— А-а-а! — новый вопль наполнил воздух; истошно голося, мелкие черти клубились в ночном небе.

Стоящая по колено в золе черноволосая девчонка выпрямилась.

— Ну? — гаркнула Ирка, запрокидывая залитое потом и измазанное гарью лицо — в руках ее бился и стрелял электрическим пламенем провод. — Кого еще интересует этот мальчик?

Ночь над шоссе снова наполнилась пронзительным воплем… и опустела. Погасли мельтешащие огни, затихли крики, спряталась за тучи луна. Темнота грязно-черным куполом висела над опустевшим шоссе. Только баран цокал копытами и жалобно блеял.

Здухач подлетел к столбу электропередачи и ударил по нему мечом. Провод у Ирки в руках еще разок дернулся и затих.

— Люблю наше время! — с нервным смешком сказала Ирка. — Вот как бы в старину мы посреди зимы молнию устроили? Единственное, что убивает чертей. — Она выбралась из кучи золы и принялась старательно топать ногами, стряхивая грязь.

Вдалеке мигнул светом окон и провалился в темноту жилой район…

Танька виновато вздохнула.

— Ну что же нам было делать? — в пустоту спросила она, спланировала вниз и зажгла фонарик.

— Это… это как же? — охнула женщина, прижимая к себе спасенного малыша. Но глядела она только на мыкающегося вдоль обочины барана. — Вы ж говорили… Если удастся… Он обратно превратится? — И она устремила обвиняющий взгляд в спину неподвижно застывшей невдалеке Ирки.

— Мы говорили — может быть… — дипломатично ответила Танька. — Далеко это у него все зашло… Обратно не вернуть… — И она снова с сожалением поглядела на мечущегося по обочине барана.

— А по-моему, так даже лучше, — сонно выдохнул серебристым призраком покачивающийся между проводами здухач. — Теперь от него хоть польза будет. Заведете еще пару овечек…

— Ты что ж такое говоришь? — взвыла женщина. — Чтоб мой собственный, родной муж… И с какой-то овцой?

— Вы чем-то недовольны? — прозвучал тяжелый, как могильная плита, голос, и Ирка медленно обернулась. И снова на женщину уставились страшные звериные глаза.

Тетка слабо пискнула и попятилась назад, волоча сына за собой.

— Я… Я всем довольная… Всем! — завопила она. — Спасибочки, да спасибочки! — залепетала она, старательно кланяясь на все стороны — то Ирке, то Таньке, то плавающему в воздухе здухачу. — И что сыночка спасли… И что мужа в барана обратили тоже… Тоже! Ему и правда лучше так! И овечек я заведу! — взвизгнула тетка, безумным, неотрывным взглядом всматриваясь в лицо Ирки. — Я… Я к матери уеду! В деревню! У меня мать строгая, у нее хозяйство…

Танька поморщилась — никогда она не считала, что расти в деревне лучше, чем в городе. Но в сложившейся ситуации…

Темной тенью Ирка метнулась к женщине, и та слабо, задушенно вскрикнула, ощутив, как у нее на затылке смыкаются когти.

— В деревню — хорошо, особенно если мать строгая, — прошипела нависающая над ней черноволосая девочка, сейчас вызывающая у женщины больший ужас, чем все черти, вместе взятые. — И помни! — Когти на затылке сомкнулись еще крепче, женщина почувствовала, как за шиворот течет что-то теплое, но не посмела даже шевельнуться. — Если ребенка отдает чертям отец — мать может спасти его, отдав взамен самого отца. А если ребенка отдаст мать… Нет для него ни надежды, ни защиты, ни спасения. Никто и ничем ему не поможет! — страшный шепот сочился женщине в уши, шебуршал под черепной коробкой, морозом продирал спину. — В общем, если я узнаю, что тебе надоело возиться с пацаном и ты отдала его… — очень буднично закончила Ирка. — Я приду за тобой! — И у самого горла женщины звучно лязгнули собачьи клыки.

Тетка завизжала. Хватаясь ручонками за мать, заревел Василек.

— Иди домой, Ирка! — касаясь плеча подруги, мягко сказала Танька. — А мы Василька с мамой домой проводим, и тоже спать! Во всяком случае, я, этот-то и так сейчас дрыхнет, — усмехнулась она здухачу. — А ты иди, а то на тебе лица нет! — искоса поглядывая на торчащие из-под Иркиной верхней губы клыки и обрастающие шерстью уши, добавила Танька. — Скоро одна сплошная морда останется.

— Ладно, пойду, — жестко проведя ладонью по щекам, не стала спорить Ирка. Она бросила на тетку последний короткий взгляд, круто повернулась на каблуках и, не оглядываясь, пошла в сторону темных, погасших жилых домов.

— За что она меня так ненавидит? — услышала она за спиной плачущий голос женщины.

— За компанию! — недобро бросила в ответ Танька.

Пролог

К чертовой матери

Уходящая в темноту Ирка криво усмехнулась. Действительно, за компанию. С собственной мамой. Откуда они берутся, такие? Она даже не винила отца Василька — она просто не думала об этом существе, обратившемся в скотину гораздо раньше, чем у него и впрямь появились рога и копыта. Но мать, мать Василька! Как она могла? Смотреть, как отец лупит мальчишку, как Василек мерзнет и плачет от боли и голода, и ничего, ничего не делать! Почему ей было все равно? Спохватилась, только когда ворвавшееся в дом чудовище с рогами и крыльями уволокло ее сына — с полного согласия пьяного папаши!

А что должно случиться с самой Иркой, чтобы ее мама вспомнила о ней там, у себя, в Германии? Да хоть узнает ли она? Когда Таньки долго нет дома, в глазах у ее мамы поселяется тревога — тихая, молчаливая и неотвязная. А когда Танька возвращается, лицо ее мамы словно вспыхивает мгновенным облегчением. Танька счастливая. И Богдан тоже. А Ирка… Девчонка зло выдохнула сквозь стиснутые зубы. Мама, я привыкла жить без тебя, я научилась, но все-таки, мама…

— Мама! — откуда-то из погруженного в кромешный мрак переулка позвал тоненький детский голосок. — Мамочка! — и в темноте горько и жалобно заплакали.

Ирка остановилась. После всего случившегося — снова детский плач? Это могло быть неспроста… Это могло быть ловушкой…

— Вот черт! — раздосадованно пробормотала себе под нос Ирка и принялась озираться.

— Ой! — задушенно выдохнули в темноте. — Брат! Она нас видит! Видит!

— Молчи! Ничего она не видит! — откликнулся едва слышный шепот. — Это она так ругается!

В темноте затаились. Ирка чувствовала, как они замерли под прикрытием густых теней — неподвижные и в то же время готовые в любую секунду броситься: то ли на нее, то ли бежать. Внимательные глаза настороженно следили за ней. Даже тот, кто плакал, сейчас затих, только дышит — глубоко и нервно.

Двое. Маленькие. Боятся.

Ирка нерешительно потопталась на месте. Правильнее всего уйти. Хватит с нее на сегодня заботы о детях — если там действительно притаились дети. Ага, уйдешь, а потом саму себя обглодаешь, как косточку, — а вдруг и впрямь беда, могла помочь и не помогла. Подойти? Какая-нибудь киношная героиня и впрямь подошла бы — и получила тяжеленьким по башке в благодарность за заботу.

Не отрывая глаз от напряженно сопящей тьмы, Ирка сделала шаг назад, еще… И скрылась за углом дома.

Какое счастье, что они с ребятами отрубили свет, что темнота вокруг — хоть глаз выколи! Вот чего сейчас не хватало, так это запоздалого прохожего, оторопело наблюдающего, как, прижимаясь к стене, здоровенная черная борзая машет крыльями на уровне второго этажа. Стараясь не скрипеть когтями по кирпичу, Хортица влетела в переулок. Кажется, здесь… Она зависла в воздухе. Темнота больше не была темной — сквозь нее отчетливо проступали скорчившиеся под окнами маленькие фигурки. Теплые куртки, перчатки, смешные вязаные шапочки с козырьками… Похоже, и правда дети. Только вот запах от них… странный… неприятно знакомый.

— Ушла! — облегченно вздохнул один, продолжая вглядываться в начало переулка, где пару секунд назад стояла Ирка.

— А может, она бы нас к маме отвела? — дрожащим от страха и надежды голоском спросил второй.

Первый только скептически хмыкнул в ответ.

— Мама нас сама найдет! Обязательно, вот увидишь! — отрубил он так решительно, что сразу стало понятно — он уже ни во что не верит и ни на что не надеется. И если бы не надо было утешать младшего брата, сейчас бы сам ревел взахлеб.

Этого Хортица уже не выдержала. Она еще раз внимательно прислушалась и принюхалась. В квартирах суетятся, ругаются, в «аварийку» звонят, а на улицах точно никого — ни людей, ни нелюди. Дети и впрямь одни… Черная борзая оттолкнулась лапами от стены, кувыркнулась в воздухе… Черноволосая девочка приземлилась перед малышами.

— Ой! — пискнули оба, вжимаясь лопатками в промерзшую стену.

Из-под задравшихся козырьков вязаных шапок на Ирку смотрели… маленькие красные глазки над поросячьими пятачками на покрытых черной шерсткой мордочках.

«А под шапками наверняка рожки!» — сообразила Ирка. Вот почему запах знакомый. Еще бы не знакомый!

— Чертенята! — невольно выдохнула она.

— Ой! — снова пискнула парочка. Младший скорчился еще сильнее, зато старший вскочил и шагнул вперед, закрывая собой брата.

— Иди мимо, человек! — с решимостью отчаяния крикнул он. — Ты нас вообще видеть не можешь!

— Ну вижу же… — с кривой усмешкой процедила Хортица.

Чертенята, чтоб их папа-черт побрал! Самые настоящие! Младшему примерно лет пять, старшему — семь… Ухоженные, хорошо одетые, здоровенькие… А значит… Семь и пять лет назад где-то из человеческих семей исчезли младенцы, а на их место в колыбельки легли вот эти — подменыши! Тогда — больные, едва живые! И человеческие родители возились с ними, кормили, выхаживали, лечили… любили, думая, что это их собственные дети! А через два года лишились, когда их чертовы родители вернули выхоженных человеческой любовью чертенят домой! А люди искали пропавших детей, метались, плакали… не зная, что их настоящие дети пропали уже давно.

Что сталось с ними? Их бросили в лесу, на верную смерть? Сделали рабами старших чертей, заставляя прожить всю жизнь в боли, страхе, усталости? Отдали старым чертовкам, чтоб те воспитали из них новых чертей, — бывало и такое… В любом случае, пять лет… семь лет назад… Время, когда сама Ирка была еще ребенком. Когда не было у нее колдовской силы. И ничего не вернуть. Не спасти, не помочь, не защитить. Поздно. Человеческому миру те дети уже не принадлежат.

Зато подменыши сейчас здесь! В полной ее власти… Видеть Ирка себя не могла, но чувствовала, как глаза вновь начинают светиться зеленым.

— Так она ж ведьма, брат! Вот и видит! — по-детски неуклюже запрокидывая голову, чтобы козырек не наезжал на глаза, сказал младший. — Ты ро?бленная или ро?жденная? Лучше б ро?бленная, конечно, — рассудительно прошепелявил он. — А то ро?жденные нас совсем не слушаются.

— Вас обязательно надо слушаться? — недобро прошипела Ирка.

Черти, во всей красе! Единственное, что им надо, — власть над людьми! Даже таким маленьким.

Младший чертенок вдруг испуганно съежился, кажется, почувствовав гнев в ее голосе.

— Если ты ро?бленная, мы б тебя попросили нас к маме отвести, — жалобно проныл он. — Холодно очень… Ножки болят… — снова начал всхлипывать он. — Я к маме хочу! Я боюсь! Тут страшно! — и он окончательно ударился в рев — судорожно всхлипывая и вздрагивая всем телом. — Тут Хо-ортица бродит! Она нас съест!

— Кто? — мгновенно теряя весь запал, охнула Ирка Хортица.

— Ведьма Ирка Хортица — не знаешь, что ли? — презрительно бросил ей старший чертенок, присаживаясь рядом с братом и обнимая его за плечи. — Ну ты того… Не реви… Нету тут Хортицы, нету, успокойся! Спит она! Все люди спят, и она спит! — Он повернулся к Ирке и переспросил: — Правда ж, спит? Не может же она каждую ночь по улицам бродить? Город большой… Она нас не найдет, как думаешь? — Он с надеждой посмотрел на Ирку, и глаза его молили: успокой, пожалей, скажи, что страшная Хортица нас не тронет…

— Да чего она вам сделает — Хортица? — растерялась Ирка. — Вы же черти! То есть эти… хохлики… нельзя чертей поминать…

— Она чертям как раз и делает! — испуганно озираясь по сторонам, задушенно прошептал старший. — Ее у нас все, даже взрослые, даже старшие черти, даже… мама боится!

— У нее пасть — во! — вмешался младший, разводя руки в пушистых варежках, чтоб продемонстрировать Ирке размеры ее собственной пасти. — Зубы — во! Когти — во! Крыльями машет, а глазищи зеленым огнем горят — у-у, страшно!

Ирка торопливо опустила веки, прикрывая свечение глаз.

— Как завидит черта, так сразу на него кидается! И не спасешься от нее! Сколько уже наших она… того… — нажаловался старший, а младший опять принялся всхлипывать, вздрагивая от плача и страха.

— Так это… можно подумать… — возмутилась Ирка. — Они сами виноваты! Нечего было…

— Мы не виноваты! — Теперь слезы покатились по лицу старшего. — Мы ничего плохого не делали! Мы маленькие еще… А она ведь и нас тоже…

— Ключевое слово — «еще». Еще ничего плохого не делали. Маленькие еще, — приваливаясь плечом к стене, точно ее не держали ноги, пробормотала Ирка и недоуменно поглядела на доверчиво задравших к ней пятачки чертенят. Были б на их месте взрослые черти — понятно, что делать… А эти… Подменыши… Нечисть поганая… Малыши. Замерзли, есть хотят, к маме просятся. Страшную Хортицу боятся. — Вот ч-черти! — процедила Ирка. — Откуда вы взялись на мою голову?

— А нас мама из проруби вытолкнула! — на мгновение отвлекаясь от плача, пояснил младший.

— Мы в Днепре живем. У моста, — буркнул старший.

Ирка невольно кивнула — у опор моста много водилось всяких… И потопельник, и русалок парочка. Почему бы и водяным чертям там не пристроиться?

— А вчера Водосвятие было — лед над самым нашим домом вырубили! — продолжал старший. — Когда воду святить начали, так вокруг люди, люди…

— Некоторые голые даже! — таинственным шепотом сообщил младший.

— Не голые, а в плавках! — строго поправил старший.

— У одного дядьки там такой живот был, что никаких плавок из-под него не видно! — строптиво возразил младший. — Этот дядька со своим животом ка-ак в прорубь прыгнет! И прямо на крышу нашего дома! Крыша — крак!

— Мама нас в охапку — и наружу! А потом еще тетка прыгнула — и дому совсем конец вышел! Мама говорит — быстро на берег! — подхватил старший. — Мы выскочили, а там еще больше людей! Мы как побежим! Очень быстро, как мама велела! Бежали, бежали и вот… потерялись! — беспомощно закончил он.

— Мама нас и-ищет! — И младший снова занялся любимым делом — заревел.

— Будем надеяться, — Ирка пожала плечами.

Если даже человеческие матери не всегда своих детей ищут, чего требовать от чертовки? А ей что делать? Нет, первая мысль всегда самая правильная — надо было мимо идти! И сейчас еще не поздно — повернуться и уйти! Это все, что она может сделать для парочки мохнорылых — и плевать, что они дети! Будь они взрослые — вот тут никуда бы она не пошла! Пусть благодарят свое чертово детство, что страшная Хортица согласна пройти мимо! Но все-таки… Дети ведь…

— Все, — сказала Ирка. — Сдаюсь. Я еще об этом пожалею… — сама себя предупредила Ирка.

Сама себе поверила — сразу и безоговорочно. Пожалеет обязательно. Но что же ей остается?

— Никуда не уходите, — скомандовала она чертенятам и направилась к смутно белеющей сквозь мрак незаконченной стройке. Там наверняка должны быть палки, доски, что-нибудь такое…

Вернулась Ирка, волоча на плече широкую доску. Чертенята покорно ждали — кажется, у них просто не осталось сил осторожничать и подозревать. Ирка неодобрительно цокнула языком — вот так их, наивных, и ловят всякие торговцы органами… и страшные ведьмы Хортицы!

— Садитесь! — кивая на доску и одновременно вытаскивая из сумки баночку полетной мази, скомандовала она. Конечно, удобнее перекинуться — если уж она толстую тетеху на спине таскала, так чертенят даже не почувствует. Но как перекинешься, после рассказа о жуткой Хортице с когтями, зубами и крыльями. Вот тут чертенята и порскнут в разные стороны, и неизвестно куда забегут, олухи, города же совсем не знают…

— А мы полетим? — глядя на Иркины приготовления, охнул младший, и его жутковатые красные глазки стали круглыми-круглыми! И перепуганными! — Мы никогда раньше не летали, мы только под водой…

— Значит, придется вас держать, — смиренно вздохнула Ирка — какая разница, если уж она все равно собирается выступить в роли аэротакси для чертей?

Она сгребла чертенят в охапку и усадила их перед собой. Доска с тремя пассажирами медленно взмыла в воздух и неторопливо поплыла в сторону Иркиного дома. Под рукой у нее зашебуршилось, и любопытный пятачок высунулся поверх Иркиного локтя.

— Как кра-асиво! — протянул чертенок, когда кромешный мрак обесточенного района сменился сверкающей россыпью городских огней. — Будто звездочки на земле!

— А быстрее можешь? — потеребил Ирку когтистой лапкой старший чертик. Алые его глазенки горели азартом.

— Эге-гей! Ура! — вопили окончательно развеселившиеся чертята, когда доска на полной скорости пронеслась над проспектом и, прошибая завесу деревьев, спикировала вниз, в старую городскую балку, на дне которой и стояла Иркина развалюха.

— Побудете пока у меня… — прошептала Ирка, заставляя доску зависнуть напротив окна своей комнаты. Интересно, «пока» — это до каких пор? И что ей дальше с ними делать?

— Мы идем к тебе в гости? Правда-правда? — восторженно ахнул младший чертенок. И немедленно похвастался: — А мы уже были в гостях, с мамой. Целый один раз! У дядюшки болотного черта.

— На болоте? — рассеянно поинтересовалась Ирка, подцепляя кончиками пальцев неплотно закрытую раму — еще удирая вечером в окошко, оставила открытой, но сейчас рама примерзла…

— Не-а, — протянул младший. — Дядюшка давно на болоте не живет! У него знаешь какой дом? О такой! — чертенок развел лапки и восторженно заулыбался. — А машина какая — большая, черная, джип — внедорожник называется…

Старший чертенок чувствительно саданул братца пальцем под ребро и поглядел выразительно. Ирка даже раму в покое оставила. Кажется, младшему закрывали рот, чтоб не болтал лишнего. Про дядюшку-болотного, у которого вместо положенного по статусу болота — «о такой!» дом и джип-внедорожник?

— Зато мы никогда не были в гостях у ведьмы! — дипломатично сказал старший.

Ирка испытующе посмотрела на него, пожала плечами — очень ей нужны их чертовы секреты! — и настежь распахнула окно.

— Ну тогда проходите! — объявила она, ссаживая чертенят на подоконник.

С радостным писком младший попытался спрыгнуть внутрь комнаты и тут же был пойман старшим за курточку.

— А ты нас не обидишь? Страшной ведьме Хортице не отдашь? — строго спросил старший брат, крепко держа отбивающегося младшего за полу.

— Скажем так… Я вас никому не отдам, кроме вашей мамы, — увильнула от прямого ответа страшная ведьма Хортица.

— Ура, — пискнул младший, доверчиво улыбаясь ей пока еще беззубым ртом, и чертенята радостно нырнули в теплую темноту дома.

— Мяу! — тихо сказали позади.

Ирка обернулась. Ее кот сидел на груше и походил на большой лохматый шар. Дыбом стояло все — шерсть, усы, топорщащиеся уши, хвост трубой, а кошачьи глаза стали круглыми от изумления, словно два блюдца.

— Ну а что мне было делать? Не бросать же их! — развела руками Ирка и, спрыгнув в комнату, втащила за собой доску и закрыла окно. — Спать будете здесь, — объявила Ирка, кивая на свой заранее расстеленный диван.

— А мама говорит, прежде чем укладываться спать, надо умыться и почистить зубы, — с важностью сказал младший.