Глава 14

Его превосходительство вилик Сабин

Второе произошедшее после Хеб-седа возвращение из бессознательного состояния протекало болезненно. Сначала он видел сны: танцы алого пламени на багровом поле — кровавые видения оковавленного рассудка.

Затем он бредил, ползая по полу и щупая стены, принимая камень своего узилища за острова из запекшейся крови посреди кровавого океана. И только спустя огромное количество времени, неизвестное ему, он открыл глаза и посмотрел вверх.

Потолок медленно кружил, по часовой стрелке заверчивая и без того натянутые как струна извилины его воспаленного мозга. Вращение постепенно замедлялось, и Гор становился собой. Воспоминания о перенесенной боли заставляли его непроизвольно вздрагивать каждый раз, когда мысль касалась того момента в лесу.

И все же он мог думать. Мыслю — следовательно, существую, сказал какой-то умный человек. «Не чета мне», — думал Гор.

Очевидно, «хомут» имел блокировку от вскрытия, поскольку возможность активации ошейника с «третьего» пульта одновременно с попыткой его снятия, которую предпринял Гордиан, была чрезвычайно маловероятна. Значит, ошейник располагал дополнительным источником питания именно на такой случай, и значит — попытка побега была обречена на провал изначально. Гор медленно и с огромным трудом поднял непослушную руку к шее.

Разумеется, там был новый «хомут». Или старый? Нет, конечно же новый — следы от кусачек и напильника отсутствовали.

Что ждет его теперь?

Посчитаем: убийство старшины охранников — раз, проникновение в дом вилика со вскрытием секретного шкафа — два, похищение аппаратуры и денег — три, убийство ливрейного раба — четыре, зверское убийство двух габеларов при исполнении — пять, и, наконец, уничтожение пультов более чем от пяти тысяч рабских ошейников — шесть.

Очуметь! — вздохнул Гордиан. Пожалуй, и одного пункта из этого списка хватит в любой рабовладельческой стране, для того чтобы содрать с живого беглого серва кожу, а затем прожарить как барбекю и скормить собакам. Самое ужасное — в этом мире наверняка не работает поисковая аппаратура Хеб-седа, а это значит — он умрет здесь по-настоящему. Страшно и навсегда.

Несправедливая смерть для человека, прожившего триста шестьдесят с лишним лет. Но смерть вообще не справедлива!

Гору было не жаль Гаврина — тот заслужил свою гибель. Не жалел он и двух габеларов, пытавшихся остановить его в парке возле коттеджа вилика, — на то и служба. Однако ливрейный лакей, прирезанный им фактически ни за что, вызывал у него некоторые угрызения совести. И хотя в тот момент у Гора действительно не оставалось выхода — раб наверняка поднял бы тревогу, — он признал, что та смерть была также не справедлива по отношению к случайному свидетелю его «подвигов».

Перевернувшись со спины на колени, Гордиан сел, опершись о стену руками и правым плечом. Несколько минут он просто дышал, пытаясь остановить головокружение и тошноту, затем оттолкнулся от стены, выпрямился и начал делать восстановительную гимнастику. Нужно было постепенно размять все группы мышц, и начал он с шеи…

Очевидно, карцер был оснащен каким-то устройством для наблюдения. Возможно — скрытой видеокамерой, возможно — банальным глазком, спрятанным между камней. Вероятнее всего — глазком, поскольку выглядела камера очень непрезентабельно для того, чтобы кому-то пришло в голову оборудовать ее серьезной аппаратурой.

Как бы там ни было, спустя всего минут двадцать после того, как Гор очнулся и смог сесть, за ним пришли четверо, схватили за руки и вытащили в коридор.

Первый, очевидно, служил габеларом — на боку у него болталась связка ключей вполне конкретного вида, проржавелых и увесистых. Второй и третий просто исполняли роль банальных носильщиков, довольно грубо тащивших маловменяемого Гордиана по коридору так, что он бился ногами о все углы. Четвертый же являлся, очевидно провиликом, то есть помошником управляющего поместьем, поскольку был изыскано одет и преизрядно благоухал одеколоном. Все четверо, разумеется, являлись рабами, и пластиковые бляшки их хомутов весело поблескивали в свете электрических ламп, освещавших тюремный покой.

После гимнастики Гордиан чувствовал себя сравнительно неплохо. Он вполне контролировал верхнюю часть тела и уже отчетливо чувствовал нижнюю — если бы возникла необходимость, он даже попытался бы встать и попробовать ходить. Однако не стоило демонстрировать тюремщикам пределы своих возможностей, и Гор висел у них на руках податливой кишкой, покачивая расслабленными руками в такт шагу.

Время было ночное, поскольку в пройденном мимо темном окне коридора мелькнули звезды.

Его внесли в комнату с каменными стенами, почти такими же, как в его камере, с той лишь разницей, что имелось окошко, а вдоль стены стояло несколько стульев с прямыми спинками. На одном из стульев, явно страдая от неудобной и жесткой для него мебели, сидел сам управляющий вилик Лавзейского поместья, его превосходительство Каро Сабин.

Собственной необъятной персоной.

Сабин был необычайно высок даже для клона, что наводило на мысли об искусственной коррекции генотипа, операции, которая даже в Корпорации доступна только очень богатым людям. Но в то же время необычайная тучность вилика свидетельствовала о его естественном происхождении, без каких-бы то ни было корректировок. Да уж, отвлеченно подумал Гордиан, природа подчас выкидывает коленца похлеще любого профессионального генетика!

Роскошное тело Сабина едва-едва помещалось на ничтожном для его габаритов деревянном стуле. Сабин держался очень гордо, даже надменно, а на его лице царствовало не просто высокомерие, определяемое высоким положением в «рабской» иерархии, но и какое-то глубинное презрение к низшим по статусу человеческим существам. Тем более Гора забавляло наличие на могучей шее управляющего банального койна, ничем не отличающегося от его собственного. Но от улыбки Гордиан воздержался, поскольку положение было очень серьезным и вполне возможно, это его последний разговор с кем-либо из людей, кроме палача.

Сабин осматривал Гора молча. Они виделись однажды, в те дни, когда Гордиан был занят работой в кухне. Сабин прошествовал по одной из улочек поместья в сопровождении свиты — помошников и слуг, а кухонный мальчик Гор пробежал рядом с ношей в руках. Гор тогда украдкой рассмотрел самого могущественного в Лавзее серва, от воли которого зависела жизнь пяти тысяч товарищей по несчастью, но сам Сабин наверняка даже не обратил внимания на субтильного юнца.

Сейчас было по-другому.

Сабин изучал маленького раба с мрачным и сосредоточенным интересом, а Гордиан смотрел в ответ прямым и открытым взглядом смертельно замученного, но не сломленного человека. Без тени усмешки, но и не без некоторого вызова, поскольку низшему серву так смотреть на вилика не полагалось. Неизвестное чувство подсказывало Гордиану, что сейчас его может спасти лишь игра ва-банк, а обычная маска тупого запуганного идиота не подойдет, ибо то, что он сотворил при побеге, не под силу запуганным идиотам.

— Ну ты наглец, — выдавил наконец из себя Сабин, продолжая сверлить Гордиана заинтересованным взглядом. — Гаврин не учил тебя, что смотреть в глаза старшему серву запрещено?

— Гаврин был гадкий учитель, господин. Он не умел оценивать учеников.

— Да, я вижу. Точнее — видел, что ты устроил в моем коттедже. Но, признаюсь, на первый взгляд ты не производишь должного впечатления.

— Я и сам поражен тем телом, в котором оказался. В прошлом я был солдатом, господин. Гораздо лучшим солдатом, чем Гаврин и вообще любой из ваших бойцов. У них не было и полшанса.

— Но твои шансы, дружок, сейчас еще ниже, — коротко усмехнулся Сабин кривым подобием человеческой улыбки. — Не буду расстраивать тебя долгими описаниями пыток и скажу одно. Тебя ждет мучительная и медленная смерть, серв. Очень мучительная и очень медленная. Тут ничего не поделаешь — мои габелары дружно требуют твоей крови, и я не в силах отказать. Собственно, я здесь всего лишь из личного интереса: не мог поверить, что моего лучшего старшину завалил какой-то щенок.

— Я думал, вы пришли допросить щенка.

— Ты шутишь? Я — вилик, а не дознаватель, и допрашивать тебя мне не к лицу. К тому же и так все ясно. Я пришел, чтобы, как бы это сказать, … познакомиться с новой достопримечательностью нашего поместья. Ты теперь главная новость Лавзеи, серв.

— Меня зовут Гор.

— Скоро не будут, — заверил вилик. — Звать, я имею в виду.

Гордиан покачал головой. Очень захотелось жить. Как цивилизованный человек он в принципе был готов к встрече со смертью, за которой нет ничего кроме пустоты, к смерти без райских кущ и елисейских полей, но вот к мучительной смерти он готов не был. Современный герой достойно встречает смерть, но не пытку.

— Есть ли альтернатива? — осторожно начал он. — Вы потеряли троих людей, среди которых один был лучшим. Я смогу заменить потерю. Предложить новую методику подготовки, обучить новым тактическим приемам, лучше и эффективней сделать систему охраны. Дайте мне жизнь, господин, и я смогу послужить вам и рукой и верой. Преданно, господин.

— Я потерял не только людей, — покачал головой «хозяин» поместья, — но и много денег. Ты продемонстрировал невероятную ловкость в обращении с церковной аппаратурой — и мне пришлось заказывать все двести украденных тобой запасных пультов заново. Ты слишком информирован или слишком догадлив. В будущем это чревато новым беспокойством, и потерянные суммы мне никто не возместит. К тому же я видел твою преданность, серв, и повторюсь — твоей шкуры требуют стражники.

— Но разве не вы вилик Лавзеи, господин? Разве не вы отдаете приказы габеларам?

Сабин поморщился.

— Я должен учитывать мнение старшин габеларов, серв. Править недругами — это тяжкое бремя. Я должен иметь лояльных исполнителей.

— Я отличный убийца и меня можно продать.

— С чего бы я стал это делать, серв? Просто чтобы спасти твою шкуру и заработать деньжат? А она нужна мне, твоя шкура? Стражники требуют крови. И я, как уравляющий поместья, вполне волен отдать приказ о твоей казни, не уведомляя об этом нашего владыку, лорда Брегорта, да хранит его Хепри. Зачем мне надрываться?

— Затем же, зачем вы здесь. Из простого интереса. Жизнь в шато скучна и однообразна, если я стал новостью номер один. Предложите охранникам мою жизнь, если они так хотят ее. Каждый из них лично желает меня покарать. Так пусть сделает это, но только сам, с оружием или без. Предложите им поединок, сэр. Это скрасит ваш быт и будет честно по отношению к вашим людям. Если меня убьют — возмездие получится красивым, и габелары реабилитируются в глазах рядовых сервов как воины, а не как ублюдки, которых режут кухонными ножами безбородые юнцы…

Гор выдержал небольшкую паузу — Сабин внимательно слушал.

— Если же верх одержу я, — продолжал Гордиан, — то отправьте меня в Дуэльную школу, и я смогу зарабатывать для поместья деньги, которые можно потратить на возмещение причиненного мной ущерба. Это логично и обоснованно экономически. Габелары должны понять, особенно если перед этим дать им выпустить пар, предоставив возможность пришить меня в честном бою. Я — раб, сэр, имущество господина. Целесообразно ли уничтожать имущество, если оно способно принести прибыль? Тем более после тех убытков, что мы, сударь, уже понесли?

Сабин хлопнул глазами пару раз, затем прищурился, и на его пухлых щеках затрепетала, колыхаясь как парус на ветру, широкая усмешка торговца, раскусившего хитрый ход партнера.

— Вот лиса, — хохотнул он. — Если устроить бой на мечах, ты просто напорешься на клинок, чтобы избежать пыток.

Гор пожал плечами.

— Давайте устроим бой без оружия. Я не смогу умереть раньше, чем вы захотите этого. Кто первый свалится от удара рукой или сваленный борцовским захватом, тот и проиграл.

Сабин помотал головой, прикидывая что-то в уме и мерзко улыбаясь.

— Ладно, идет, — сказал он наконец, когда Гордиан уже разуверился в собственной удаче. — Продлим твою агонию еще немного. У нас на самом деле мало развлечений, а габеларам стоит преподать урок. А то действительно — безбородые юнцы режут их кухонными ножами. Куда это годится?

Глава 15

Календарь

К очередному удивлению Гордиана, календарь нового мира не отличался от принятого во вселенных Нуля. Год по-прежнему делился на четыре основных сезона и двенадцать месяцев.

Названия месяцев были те же:

«Mesori», «Tot» и «Pаfir» — были зимними месяцами; «Atir», «Hoyak» и «Tabis» — месяцами весны; «Mehir», «Famenot», «Farmutin» — солнечными месяцами лета; и, наконец, «Pahon», «Painet», «Apifis» — плачущей дождями осени.

Всю эту «бесценную» информацию Гор почерпнул из беседы с маленьким плешивым рабом, приносившим ему пищу в карцер. Да, с месяцами все было нормально, но вот с годами…

Сейчас шел четыре тысячи триста восьмидесятый год эпохи Хеба Хорнатора! Услышав это, Гордиан стал медленнее жевать, чтобы не подавиться. Всю прошлую неделю, проведенную им на кухне, он итак забивал в голову невероятное количество информации — имена и график дежурств габеларов, внутреннее устройство и географию шато, особенности взаимоотношений между сервами, искусство вынесения помоев с кухни, наконец. Его интересовало время в часах и дни недели, но сейчас он узнал дату!

Если ему не заклинило мозг, то когда он покинул Каталаун, на дворе стоял год 1080-й. Элементарный арифметический расчет приводил к выводу: с момента неудачного Хеб-седа прошло ровно три тысячи триста лет! Довольно красивая разница, не говоря о том, что очень большая. Совпадение?

Гор выплюнул камень, попавший ему в рот вместе с пригоршней риса (ввиду отсутствия ложки он ел руками), и скептически хмыкнул — к дьяволу совпадения, такого не бывает!

Либо он где-то болтался все эти годы без сознания, либо время в этом чудесном новом мире течет как-то иначе. Но ведь не настолько!

Он отставил в сторону пустую миску и встал. Места в каменном мешке было мало, но это не влияло на его режим: ему необходимо было тренироваться.

Держась за скользкие стены, Гордиан Рэкс медленно опустился в продольный шпагат.

Глава 16

Ужас габеларов

Демиург и его враг танцевали на песке. Песок был теплым, поскольку стоял уже полдень и солнышко припекало. Они кружили в центре обширного двора (специального ристалища здесь не было), и вокруг стояли плотным кругом провилики и габелары, канцеляристы и прислуга — практически все обитатели коттеджного поселка, этого сердца Лавзейского поместья. Сливки местного общества.

Сам вилик Сабин восседал в могучем кресле на самом козырном месте двора — в беседке под навесом. Его обмахивал опахалом специальный серв, а рядом стяла пара особо приближенных провиликов. Один из них сопровождал Гора из тюрьмы и, насколько знал Гордиан из опыта последнего дня, звали его Критий.

Критий не одобрял идею поединка беглого раба с выборными бойцами из охраны, но вилик Сабин загорелся этим мероприятием чрезвычайно — ему на самом деле было скучно, а тренировочные бои, которые проводились соседней Дуэльной школой, велись деревянным оружием и до первого укола.

Настоящие поединки, где лучшие поединщики одной школы будут состязаться с выпускниками другой и кровь сервов-гладиаторов польется рекой, должны начаться не ранее чем через два месяца на Малых играх, или авеналиях.

А Большие игры, называемые также королевскими авеналиями, вообще состоятся только зимой на празднике Солнцезатмения. До них — почти год без малого. Долго. Калечить во время тренировок собственное имущество до начала региональных соревнований было не принято. Так что Сабина ожидала скука.

Беглый же раб в любом случае подлежал казни, так что можно было смело жертвовать им ради развлечения. Габелары вообще вызвались на призыв Сабина добровольно, а значит, если и пострадают, то всю вину за собственные синяки и ушибы берут на себя.

В разговоре с Гором Сабин слукавил. В целом охранникам было глубоко безразлично убийство сервом при побеге старшины Гаврина и двух сослуживцев. Некая корпоративная этика требовала от них солидарности, и они, конечно, потребовали от Сабина возмездия по отношению к убийце товарищей. Но это не являлось каким-то глубинным чувством. Сервы низко ценились в рабовладельческом обществе и часто умирали. Особенно часто — в соседней Дуэльной школе, где чемпионы и любимцы поместья сменялись с четкой регулярностью каждые три-пять лет. Гибель товарищей по ошейнику не могла не делать рабов черствыми к явлениям Госпожи Смерти, и они воспринимали совершенное Гордианом философски. Кроме того, присутствовал даже восторг: что за молодчина этот недоношенный головорез! Без нормального оружия свалить четверых, трое из которых имели и оружие, и хорошую подготовку — это чего-то да стоит!

Вот кто действительно лелеял лютую ненависть к Гордиану, так это старшины габеларских рот. Попытка побега сильно пошатнула дисциплину в рядах, а Гаврин считался, извините за каламбур, «старшим из старшин» и в глазах прочих являлся олицетворением того, каким должен быть настоящий вертухай.

Сильным. Умным. Жестоким.

Да, подумал Сабин, смерть мастера-старшины, безусловно, пошатнет дисциплинарные устои и чревата большим количеством работы для глав габеларских полусотен, так сказать, по восстановлению статуса. Неудивительно, что именно старшины более всего наседали на тучного вилика с требованиями о публичном и изощренно-жестоком наказании для пойманного беглеца.

Рядом с креслом Сабина, справа от него, стоял совершенно незнакомый Гордиану мужчина. Невысокого роста, с могучими плечами и уже в возрасте, он держался очень независимо и ничуть не лебезил перед Сабином, чем разительно отличался от остальных стоящих в группе людей. Один из сервов даже предложил ему кресло, такое же как у вилика, но пожилой крепыш отказался, властно поведя рукой. Грешным делом Гор подумал, что это Рэй Брегорт, но затем отмел эту идею, поскольку сидеть в присутствии самого лорда Сабин, конечно, не стал бы.

Главный вилик Лавзейского шато в целом оказался не изувером и предоставил Гору вполне сносные условия для подготовки. Уже к вечеру его перевели из холодной и тесной камеры карцера в один из коттеджей в отдельную запирающуюся комнату с кроватью и столом. Стали отменно кормить и предоставили самому себе почти на сутки.

За это время Гор сумел не только восстановить потрепанную нервную систему до приемлемого состояния, но и коротко отработать известные ему навыки рукопашного боя, чуть-чуть размяться и растянуться.

В прошлом, как и любой из крупных должностных лиц Корпорации Нулевого Синтеза (а он ведь был диадохом целого сектора, фактически — военным губернатором нескольких звездных систем с населением более триллиона человек), Гор освоил с помощью обучающих программ множество боевых техник и считался отменным бойцом для непрофессионала. Его мозг содержал информацию буквально о тысячах защитных комбинаций и приемов нападения, придуманных человечеством за тысячелетия развития единоборств.

Однако знания — это одно, а навык и сила — совсем другое. Многое из того, что раньше удавалось ему легко, сейчас было просто невозможно вследствие отсутствия растяжки, слабости сухожилий и более медленной реакции. Другое давалось вполне сносно, но Гор сомневался в эффективности этих приемов из-за недостатка элементарной физической силы — его тело было слишком хилым для таких ударов и захватов.