Глава 37

Гордиан Рэкс, Тринадцатый пророк

Вслед за взятием Руция пламя восстания расползлось по огромному Боссонскому краю, гигантской северной марке планетарного Королевства как бушующий, страшный лесной пожар, сминая человеческие жизни тех немногих свободных, что оказались на свою беду в собственных несчастных усадьбах в это непредсказуемое и кровавое время. Огонь вселенского бунта пожирал поместья и всасывал в свой набирающий обороты смерч все новых и новых обращенных!

Всего за шесть дней, пролетевших с момента, когда на складах королевского арсенала отгремел последний мушкетный залп, количество восставших увеличилось более чем в двадцать раз. Штаб восстания и его центр были оперативно перенесены из Дуэльной школы Лавзеи в укрепленный стенами руцийский лагерь, и теперь сотни и даже тысячи сервов неиссякаемым потоком шли сюда со всех провинций огромной Боссонской земли.

Ситуацию с пополнением рядов восставших значительно облегчал тот факт, что в подавляющем большинстве рабских учреждений и усадеб свободных людей не было и даже охрану сервов составляли такие же бесправные люди с ошейниками.

Многие шато и школы снимались с мест целиком, отправляясь к Руцию в полном составе, почти все — организованно и под предводительством собственных виликов или старшин, с подготовленным продовольствием и одеждой.

Гордиан Рэкс работал без устали, и его новые способности росли вместе с потоком прибывавших. Старую норму в сто и даже двести человек он давно оставил. На огромном плацу перед казарменной зоной руцийского лагеря Трэйт и Сабин собирали уже тысячи будущих бойцов — столько, сколько позволяла вместить площадь. Раньше Гору приходилось выходить каждый час и даже чаще, сейчас — два-три раза в день, когда собиралось максимально возможное по ситуации число рабов.

Габелары заранее подбирали для «новеньких» оружие и амуницию, а дационы во главе с Трэйтом составляли списки прибывших и разбивали их на отряды, назначали отрядам командиров. После этого Гор выходил к прибывшим, поднимался на импровизированную трибуну, которую часто заменяла перевернутая арба, и «сжигал» ошейники. Койны раскрывались и падали наземь. То была настоящая фабрика по освобождению!

Что ни говори, но мир Боссона был достаточно примитивным по сравнению со вселенными Корпорации, и религиозный дух, живший почти в каждом из его обитателей тлел негаснущей искрой. Поэтому, когда сотни и тысячи рабов, взирая на Гордиана, чувствовали, как койны лишаются жестокой и убийственной силы, принуждавшей их много лет безоговорочно подчиняться своим хозяевам, их глаза наполнялись счастьем, восторгом и немыслимой верой!

И неожиданным сосредоточием этой жгучей смеси человеческой надежды, наркотической эйфории от обретенной свободы и фанатичной благодарности, оказался он, Гордиан Рэкс, Ракир-Жало, простой поединщик и по совместительству — новый всенародный боссонский пророк.

Тринадцатый пророк, вашу мать!

Когда Гор впервые, идя по казарменным переулкам Руция, стал свидетелем религиозного поклонения собственной убогой персоне, он был поражен и долго пытался убедить рухнувших на колени сервов, что он — не новый Апостол, явившийся освобождать сервов от власти демонизированных господ. Он пытался объяснить заблуждавшимся сущность талантов Тшеди и особенности своих пси-способностей. Люди слушали внимательно, однако все, что они поняли, не приводило к осознанию научной концепции экстрасенсорики, а только усиливало их веру.

Затем такое повторилось еще раз, затем еще. В конце концов Бранд предложил не тратить время на увещевание неувещеваемых, а просто воспринимать это как часть необходимой работы. Вскоре, однако, он лично притащил Гордиану длинную алую хламиду с просторными рукавами и капюшоном, из тех, что носили высшие церковные иерархи, и снятую с какого-то «батюшки», не успевшего вовремя спрятаться от пожара восстания в храме Хепри.

Бранд предложил для большего эффекта выходить на «раскойновку» в этом одеянии. Трэйт одобрил предложение, указав, что кроме оружия бывшим рабам на войне неплохо бы иметь и веру.

— Но пророки должны наставлять и учить, — возражал Гордиан. — Они должны учить мудрости и сыпать притчами. Я — не таков. Какой мудрости я могу научить этих людей? Как прокалывать рапирой солнечное сплетение и удачнее разорвать саблей бицепс?

— Пророки должны творить чудеса, сынок, — возражал Трэйт. — Воскрешать, ходить по воде, поднимать безногих, а не рассказывать притчи. Притчи расскажет им и Сабин. В некотором смысле, ты — идеальный мессия. Спроси у любого из них, — и он мотнул подбородком в сторону собиравшихся на плацу новоприбывших сервов, — многим ли для раба отличается снятие ошейника от воскрешения из мертвых? Да почти ничем! Ты — наш святой, сынок, новый Апостол, Тринадцатый пророк. И хотя я чужд эшвенской догматической религии, иногда даже я сам задумываюсь, не послан ли ты нам в качестве избавителя самим Божеством? Так что иди к ним, сынок. Тебя ждет твоя паства!

И он шел. И тысячи рабов падали пред ним на колени, чтобы спустя минуту встать уже свободными!

Иногда Гору начинало казаться, что святость — не просто слова и его прежний уровень Тшеди практически восстановлен. И он не слышит передвижения электронов в логических цепях интеллектуальных машин только вследствие отсутствия таковых в этом заброшенном мире. Однако, немного собравшись, он понимал, что это не так. Он уже чувствовал слабую пульсацию искусственного разума внутри храмов, раскинувшихся по Боссонской провинции, однако не мог сделать его шепот четче и ближе. Как раньше пока еще он не мог проникнуть сквозь стены храмов и толщу разделявшего их пространства.

И все же прогресс присутствовал налицо — Гор работал с тысячью не сложных компьютерных устройств и мог контролировать их одновременно. Пусть ошейники являлись простейшими из «думающих» механизмов, но все же они были таковыми! А это значило, что рано или поздно Гордиан станет Тшеди — «сверхчеловеком», как и раньше.

Не раз и не два у Гордиана Рэкса возникал сильный соблазн каким-то образом использовать внезапно обрушившуюся на него популярность и попробовать пробиться в единственные лидеры восстания. Учитывая массовое поклонение его персоне со стороны рядовых сервов, подобный план действий не представлялся совершенно фантастическим. Конечно, он не являлся виликом или дационом, но при надлежащей аккуратности, размышлял Гор, вполне смог бы потеснить и Трэйта и Сабина. Однако по здравому размышлению падший демиург решительно отказался от подобных претензий. Взваливать на себя ответственность за рабский бунт в Боссоне, сугубо местечковый в масштабах необъятного Искусственного Мироздания, показалось ему глупостью со всех точек зрения. Прежде всего, вероятность победы плохо организованной рабской массы над Эшвенским Королевством — мощнейшим из местных государств — представлялась Гору крайне мало вероятной. И хотя шансы на победу рабов, ввиду их подавляющей численности, существовали, Гордиан был не склонен их переоценивать. Из опыта политической истории Гор отлично знал: при надлежащей организации государственная машина всегда одержит верх над бунтовщиками.

Но дело, собственно, заключалось даже не в этом. Лидерство в восстании предполагало не просто приверженность делу сервов. Оно предполагало тотальное погружение в местные проблемы, политику, экономику, военную стратегию и миллион прочих сфер деятельности, которыми необходимо будет заниматься в процессе схватки с рабовладельцами. И хотя Гор искренне сочувствовал сервам, полностью разделял их убеждения, уделить бунту все свое время он был просто не в состоянии.

Гор знал: чем бы ни закончилось боссонское восстание, влияния на большое противостояние в Корпорации оно вряд ли окажет. И значит, как бы ни сложилась судьба сервов Боссона — она не станет его судьбой. По крайней мере, он постарается, чтобы не стала. Перед падшим демиургом и владельцем частной Вселенной стояла иная, вполне конкретная и внятная задача: определить причины провальной реинкарнации, найти виновных и, главное, вернуться домой. Вернуться домой — вот в чем был смысл!

Заглядывая внутрь себя, Гор мог бы поклясться любыми клятвами, что готов сражаться с сервами до конца, как и любой из них — даже до собственной смерти. Однако основные усилия трехсотлетнего разума будут работать не только на победу сервов — но и на собственное выживание! В принципе, думал Гор, его популярность как одного из столпов восстания играет ему только на руку. Как один из вождей он станет более свободен в передвижении, более независим в действиях, возможно, чуть позже даже сможет сформировать собственный отряд телохранителей или солдат, преданных и способных помочь в осуществлении личных целей. Нужно собирать сведения и набирать силу. Подобраться к храмовникам, а уж там… Гор помотал головой — об этом было еще рано говорить…

Между тем события развивались. После взятия Руция в распоряжении Трэйта, Сабина, Циллия и других мятежных виликов оказалось свыше двенадцати тысяч мушкетов, не менее пяти десятков полевых орудий и огромное количество боезапаса. Вооружив своих консидориев и почти всех кадетов оружием огневого боя, Трэйт без лишних раздумий прошелся по западным и северным пограничным районам Боссона, неистовым пламенем очищая провинцию от королевских гарнизонов, обдирая армейские склады и усадьбы шательенов.

К первым числам месяца Пахон в руках восставших оказался уже практически весь Верхний Боссон. В руках королевских сенешалей остался жалкий клочок — самый юг домена с административным центром в Бронвене в качестве приза для «призовой» повстанческой армии.

Сначала Трэйт обходил крупные населенные пункты провинции стороной, концентрируя свое внимание только на армейских лагерях и богатых усадьбах. Однако вскоре селения Боссона стали сами падать ему в руки, что в общем не было удивительно. Почти на сто процентов их население состояло из сервов, и вилики торговых домов и ремесленных цехов с радостью приносили Трэйту ключи от своих посадов, прося взамен одного — снять ошейники!

В числе таких пунктов оказался и памятный Гору Кербуль. В Кербуле Трэйт взял новый арсенал с почти тридцатью тысячами мушкетов и с годовым запасом пороха к ним.

Здесь же восставшие обнаружили значительное количество чугунных ядер к полевым кулевринам, взятым в Руции, и еще почти сотню самих орудий. В изобилии имелось и обмундирование для королевских солдат и офицеров, а также шанцевый инструмент, инженерные принадлежности, солдатские кошкодеры и офицерские сабли, фляжки и ранцы и множество других полезных предметов многотысячной номенклатуры, созданной человеческим старанием для нужд армии и запасенной генералами Бориноса на грядущие войны.

Учитывая полную невозможность переноса такого количества боевых припасов в Руций, да и отсутствие необходимости такого переноса, лидеры восстания, не долго думая, перенесли в Кербуль саму базу восставших и ее штаб, оставив в Руции незначительный вооруженный гарнизон, призванный сохранить остававшиеся там запасы и держать под контролем прилегающие к Руцию аллоды, включая, разумеется, и земли Лавзейского шато.

Во время переезда, занявшего без малого четыре дня, Гор в последний раз побывал в здании Дуэльной школы. Каким-то внутренним чувством он понимал, что проходит ее длинными коридорами в последний раз и никогда более сюда не вернется.

Да, без мало на полгода Лавзея стала его «домом», его «родиной», однако слишком сильных сожалений по поводу расставания Гордиан не испытывал. Конечно, он не забудет Лавзею никогда, но и ностальгировать по поводу «рабского» прошлого не станет.

Теперь его дом — весь Боссон. Территория для войны!

Когда-то Боссон был самой северной и действительно приграничной, а не соседней с ближайшей покоренной колонией, провинцией Единого Короля. В те давние времена он славился своими дикими, гордыми обитателями и бесконечными лесами, протянувшимися от пограничных гор до самой границы с Артошской маркой. Боссон всегда поставлял старым артошским правителям лучшую дичь, лучших лучников и необычайно стойкую легкую пехоту.

С освоением огнестрельного оружия боссонский лук-юми, разумеется, потерял свою славу, однако дух древних защитников марки сохранился. Казалось, после взятия Руция, он витал в воздухе, наполняя сердца десятилетиями унижаемых боссонских сервов чувством достоинства и гордости.

Получив в руки более эффективное оружие и место в строю, люди преображались. Трэйт, по всей видимости, имевший в прошлой жизни определенный военный опыт, разбивал людей на подразделения по образцу регулярной эшвенской армии. Вместо десятков он ввел взводы, вместо полусотен и сотен — роты, а вместо тысяч — полки. Дационов и баррист сменили лейтенанты и капитаны. Сам же Трэйт все чаще именовал себя полковником, хотя, учитывая количество находившихся в его подчинении войск, его скорее следовало называть генерал-полковником, согласно королевской табели о рангах.

На самом деле собственно полковников имелось уже три: решением Совета виликов ими стали Трэйт, Рихмендер и старый лавзейский таргитарий Вордрик Аймен — преимущественно за старость (и сопутствующее ей уважение), ворчливость (и сопутствующую ей дотошность), а также участие в незапамятные времена в колониальных войнах в качестве габелара (а значит, и за наличие какого-никакого, но все же военного опыта).

Старшим из них однозначно признавался Мишан Трэйт.

Костяк первых двух полков составляли консидории и кадеты двух соответсвующих школ. У Трэйта — его родной Лавзейской, а у Рихмендера — не менее родной для него Дуэльной школы леди Шамир, расположенной в Кидоне. Соответственно и полки назывались пехотный Лавзейский и пехотный Кидонский. Костяк из консидориев и кадетов, заместивших преимущественно должности ротных и полковых офицеров, обрастал плотью из пришлых освобожденных сервов. Тяжелый доспех и обитые железом грозные щиты заменялись на мушкеты и пики, а мечи и секиры бывалых ратоборцев — на офицерские шпаги и смертоносные пистоли.

Третий полк сформировали в Орме, где имелись наиболее серьезные кузнечные мастерские и ремонтная база. Появился он значительно позже двух первых полков и комплектовался преимущественно сервами, не имеющими к дуэльному ремеслу никакого отношения. Хотя часть его офицеров также набрали из дационов Трэйта и Рихмендера, штаб полка и его старшие руководители были набраны Вордриком из технарей — таргитариев и ремесленных мастеров.

Составленному таким образом Ормскому артиллерийскому полку были переданы все наличные полевые кулеврины и незначительное количество взятых в пограничных крепостцах старых осадных орудий — картаун. К нему же приписали и примкнувших к бунту габеларов, призванных выполнять функции боевого охранения на марше, маневре и в поле во время будущих сражений.

В том, что сражения будут, никто не сомневался, так что и готовились к ним надлежаще. С самого утра бывшие дационы, а ныне ротные лейтенанты и капитаны гоняли своих подопечных по плацу, вбивая в головы азы строевых эволюций и навыки пользования пикой в узкой шеренге. С утра до вечера над Кербулем гремели выстрелы — так новоиспеченные солдаты будущей Армии Свободы обучались огневому бою.

Почти никто из «офицеров», которые гоняли по плацу или муштровали на стрельбище своих солдат, никогда ранее в армии не служил, пикой не колол, из мушкета не палил и о строевых маневрах имел лишь самое смутное представление. Однако в повстанцах недостаток знания лихвой компенсировался энтузиазмом и старанием, а также дисциплиной. Десятилетиями привыкшие безоговорочно повиноваться своим виликам, сервы по-прежнему рьяно выполняли распоряжения лейтенантов и капитанов, назначенных Советом из тех же виликов.

Серия армейских назначений, кстати, не миновала и освященную «раскойновками» фигуру Гордиана Рэкса — причем совершенно по инерции, без каких-либо усилий с его стороны. Гор получил лейтенанта, офицерскую шпагу, мундир, треуголку, золоченые нашивки и нашейную бляху с надписью «Предан короне!».

Бляху предполагалось отпороть, однако за ее исключением, форма офицера бунтовщиков ничем не отличалась от формы королевского лейтенанта, так же как форма рядового Ормского, Лавзейского и Кидонского полков ничем не отличалась соответственно от формы артиллеристов или пехотинцев королевской армии — ведь форма эта поступала с королевских складов. Ходить же по полям сражений разномастной толпой без знаков отличия и мундира было неправильно. Поэтому Трэйт долго не думал и велел всем повстанцам повязывать на рукав темно-синий бант, а вокруг кивера — темно-синюю ленту. Темно-синий являлся цветом Ратана — древнего боссонского духа свободы, олицетворявшего силу рек и воды.

Кроме Фехтовальщика подобную форму с нашивками получили практически все поединщики Лавзеи — Люкс Дакер и Сардан Сато, Карум и поправившийся после ранений Бранд. Из ратоборцев, ходивших с ним на «призовые» бои в Бронвене, офицерскую шпагу не получил только Римо, да и то лишь потому, что явно не годился в командиры в силу умственной отсталости и переизбытка физической силы. Тем не менее Римо был оставлен в войске и причислен в качестве постоянного телохранителя к самому Сабину.

Каждый из новоиспеченных лейтенантов получил по роте в двести человек, что, безусловно, служило показателем доверия, которое испытывал к ним Трэйт, поскольку в школе и в руцийском деле каждый командовал не более чем полусотней.

Сардана и Дакера отправили с десятком других консидориев в пехоту. Карума — в артиллерию к Вордрику, Бранд же вместе с Римо и Гордианом остался при Совете, возглавив особое подразделение, состоящее исключительно из лучников. Это подразделение было создано по отдельному решению Трэйта. Боссонцам, собранным под рукой Бранда, оставили тяжелые доспехи и щиты, а также их огромные боссонские луки. Вместо офицерских шпаг и пехотных пик они сохранили тяжелые мечи, булавы и секиры, набранные в Лавзее перед атакой на Руций.

Гор назвал их про себя средневековым «железным спецназом», поскольку, по мысли Трэйта, они предназначались для коротких ночных рейдов и иных специальных операций. Впрочем, по паре пистолей на каждого с соответствующим количеством свинцовых пуль и пороха боссонцам выдали — на случай обычного боя.

Лично Гордиан Рэкс не был приписан ни к одному из подразделений и своей собственной роты также не получил. Очевидно — в силу выполняемых им специфических обязанностей «раскойновщика» и «пророка». Единственными его подчиненными оказались все тот же Никий, выполнявший теперь при нем функции не только слуги и товарища, но секретаря и адъютанта, а также выделенный специально для выполнения этой функции его старый знакомый Рашим, ставший для Гора кем-то вроде постоянного телохранителя и носильщика чемоданов.

За месяц без малого, прошедший со взятия Кербуля, освобождено было свыше ста тысяч годных к военной службе мужчин и почти в четыре раза больше женщин, детей и негодных по возрасту стариков.

Однако численность трех полков по штатной росписи составляла не более тридцати тысяч человек.[8—12 тысяч человек — по численности полк Армии Свободы формировался, имея в качестве образца Королевскую армию Эшвена (см. Приложения). Впоследствии состав и штатная численность полка изменились в связи с реформами, предпринятыми после Боссонской кампании.] В каждом полку имелось от восьми до двенадцати тысяч солдат и офицеров. Впрочем, роты продолжали пополняться, и вскоре Трэйт планировал разделять полки по крайней мере на два-три каждый и не решался сделать это прямо сейчас лишь постольку, поскольку не хватало командиров для таких крупных подразделений.