. Ещё бы, номерок Беки получил, а по лицу за это не получил. Однако я всё равно, по своему обыкновению, сохранял невозмутимость и спокойствие во взгляде. Такая вот у меня особенность — не показывать эмоции на лице.

Вернувшись домой, я выпил банку пива, за окном чернело ночное небо. Я вспомнил, что надо написать тебе…

Что, думаешь, я плохой человек? Да ничего подобного. Ваня уже мёртв, ему всё параллельно. Он превратился в ничто, понимаешь ты это, глупая машина, или нет? Все эти «нормы морали» — старая сказка, придуманная для того, чтобы держать в загоне глупое и необразованное стадо. Но, как ни странно, это работает и по сей день…

Вот только не смотри на меня так своим монитором. Ты же машина, в тебе не должно быть сочувствия, веры в Бога, карму, справедливость, честь или ещё во что бы то ни было…

Так, ты мне надоел. Уже и так много за сегодня написал, думаю, доктор не будет зол. Хотя какое мне до него дело? Короче, если подытожить, денёк был сегодня что надо.