Тем временем команда Лавзейской школы добралась до места своего квартирования, которое оказалось отелем лорда Брегорта. Насколько Гордиан понял из путаных объяснений Бранда, в крупных городах (а по боссонским меркам Бронвена была, безусловно, крупным городом) каждый уважающий себя шательен считал долгом иметь большой дом, в котором гостил время от времени, когда дела требовали его присутствия в этом поселении. Такой «гостевой дом» по странной прихоти лингвистики традиционно носил название «отеля», хотя конечно же никакого отношения к известным Гордиану отелям, то есть гостиницам для туристов, не имел.

Отель оказался красивым старинным зданием в пять этажей с фигурной крышей, сложной и замысловатой готической отделкой фасада и многочисленными скульптурными группами в виде колесниц и грифонов по периметру. Окна его украшали резные решетки, к тыльной стороне прилегал сквер, а чугунный забор в виде хитросплетения виноградных гроздьев и мощная двухстворчатая дверь для выезда экипажей дополняли облик здания.

Лавзейцев радушно встретили местные сервы, их разместили быстро и довольно комфортно. Каждому была предоставлена отдельная комната с кроватью и шкафом, набор постельных принадлежностей, а также возможность принять настоящий душ в общей душевой.

Спустя час Трэйт вызвал всех посвежевших после водных процедур консидориев в содержавшийся при отеле тренировочный зал.

— Ну, други мои, — сказал важно Трэйт, — свершилось! Мы на авеналиях в Бронвене, и в следующие несколько дней решится, не зря ли вы и я, ваш старый дацион, ели хлеб нашего лорда и портили портки весь прошлый год. Вы готовы к сражению?!

— Кхарр-ра! Кхарр-ра! Кхарр-ра! — прорычали консидории боевой клич Боссона, и Гор, сам не зная почему, с энтузиазмом присоединился к ним.

— К смерти и победе готов! — вскричал Трэйт и консидории, все как один, громогласно повторили его клич.

Затем бойцы обнажили мечи. Каждый по очереди поцеловал свое оружие, прошептав перед ним три клятвы верности — священному ремеслу консидория и присяге, которую он принес при получении епанчи; своему господину, достойнейшему из лордов, и, наконец, своему клинку, который завтра напьется болью от резаных ран и самоvй, пропахшей трудом и мукой, человеческой смертью.

Вслед за прозвучавшими клятвами, торжественно, с поклоном своему дациону, бойцы по очереди вложили благородное оружие в ножны!

Гордиан последним посмотрел на рапиру, только что сорванную им с пояса. Лезвие необычного для этого мира оружия блистало тусклыми холодными переливами. И хотя падший технобог, лишенный мистических предрассудков, относился к своему техничному, узкому и злому клинку лишь как к бездушному инструменту, созданному безумным человеческим гением для убийства себе подобных, трепет и благоговение, с которыми остальные лавзейцы прикладывались к своим обильно умытым кровью клинкам, заставили и его посмотреть на эту отточенную металлическую полоску совсем другими глазами.

«Мой меч, — сказал он себе, — моя жизнь и смерть моих врагов. Не подведи!»

Он дотронулся до него губами. Сталь вздрогнула в его руках как живая, ответив на поцелуй леденящим сердце трепетом.

Взяв рапиру за рукоять, Гор одним движением, не глядя, со стуком вложил ее в ножны. Кхарр-ра! Да! Победа или смерть!

Немного приведя себя в порядок, лавзейцы вышли из отеля Брегорта и организованным отрядом при оружии направились в сторону площади Ристалищ.

— Система авеналий проста, — объяснял Гордиану по дороге старший дацион. — В соревнованиях участвуют двадцать восемь дуэльных школ, команды которых прибыли со всего Боссона. Кроме этого, к соревнованиям по желанию может присоединиться любая другая школа, не расположенная в пределах Боссона, но своевременно подавшая заявку и, разумеется, имеющая бойцов соответствующей квалификации. Поединки последуют в трех классах — в тяжелом, среднем и, как ты можешь догадаться, в легком весе.

— И каковы границы веса для каждого разряда?

Трэйт внимательно посмотрел на Гора и потер подбородок.

— Вообще-то у нас тут не кулачный бой и не борьба, сынок. А ты что-то медленно соображаешь для воспитанника Лавзеи. Речь идет не о массе тела бойца, а о тяжести его вооружения!

Боец тяжелого класса — это тяжеловооруженный пехотинец. Главным состязанием для тяжеловесов являются не авеналии, а большие королевские игры, что проводятся раз в год на празднике Солнцезатмения. Обычно в таких «играх» участвуют не отдельные бойцы, а целые сборные команды от разных школ по пятьдесят—сто человек. Когда тяжеловесы дерутся, проверяется не только их личная подготовка, но и умение работать в команде. Выигрывает, естественно, победитель в командном зачете, даже если из группы после боя остался один человек. Кстати, боссонские школы, и в том числе Лавзея, одни из лучших на играх. Мы поставляем Его величеству королю Бориносу отменных бойцов и отменные зрелища.

Трэйт даже гордо покивал сам себе.

— Здесь, на провинциальных авеналиях, тяжеловесы, можно сказать, просто дурачатся, — продолжил он. — Реальная смерть им, по большому счету, не грозит, хотя травмы, конечно, возможны. Дерутся «один на один», но побеждает тот, кто свалится от удара на землю или сдастся, а вовсе не тот, кто умрет. От нас будут выступать Дакер и Сардан Сато. Дакер — первый меч, Сардан Сато — замена на случай его ранения. Кстати, Дакер — один из призеров прошлых авеналий в тяжелом весе. Надеюсь, в ближайшие дни он нас не подведет. Ну а затем следует средний вес. Здесь от Лавзеи будут выступать Римо и Карум. Карум — первый меч, Римо — замена.

Гор был удивлен.

— Извините, мастер Трэйт, — поинтересовался он, — но каким образом это возможно? Даже по моим примерным и не точным прикидкам Римо весит почти двести килограммов! И он — средний вес?! Не лучше ли ему нацепить доспехи и долбить своим фламбергом закованных в железо тяжеловесов?

— Ни в коем разе! — возразил Трэйт. — Римо только кажется тупым недоумком. На самом деле он достаточно быстр, чтобы избегать лихих и резких ударов своих более легких противников. При этом он невообразимо вынослив — он может махать своим чудовищным мечом сутки напролет. А мы, как ты сам понимаешь, выпускаем его после Карума, когда вражеские бойцы уже несколько подустали. Кроме того, его фламберг значительно длиннее любого другого оружия, а вращает им Римо так же быстро и мощно, как ты своей шпилькой. Так что Римо — это боец именно в среднем весе, хотя признаю, что он хорош и в тяжелом.

— Получается, он боец двух классов?

— Как и Бранд. Тот вообще боец мультикласса. А ты что, не знал? Ха! Твой новоиспеченный друг, которого ты недавно так банально извалял в песке и собственном дерьме, не зря считается гордостью Лавзеи. Он является полным консидорием в тяжелом, среднем и легком весе. Если бы было по-другому, я бы не выпустил его без доспехов против такого легкого, молодого, а значит, верткого противника как ты.

— Круто! Значит, Дакер и Сато — это бой в доспехах, Римо и Карум — это бой без доспеха, но со щитом и в шлеме, а в легком… А в легком только я?

Трэйт крякнул.

— Ну, — протянул он, — Лавзея вообще никогда особо не специализировалась на боях без защитного вооружения. Тяжеловесы и полутяжеловесы — это наш конек, а бездоспешные бои — так, аутсайдеры. Как повезет, в общем.

Тут уж крякнул Гор.

— Поэтому я один в этом классе? Все выступают попарно, а мне даже нет замены? Вот новость!

— Да успокойся, сынок. В легком весе у нас всегда выступал один только Бранд и ничего. В прошлом году, если ты в курсе, он взял здесь первое место. Если бы ты не пронзил его, у вас была бы пара, а так… Короче, не обессудь.

Трэйт сделал паузу, давая Гору свыкнуться с мыслью о его спортивном одиночестве.

— Хочешь знать, почему в поединках выступает только пара бойцов? — продолжил дацион. — Потому что по правилам в ходе авеналий возможна только одна замена. В принципе, до финала может дойти и боец, представлявший школу в первом бою, однако обычно мы производим замену, поскольку в процессе дуэльных схваток первый рубака сильно изматывается, получает уже какие-то ранения или вообще погибает.

— И часто такое случается?

Трэйт пожал плечами: старый дацион, он в прошлом сам был бравым консидорием, а потому к смерти относился философски.

— Бывает, — сказал он бодро. — В тяжелом весе редко, почти нет. В среднем чаще, а бой прекращается когда сломаны щиты или повреждено оружие. В легком же весе серьезная кровь льется почти всегда. Щитов здесь нет, ломать нечего. Доспехов также нет, и любой хороший удар разит незащищенную плоть. Ты должен быть готов и к такому исходу. Не дрейфишь, боец?

Гор сглотнул. В процессе поездки он весело беседовал с Брандом, другими участниками команды и немного проникся тем духом бесстрашия и куража, которым жили и дышали консидории Лавзеи. В течение двух недель путешествия смерть казалась ему чем-то, существующим отдельно от него, но сейчас, после беседы с дационом, он понял, что предстоит именно ему уже буквально завтра.

Страх вышиб испарину на его не тронутом морщинами юношеском лбу, предательским холодком пробежал по спине, колени чуть дрогнули. Гор потеребил ставший внезапно тесным электронный ошейник, крепче сжал эфес рапиры.

Видя человеческий страх, причем, как видно, не в первый раз в своей жизни, Трэйт хлопнул Гора по спине — по-свойски, с чувством отеческого понимания.

— Не бойся, парень. Отвага — это то, чем живет консидорий, — сказал он твердо. — Ты выиграешь завтра. Просто верь!

Часть третья

Выпад!

Глава 27

Боссонские авеналии. День первый

— Ну-ка в сторону, в сторону! — покрикивал барриста, расталкивая зевак.

На центральной площади Бронвены собрались тысячи людей, и работы для таких, как он, служак, призванных обеспечить безопасность и надлежащую организацию турнира, было вдоволь.

Гор вышел на площадь вместе с товарищами. Рядом шли Никий, Сардан, Люкс Дакер, Карум, Крисс и прочие сопровождающие бойцов лица.

Как большие волноломы, разбивали своими тушами мельтешащую вокруг толпу Бранд и Римо.

Спокойно и горделиво в окружении охранников-габеларов выступали Трэйт и Сабин.

Вокруг кружились тысячи лиц. Шумное многоголосье второго по значимости праздника Боссонской марки разливалось в воздухе гомоном и гвалтом, скрипом прибывающих на площадь торговых повозок и стуком десятков тысяч башмаков.

Однако ближе к дальнему краю площади пространство оставалось свободным. Этот участок, граничащий со зданием великолепной семиэтажной Ратуши, был огорожен высокой металлической оградкой из чугунных столбиков на разлапистых ножках и протянутых между ними коротких, но мощных декоративных цепей. Высота столбов достигала примерно плеча взрослого человека, и между каждым из них тянулось по четыре многозвенных цепочки. Таким образом, ограда получалась заметной и высокой, однако обзору нисколько не препятствовала.

Здесь, за болтающимися звеньями декоративного забора, то и дело задеваемыми мельтешащими вокруг людьми, стояли палатки участников дуэльного турнира — боссонских школ и вольных претендентов из других марок обширного Эшвенского Королевства.

Палаток, кстати, было несколько больше, чем полагалось, а именно двадцать девять, что означало одно — в турнире будут участвовать не только боссонцы, но и, по крайней мере, один вольный претендент из других областей Королевства.

Бранд, пересчитавший палатки секундой позже Гордиана, стукнул его по плечу и ткнул пальцем в одну из крайних в ряду.

— Ба! — с удивлением воскликнул он. — Ты прикинь, что за дерьмо к нам привалило!

На палатке виднелся герб, банальный шательенский щит, поддерживаемый львами, на белом поле которого красовался, упираясь в края размашистыми крыльями, остроносый сапсан-падальщик. Острый кривой клюв-клинок смотрел налево. Ниже вдоль края щита шла надпись на древнем эшвенском: «Ин гомо наквкатус» — «Люди — моя добыча!»

Крисс посмотрел по направлению, в которое уткнулся сосискообразный перст великана, и поморщился, соглашаясь.

— М-да, — только и сказал он, — лишь этой «птицы» нам и не хватало.

— А что за птица? — Гор подал голос — Сапсан? Это кто?

— Хавьер, — сказал мрачно Бранд.

— Хавьер, — подтвердил Крисс.

— Хавьер? — переспросил Гор. — Послушайте, судари мои, если вы полагаете, что подобное краткое объяснение дает мне исчерпывающий ответ, то это не так. Нельзя ли подробнее?

— Хавьер — это единственный существующий в Королевстве лорд-консидорий, — спокойно пояснил Крисс.

— Лорд-раб?

— Нет, Гор, ты меня не слышишь. Это лорд-консидорий. Единственный шательен, участвующий в дуэльных турнирах как простой призовой боец. Как мастер меча.

— Он так зарабатывает деньги?

— Отнюдь! — к их компании подошел Трэйт. — Говорят, он богат как сам кардинал Амир. Ты знаешь кто такой Амир? А, ладно. В общем, Хавьер очень-очень богат. Он родственник короля, полковник гвардии, один из богатейших шательенов Артоша и прочая, и прочая, и прочая. И, конечно, он отменный боец. Просто зверь!

Он использует в бою очень странную технику клинкового боя, сочетает укол и рубку, часто применяет в бою нестандартное оружие, неизвестные стойки и финты, одинаково хорошо владеет обеими руками. Но, в принципе, даже не это главное, сынок. Если поискать по эшвенским дуэльным школам, да хотя бы у нас в Лавзее, то не сложно найти рубак, которые не уступят этому шательену в ловкости при обращении с мечом. Думаю, тот же Дакер легко превзойдет его в технике боя, Римо окажется сильнее его физически, Сардан превзойдет в тактике поединка, Бранд — в скорости, а Карум — в ярости и напоре. Но никто не превзойдет его в одном. Ты не догадываешся в чем именно?

Гор задумался.

— Лорд-шательен, — произнес он медленно. — Очень богатый лорд-шательен…

И тут его озарила догадка:

— Он бессмертен?!

Трэйт подмигнул, ухмыляясь:

— Именно так, сынок! Множество раз его убивали во время поединков, но он всегда воскресал, поскольку богатство дает ему возможность использовать могущество Церкви для продления своей сучьей жизни. На этом поприще он стяжал себе страшную славу. Я не спорю, каждый из нас, консидориев и призовых бойцов, убивал людей и делал это не раз. Мы часто отнимаем чужие жизни и смерть — это часть ремесла, которому мы обучаемся с детства. Но тут есть тонкости. То, что человек добровольно убивает других, заранее зная, что сам он неуязвим, это, я считаю, уже скотство само по себе. Однако лорд Хавьер этим не ограничивается. Каждого своего противника он преследует из года в год на каждом из турниров. И если какому-то из бойцов удается выиграть у него, то можешь не сомневаться, Хавьер явиться на следующий турнир, чтобы сражаться с ним снова. А если вновь проиграет, то на следующий — и так до тех пор, пока его противник все-таки не будет повержен. При этом Хавьер даже бахвалиться этим, говоря, что он единственный консидорий, у которого нет живых противников. И это действительно так. Каждый, кто когда-либо скрестил с ним меч, ныне мертв.

— Тебе стра-а-ашно? — со спины подскочил Бранд и схватил Гордиана под ребра, причем пребольно. — О, лорд Хавьер! О, ужас консидориев, мы просим пощады, пощады.

— Бранд, не ерничай! — прикрикнул на здоровяка старший дацион и снова обратился к Гору: — Ты понял теперь? Вот с таким дерьмом нам придется драться. Ладно, давайте-ка внутрь, нас там уже небось заждались.

Вдоль цепной оградки стояли практически такие же палатки, с той лишь разницей, что предназначались они не для отдыха бойцов между схватками и размещения запасных дуэлянтов, а для торговли.

Тут разливали квас и пиво, разбавленные вина, морсы, тинзу, подавали жареное мясо, рыбу, овощи и фрукты, хлеб, разнообразные сласти и прочие дешевые атрибуты массовых гуляний.

Консидории, которым уже две недели приходилось питаться исключительно постной пищей, чтобы предстать на ристалище в хорошей форме, «подсушенными», прошли мимо всех этих роскошеств, даже не взглянув. Гор, впрочем, посмотрел на продающиеся вразвес кушанья не без интереса — не гастрономического, конечно (какая еда перед турниром?), а исключительно из тяги к познанию: что именно едят эшвены на праздник, он видел в первый раз.

За оградкой их ждали распорядитель местного отеля лорда Брегорта, пожилой провилик по имени Лотарик Черух, встретивший их вчера, и с ним несколько служек, хлопочущих вокруг палатки для участников турнира.

Черух был мелок габаритами и облачен в простую грубую хламиду и деревянные сандалии. Со стороны он казался смешным карликом, и впечатление это еще более усугублялось тонким писклявым голосом и постоянно мигающими подслеповатыми глазами. Молодые бойцы иногда пытались подшучивать над стариком, но Трэйт по непонятной Гордиану причине необычайно жестко пресекал эти, казалось бы, безобидные попытки и относился к древнему администратору отеля с большим уважением.

Установленная сейчас палатка, разумеется, не предназначалась для проживания. В ней основной боец, запасной боец, их адъютанты и также старшие представители команды, в частности тренирующий дацион и старший дацион, должны были находиться в дневное время, пока шел турнир. По завершении «дуэльного дня» все обитатели отправлялись обратно в отель, а утром являлись сюда снова.

На ночь оставались только прислуга и дежурный габелар для охраны.

В палатке, впрочем, имелись тахта (чтобы класть раненых, если такие появятся), скамьи, стулья, стол, стойка для оружия, а также запирающийся ящик для хранения ценных вещей, например, документов по заявке участника турнира, оружия бойца, с которым он должен выйти на ристалище, деньги для ставок и, конечно, призы, которые, возможно, достанутся победителям.

Скинув епанчи, плащи, камзолы и сменив обувь, участники команды нацепили турнирное оружие и вышли к площадкам для поединков…

Вокруг ратуши за границей огороженного участка, опоясывая ее полукольцом, размещались три ристалища. Каждое представляло собой помост примерно один метр высотой, сколоченный из крепкого бруса и обитый толстыми, добротно обработанными досками. Размеры помоста составляли десять на десять метров — места на них было вполне достаточно.

С двух сторон на каждый помост вели узкие деревянные лесенки — отдельно для каждого из сражающихся. Сойти с ристалища должен лишь один — второго унесут, либо он выпадет сам.

Ограждения вокруг помоста никто не предусматривал. Как понял Гордиан, драка будет вестись до тех пор, пока один соперник не упадет с помоста, вытесненный натиском, не сдастся, добровольно признав свое поражение, или не умрет. Третьего не дано.

Ранения тут никто не считает. Если один из бойцов получит рану, при которой продолжение поединка невозможно, то тяжесть такого ранения будет определять только сам боец. Если он способен сказать слова сдачи и спрыгнуть с помоста — значит, ранен. Если потерял сознание, оглушен, лишен руки или языка и сдаться не может — значит, здоров! Противник может или прирезать его, как овцу, или пощадить, выбросив с помоста. Если просто не добьет, то тоже считается проигравшим. Принцип простой: либо убей, либо останься один на помосте.