— Бог с тобой, брат. Мы прошли вместе весь путь от клонической колбы до авеналий. Но… — Ник быстро прошел к окну: — Посмотри.

Гор подошел к товарищу и аккуратно отодвинул занавеску.

Внизу у входа в отель помимо обычного габелара, охранявшего здание и не чинившего препятствий никому из постояльцев, стояли четыре королевских гвардейца, из свиты покойного ныне лорда Хавьера. В роскошных, шитых золотом камзолах, плащах, без доспехов, но с мушкетами за спиной и мечами на поясах. Они расспрашивали стражника о чем-то.

О чем? О, пожалуй, тут не было вариантов.

— Полчаса назад на площадь явились гвардейцы Хавьера, — пояснил Никий. — Говорят, ты перерезал у него пол-отеля, украл девушку, зверски убил черного катарца. Трэйт и Сабин арестованы по обвинению в попустительстве, а Брегорт сейчас торгуется с префектом, пытаясь высвободить их под залог. Эти гвардейцы направились сюда. Кстати, с ними Черух. Брегорта обязали, чтобы он оказал шательенам всю возможную поддержку.

Гордиан кивнул. Только сейчас он заметил рядом с дверью маленькую фигурку местного старца-провилика. Вот не повезло старику! Впрочем, он опять думает не о том.

Чемпион авеналий повернулся к Никию. Отстегнул от ремня увесистый кошель с выигранными сегодня деньгами — ровно сорок сестерциев. Прикрыл глаза.

— Значит, так, — слова ложились гладко и ровно, как будто придуманные заранее. — В той комнате Лисия. И она, так же как и я, — без ошейника. И у меня есть одна просьба к тебе. Самая важная просьба, Ник, о которой я когда-либо просил в своей жизни…

* * *

Пятью минутами позже Гор вышел за дверь.

Сумевшие за это время пройти в отель гвардейцы, заметив Гордиана, замерли, но убедившись, что он один, приняли довольно наглые, расслабленные позы.

Гор молча спускался по лестнице, как ни в чем ни бывало.

Да этим четверым слова и не были нужны — одного взгляда на экипировку чемпиона Боссона хватало, чтобы раскусить его мысли о побеге.

Тяжелый походный мешок, туго набитые узлы на поясе были красноречивей любых признаний. К тому же, сняв шарф Лисии, Гор не соизволил застегнуть ворот своего камзола, и идущим навстречу габеларам стала отчетливо видна белая полоса, оставшаяся от его «хомута». Случайные обыватели, если бы нелегкая занесла их в этот миг в отель, наверняка ничего не заметили, приняв Гора за молодого шательена, собравшегося в дальнюю дорогу, — таких было много в Бронвене в последние дни авеналий, — но четверо прибывших гвардейцев прекрасно знали лавзейца в лицо и были более чем осведомлены о его рабском состоянии.

Для них его шея буквально сияла своей чистотой и открытостью.

С невозмутимостью мертвеца. Гордиан продолжал спускаться.

— Осторожнее, господин консидорий, — начал первый гвардеец, по всей видимости старший в группе. — Выньте меч, бросьте его на пол. И куда вы дели свой койн, с позволения сказать? Неужто ваш придурковатый хозяин даровал вам свободу?

— Да нисколько, господин гвардеец, — в тон ему ответствовал Гор, которому уже нечего было терять, ибо свобода по-видимому отодвигалась на неопределенное расстояние, если он не сможет оперативно решить данную конкретную задачу. — Его светлость лорд Брегорт, вероятно, слишком занят сейчас пересчитыванием денег вашего хозяина, а потому ему недосуг даровать вольности своим чемпионам. Что же до меча, то здесь нет пола, господин гвардеец. Это лестница, а значит, клинок скатится вниз и может повредить кого-нибудь из посетителей сего достойного заведения. Уж лучше я спущусь как-нибудь с ним.

— Ну извольте, извольте! — Шательен сделал знак товарищам, и те сдернули с плеч мушкеты, вместо того чтобы вытянуть из ножен мечи. Мушкеты при этом остались без взведенных курков — парни явно недооценивали Гора.

— Надеюсь, вы в курсе, — продолжал шательен, — какую участь уготовил уголовный закон Королевства тем сервам, что дерзнут поднять руку на шательена? А тем более на Гвардию!

— Вы про вертел и медленный огонь, сударь? Фу! — Гор громко фыркнул.

Похоже, жизнь их не учит, — подумал он. Говорят человеческий гений не знает пределов, но ведь и человеческая дурость — вещь безграничная.

Гвардеец открыл рот, чтобы ответить и…

Одним движением Гор скинул заплечный мешок, двумя руками крутанул его и с силой метнул в ближайшего противника! Мешок был плотно забит и весил не менее пятнадцати килограммов. Брошенный сверху вниз, он врезался в свою жертву с силой орудийного ядра и сбил с ног сразу двоих из четверых.

Моментально выхватив клинок, Гордиан скатился по перилам лестницы и с размаху всадил свое оружие в живот первого противника. Тот неуклюже попытался отбить выпад мушкетом, но в этом мире даже полевую пехоту, а уж тем более стражников не обучали фехтованию на ружьях (да что там говорить, здесь даже не удосужились выдумать штык), поэтому стрелки из огнестрельного оружия изначально ориентировались на производство из него выстрела и уж никак не на использование в рукопашной.

Сглотнув воздух, сраженный гвардеец со стуком приклада о пол медленно осел, а Гордиан освободил шпагу из трупа и легкой походкой двинулся ко второму. Видя незавидную участь своего товарища, тот отбросил мушкет и начал доставать меч.

Стремительно…

Движения тонули как в густом зыбком тумане, все летело слишком стремительно. Лезвие противника вышло всего наполовину, когда Гор резким выпадом разрезал несчастному горло. Затем развернулся — первые двое из четверки, сбитые его мешком и еще остававшиеся в живых, только что поднялись и начали вынимать клинки.

Гор легко уклонился от первого неуклюжего рубящего удара, просунув полотно своей шпаги чуть вперед и вбок от направления вражеского меча. Нанесший удар противник начал рефлекторно оттягивать ушедшее далеко вперед оружие на себя, чтобы вернуться в стойку для атаки, и в этот момент лезвие Гордиана совершило откат перпендикулярно к возвратному движению его руки с горизонтальной протяжкой.

Кисть мечника столкнулась с отточенной кромкой Гордиановой шпаги, и мечник фактически сам отсек себе руку!

Кровь хлестнула фонтаном, обдав окружающих ярко-красными брызгами! Тихо вереща, изувеченный боец согнулся, вперив выпученные глаза в собственную отрезанную ладонь, по-прежнему крепко сжимающую свалившееся на пол оружие. Гордиан остался один на один со старшим из королевских гвардейцев, с тем самым, который предлагал ему сдаться шестью секундами ранее.

— Мне бросить оружие, сударь? — поинтересовался лавзеец. — Или теперь ваша очередь швыряться железом об пол?

— Идите к черту!

Злобно ощерившись и понимая, видимо, некоторую ущербность сложившейся ситуации, но все же на что-то надеясь, отважный гвардеец резко дернул своим клинком.

Глупец! Не прекращая хаотической чечетки, которую отбивали по паркету ноги, Гор одним незримым движением рапиры вышиб его оружие, а уже другим — пробил навылет кадык.

Кончено.

Великолепный королевский гвардеец был почти наголову выше Гордиана и значительно шире его в плечах. С огромным удивлением, почти с ужасом глядел он теперь на мелкого консидория, столь стремительно выкосившего его бравую команду.

— Привет Хавьеру! — Гор выдернул рапиру и отсалютовал.

Тело в красивом камзоле грохнулось на пол.

Сделав два шага назад к лестнице, лавзеец коротким уколом рапиры в глаз добил гвардейца с отсеченной рукой, который все это время визжал, сидя на ступеньках. Затем спрятал оружие, схватил мешок и, не теряя драгоценных секунд на размышления, повернулся к выходу.

Что за черт?!

Дверь наружу была открыта настежь. Однако в метре от приглашающего на улицу дверного проема стояла маленькая скрюченная фигурка.

Провилик Черух, старец. Древний истукан с подслеповатыми глазами, с повязкой вокруг головы и страшными длинными пальцами на узловатых руках.

«Оказать всю возможную поддержку», — мелькнули в голове слова Никия.

Фигурка выглядела решительно.

Как и всегда, пожилой администратор отеля был облачен в свою грубую хламиду и деревянные сандалии с оплеткой из высохшей травы. Он по-прежнему казался смешным карликом, однако что-то в облике пожилого человека заставило смертоносного чемпиона застыть.

Взгляд ничтожного старикашки был суров и серьезен.

Да, что там, под выцветшими зрачками и глупым лицом вечного привратника пылало страшное пламя.

— Твоя бежать не надо, — сказал Черух тихим, чуть писклявым голосом и замотал головой. — Нет-нет. Твоя раб мастер Брегорт. А я принес ему клятву, да.

Гор тряхнул головой, как будто отгоняя наваждение. Что он несет? Конечно, Гор уважал старость и немощь, но не в таких обстоятельствах.

Шаг вперед — он всего лишь старец.

— Вы слишком большое значение придаете подобным клятвам, сэр, — вежливо сказал Гордиан. — И я советую вам отойти. К сожалению, вас не было на турнире, и, возможно вы не совсем в курсе. Я только что разделал под орех четверых гвардейцев короля. А еще час назад — был провозглашен чемпионом Боссона в легком весе. Это вам что-нибудь говорит?

— Говорить? — ответил вопросом на вопрос Черух. — О, я плоховато говорить на «эшвен», юноша, но я говорить понятно. Твоя так: убирай оружие и иди наверх. Это все.

Гор начал злиться. Возможно, в эту секунду к зданию уже бегут городская стража и шательены Хавьера. Никий и Лисия, неся с собой боvльшую часть его выигрыша, выбегали сейчас через черный ход. Время истекало.

— Я не хочу калечить тебя, старик, — рыкнул он, уже еле сдерживаясь. — Ну-ка в сторону, дед, быстро!

В полном молчании губ старого Черуха коснулась печальная улыбка. Он поднял свою сухую, тонкую, испещренную морщинами руку. В руке была клюка — посох или костыль, с которым «пенсионер» бродил по отелю холодными вечерами. Всего лишь палка. Всего лишь.

Нога старика выдвинулась вперед. Палка зависла над головой, удерживаясь горизонтально чуть вниз и вбок. В лицо врага острием.

Острием? Внезапно и остро Гор понял, что перед ним не просто поза. То был Ochs, или «Бык», — еще одна классическая стойка для поединка мечников. Дерьмо! Перед ним стоял консидорий!

А, к черту! Не убирая шпагу, Гор бросился вперед. Он чемпион и сделает старикана шутя.

Удар. Палка пронзила воздух и по широкой дуге просто, без изысков порхнула ему в лицо.

Поймав на эфес, Гордиан с легкостью отразил эту простейшую атаку. Не останавливаясь, схватил клюку свободной рукой и дернул к себе Черуха. На короткое мгновение противники застыли, вырывая из рук друг друга старческий посох.

Пламя!

Огненный язык лизнул его левое бедро. Что-то жгучее омыло ногу. Какая боль! Гор с ужасом глянул вниз. Правой рукой удерживая свой посох, свободной левой, одним мастерским ударом Черух вспарывал его бедро ножом от колена до таза, разрывая артерии и профессионально выворачивая клинок поперек разреза в его ноге. Прямо в ране.

Кровь брызнула бешеным фонтаном, и Гор выпустил из внезапно ослабевших рук посох, затем рапиру.

«Все кончено… Все кончено, — мелькнуло в его голове. — Ведь я чемпион, неужели так просто? Проклятый старик!..»

Сознание медленно истекало из него вместе с алым и вязким потоком.

Старик вырвал палку и с громким «хеканьем» одним ювелирным ударом сбил Гора с ног, а другим — в кровавое месиво разбил переносицу…

Пульс бил его по вискам.

Свет был цвета крови.

И струны боли, вибрирующие в пустоте.

И веки его опустились. И он закрыл глаза…

Сквозь густой пурпурный туман, накрывший холл Брегортова отеля, сквозь опущенные веки, сам не понимая как, Гор видел Черуха. Гротескная фигура в нелепой хламиде, полы которой в этом странном, багровом мире без глаз и без света напоминали скорее крылья демона, нежели обрывки человеческой одежды.

Пульс бил по вискам… Пульс бил по вискам…

Вместо лица у старого провилика, так ловко «сделавшего» чемпиона турнира, был шар, надутый изнутри. Воздухом? Кровью? Шар-голову распирало во все стороны и то ли от натяжения, то ли от смеха над поверженным консидорием, шар мелко трясся, вздрагивая в судорожных, отвратительных спазмах.

По стенам бежали пурпурные линии — электрическая проводка, спрятанная внутри кирпича и бетона. А сам шар удерживался на плечах только тонким, таким же пурпурным ободом, стянувшим его на шее.

Хомут?

Да, он сверкал. Блики пламени плясали вокруг него, а внутри тонкой галогеновой нитью мигал сигнал. Тоненький голосок электронного разума, удерживающий в этой дьявольской игрушке все замки и запоры.

Как в кошмарном бреду, Гор вытянул руку, красную как мясо без кожи. Коснулся.

Нить ошейника вспыхнула сверхновой, разбрызгав ослепительный свет и…

Погасла…

Глава 34

Анатомия бунта

Гор очнулся. Он резко сел и, напрягая глаза, стал всматриваться в окружающую темноту, ощупывая ее руками.

Постепенно очертания предметов приобрели некую обрывочную угловатую четкость, а сами предметы — осязаемую твердость. Под Гордианом была крепкая стальная кровать, стены комнаты, похоже, обиты тканью.

Гор аккуратно сполз с койки (а, черт, нога!) и, держась за стенку, прошелся вперед, а затем назад. Судя по результатам «экспедиции», помещение занимало метров пять в длину и примерно столько же в ширину. Потолок был высокий, Гор до него не достал.

Тогда он прошел вдоль стены, по периметру своей невольной обители, и нащупал металлическую дверь, плотно прилегающую к коробке. Не в силах держаться более на одной ноге, Гор опустился перед дверью на пол и что есть мочи с размаху ударил в нее кулаком.

Чуть ли не сразу задвижка на двери отодвинулась.

— Очнулся? — прозвучал голос. — Ну наконец!

Задвижка захлопнулась, и по коридору заспешили, удаляясь, чьи-то размашистые шаги.

Спустя несколько минут шаги «вернулись» обратно — и дверь отворилась.

Гор крякнул. Вместо обычных, так сказать «рядовых» габеларов, призванных таскать таких, как он, «беглецов» (а в том, что его снова поймали, сомневаться не приходилось), в дверном проеме во весь рост стояли лавзейские «чемпионы».

Люкс Дакер в кирасе и Римо Аклет в кольчужной рубашке да в стальных поножах. Оба — при мечах.

Подхватив Гордиана, они вытащили его на свет.

Свет резко залил глаза. От движения рана в ноге вспыхнула и окатила болью.

— Болит? — Дакер подставил плечо.

— Немного.

Они протащили его по коридору, по лестнице вниз и далее через двор.

Лавзея?

Гор узнал «свою» школу. Долго же он был без памяти! Из Лавзеи в Бронвену ехали они тогда две недели. Значит, и обратно — столько же. А держали его, оказалось, в больничном покое, в котором по счастью, по несчастью ли — теперь не понятно — ранее ему бывать не доводилось. Ну что ж — не плохо. По крайней мере не застенок и не «экзекуторская», как в прошлый раз.

Наконец все трое оказались в одном из самых больших помещений Лавзейского шато — школьной столовой для кадетов и консидориев.

Здесь собралось много людей, но не обычных, не тех, кто обедал здесь каждый день. Кадетов, например, почти не было. И даже консидориев — по пальцам пересчитать.

Зато присутствовал весь тренерский состав, барристы и дационы.

Еще таргитарий, абосиларий, Крисс со старшинами габеларов.

Вилики, конечно. Часть провиликов.

А что же бойцы?

Вот в углу скрючил свое длинное тело Бранд, уже без повязки на плече и руке, но с мечом на поясе и… и в доспехе!

Вот несколько незнакомых людей. Судя по ошейникам — рабов, судя по лицам — лидеров и начальников. В возрасте и с печатью власти на сильных, угрюмых лицах.

Наверняка — или прославленные бойцы или приближенные рабы, распорядители усадеб и школ.

В центре помещения — на небольшом возвышении, сделанном для трапезы консидориев (чтобы те ели отдельно от серой кадетской массы), вместо нескольких широких дубовых столов, за которыми трапезничали прославленные герои Лавзеи, стоял один, за которым восседала сейчас не боевая, а административная элита — сам вилик Сабин, никогда ранее не бывавший в столовой Дуэльной школы, и дацион Трэйт.

Дакер и Римо провели Гора через весь зал.

Остановились перед стулом, стоящим практически посередине неширокого коридора, образованного сидящими вокруг людьми.

Здесь Дакер аккуратно снял с плеча руку Гордиана, поддерживая его предплечьем. Весь вес раненого фехтовальщика оказался взвален на Римо, который, не задумываясь, скинул того на стул. От резкой боли Гор невольно вскрикнул, тихо выругавшись и скорчив гримасу.

— Осторожней, Римо, — сказал Трэйт, покачав головой. — Угробишь мне чемпиона.

— Так он ведь беглый, господин, — удивился Римо. — Какой с него чемпион теперь? У него теперьча одна дорога — на кол, известно.

— А ты помолчи. На кол не на кол — не тебе решать. Отойди.

Римо молча повиновался, и взоры почти сотни пар глаз уставились на изможденную и подавленную фигуру Гордиана Рэкса.

Молчание повисло в воздухе. Бывший демиург Нуль-Корпорации не понимал, что происходит; мучительная боль в ноге, ноющий от голода желудок и общее ужасное состояние мешали думать. Мысли путались, бегая туда и обратно от воспоминаний о попытке побега и нелепом провале до этой минуты. Половина из сидящих были дационами и консидориями Трэйта. Остальные — совершенно незнакомы. И все они пялились на него с плохо скрываемым и странным интересом.

— Что происходит? — наконец выдавил он из себя.

Никто не удостоил его ответом. Гор всмотрелся в окружающих и внезапно осознал, что смотрят они не на его лицо, не в его глаза и даже не на едва затянувшуюся и с грехом пополам укрытую перевязкой рану. Все взоры были устремлены на шею Гора, вернее на место, где белой полосой, лишенной загара и натертой мозолью, шел след от койна — жестокого рабского ошейника — страшного изобретения, ограничивавшего свободу обитателей Боссона в течение трех тысяч лет.

— Как ты снял его? — задал вопрос Трэйт жестко и почти грубо.

Гордиан промолчал. Не находя быстрого и точного ответа, он предпочел проигнорировать вопрос старшего дациона, хотя осознавал, что, возможно, от этого человека сейчас зависит его жизнь.

— Как ты снял его?! — зарычал Трэйт, и Гордиан, уставший и озлобленный, уже готов был ответить так же резко, но их краткое общение внезапно прервал знакомый низкий и грудной голос вилика Сабина.

— Успокойтесь, Трэйт, — произнес он плавно и размеренно. — Вы слишком давите на вашего беглого чемпиона. Я думаю, если обрисовать всю ситуацию, он ответит добровольно.

Каро Сабин восседал на кресле как на троне. Что, в общем, имело под собой веское основание — ведь вилик распоряжался жизнями тысяч невольников, как кадетов и мастеров, живущих в школе, так и прочих рабов из двух десятков коммерческих учреждений лорда Брегорта, разбросанных по всей провинции. Для них он был больше чем коронованным монархом — почти богом, могущественным, как сам лорд, но более близким, а потому — и более опасным.

— Валяйте, Каро, — сказал Трэйт устало и откинулся на спинку стула.

Сабин повернулся к Гору и пронзил его своими глубокими, практически бесцветными глазами.

— Итак, — начал Сабин, — почти все люди, которых вы видите здесь, Гордиан, — это невольники нашего господина. Однако не только. Здесь присутствуют делегаты от десятков других владений: из поместья лорда Таргета и лорда Армуна, из усадьбы Трассера и школы леди Шамир и многих других. По большому счету — руководители и представители всех крупнейших аллодов Боссона. Все они прибыли по нашему, — он показал на Трэйта, — и по вашему, Гор, приглашению.