— А Таня уехала, — радостно сообщила цыганка. — Давно уехала, далеко уехала, аж в саму…

— Знаю, — закончила Ирка. — В Аргентину. — Голова у нее шла кругом, мелькнула даже мысль — Танька вечно с родителями по всяким заграницам мотается, может, взяла и укатила? Богдана со швабры стряхнула и прямо из-под Ветряной Брамы отправилась в Аргентину! А Богдан башкой об землю стукнулся и с ума сошел. Единственное логичное объяснение. Она снова внимательно поглядела на мальчишку — сошел или нет? — и совсем опешила: — Ты когда успел переодеться?

Богдан широко развел руки и опустил глаза, оглядывая свою черную жилетку поверх свободной рубахи навыпуск, широкий, украшенный россыпью металлических бляшек пояс, штаны какие-то вместо обычных его джинсов, и главное — сапоги! Высоченные, по колено, голенища со сборками — ну точно такие у них в школе старшеклассницы носят, разве что эти без каблуков.

— Я всегда так одеваюсь, красиво одеваюсь, как мужчина, как настоящий ром, — с удовольствием оценив себя со всех сторон, зачастил Богдан.

— Как кто? — переспросила Ирка.

— Цыган, по-вашему! — снисходительно пояснила закутанная в шали цыганка. — Только ты его не слушай, у настоящего рома праздничная рубаха есть, а у него нету, говорю ж, сирота, померли его родители, никому он не нужен, бедный он… — И она тут же всплеснула руками и жалобно зачастила: — И ты бедная, ох, бедная-несчастная, мокрая вся, да что ж с тобой случилось, в речку упала? — и, не дожидаясь ответа, цыганка ухватила Ирку за руку.

Ирка беспомощно оглянулась на Богдана. До нее наконец начало доходить:

— Богдан! Ты меня что, и правда не узнаешь?

Богдан внимательно поглядел на нее, и Ирке даже показалось, что в его карих глазах мелькнуло сомнение. Но он тут же покачал головой:

— Цыгане всюду бродят, людей много видят, может, ты меня где и приметила, а я тебя — нет, не знаю…

— Ай, потом наговоритесь! — досадливо воскликнула цыганка. — Тебе сейчас не разговаривать надо, тебе греться надо, — и она поволокла Ирку к повозкам.

— Кого ведешь, тетка Замбила? — из ближайшей повозки высунулись три молодые цыганочки. Красивые, будто не настоящие, а актрисы в кино про цыган. Черненькая, рыженькая и даже блондинка.

— Девочку веду, девочка в воду упала, мокрая вся сделалась, — не глядя, бросила пожилая. — Надо кофту дать, юбку-готью дать, фартук-кытрынцы дать, а шаль у нее своя есть, хорошая, красивая…

Тащившая Ирку тетка Замбила чуть не упала — выдернув руку, девчонка резко остановилась. И во все глаза уставилась на цыганочек. Покачивая тяжелыми крупными серьгами, одетые в пестрые юбки и закутанные в такие же пестрые шали, на облучке повозки лузгали семечки… волшебные красавицы из группы «Манагра». Знаменитое трио, доведшее до полного обалдения инклюзников и скарбников и невесть куда пропавшее сразу после нападения ягишинь. Оксана Тарасовна еще предположила: раз они не участницы квеста, то смогли сбежать из-под заклятия Бабы-яги. Выходит — не смогли? Вот же они! Или не они?

— Надя? — нерешительно спросила Ирка у черноволосой.

— Знаешь меня? — сплевывая семечную шелуху, изумилась та.

— Аня? — Ирка повернулась к рыжеволосой.

— Ты гляди, и ее знает! — удивилась тетка Замбила. — И Таню знает, которая в Аргентину уехала, и Богданку знает! Ты что, наша, что ли? Или… — На смуглом лице отразились одновременно подозрительность и оживление. — Уж не гадалка ли? Как ее зовут, угадаешь? — она ткнула пальцем в блондинку.

— Алена.

— Вера я, — неожиданно почти мужским басом ответила блондинка. И зачем-то начала себя оглядывать — будто сама сомневалась: может, и вправду она Алена?

Кажется, не они. Да и какая разница? Богдан ее не узнает, ну а знаменитое трио «Манагра» — даже если это все-таки они — просто-напросто никогда Ирку не видели: не будут же они со сцены рассматривать, что там за девчонка вдалеке сок пьет.

— Не угадала! — тетка Замбила казалась разочарованной. — Ладно, поглядим! — непонятно заключила она и поволокла девочку к другой повозке.

Молодые цыганки неотрывно глядели Ирке вслед.

Замбила запрыгнула во вторую повозку. Ирке в лицо полетел ворох разноцветного тряпья.

— Вот тебе еще! — цыганка торжествующе растянула непонятного вида розовые штаны на три размера больше Иркиного. — Хорошие, теплые! Свое мокрое снимай, — физиономия у цыганки стала хитрая. — Не снимешь — заболеешь и умрешь, ай, молодая совсем умрешь…

Ирка нерешительно поглядела на брошенные ей тряпки и с тоской подумала о втором свитере и джинсах, так и оставшихся в дорожной сумке. Валяются теперь где-то там, на смотровой площадке, среди обломков эстрады и осколков битой посуды. Небось старикан-официант своим веником замел.

Выданная цыганкой одежда была штопаной, и от нее не так чтоб сильно, но ощутимо пахло потом. Не очень-то хотелось расставаться с любимым исландским свитером ради неизвестно чьих обносков. Но Ирка чувствовала, как колотившая ее дрожь усиливается, и вдруг поняла, что ничего на свете так не хочет, как натянуть на себя эти пусть не очень чистые, но сухие — сухие вещи! «Да ладно, какая гламурная девушка стала — тряпья она не носит!» — мысленно прикрикнула на себя Ирка. Пока свои деньги не появились, и не такое напяливать приходилось — даже бабкины старые кофты, а те еще и нафталином воняли!

Ирка потянула через голову свитер. Рядом мелькнула тонкая рука, Ирка оглянулась и увидела, что Надя, Аня и Вера, про которую Ирка была уверена, что та — Алена, уже отбирают ее свитер друг у друга.

— Какая вещь странная, ай, никогда такой не видывала! — жадно ощупывая рукав свитера и ревниво косясь на подружек, частила Надя. — Странная совсем девочка, одеваешься странно, в штанах ходишь — или ты турчанка?

Ирка поглядела на болтливую Надю с возмущением — какая там Турция, джинсы итальянские! И вообще — на свои бы шмотки посмотрели! Или на вот это… розовое нечто — Ирка покрутила выданные ей штаны. Не на резинке даже, а вообще — на завязочках! И с обтерханными кружевами по низу!

— Надевай панталоны, надевай! — подбодрила ее с повозки тетка Замбила. — Панталоны добрая барыня дала, так прямо с себя сняла и дала…

Ирка хмыкнула — и словно бы невзначай отложила панталоны в сторону. Попробует колготки просушить — они хоть и стрелки во все стороны пустили, но хотя бы не с «доброй барыни».

— Надевай-надевай! — подхватила Надя, с жадным любопытством разглядывая Иркины джинсы. — А свои штаны сюда давай. Мокрые совсем, тебе не нужные… Куртку давай, ай, чудная куртка, ай, прям блестит вся…

Так, все ясно, шмоток своих она больше не увидит. Ирка нахмурилась. Ладно, свитером и джинсами она еще готова пожертвовать за возможность переодеться в сухое и согреться у костра. Но вот куртку — уж извините!.. Ирка о такой кожаной курточке всю жизнь мечтала! Мягонькая, цвета глубокого изумруда, так шедшего к Иркиным зеленым глазам и черным волосам, вся в заклепках, молниях, приталенная — Ирка ее как в магазине увидела, даже распродажи дождаться не смогла! Поносить толком не успела, а теперь отдай? Фиг вам, девушки! Да и по карманам этой курточки много чего припрятано.

— Куртку оставлю, — твердо предупредила она. — Самой нужна.

— Ай, злая девочка, не любит нас совсем! — плаксиво запричитала Надя. — Надю-Аню-Алену, то есть Веру, конечно… любить надо! Надя-Аня-Вера как запоют, как запляшут, люди их сразу любят, люди им все отдают…

Или все-таки это они? Раз поют и пляшут… Ирка уставилась на цыганочек повнимательнее.

— Чего так смотришь? — испуганно прикрывая лицо, охнула Надя. — Зло смотришь, без любви смотришь.

— Вот и идите отсюда, — прикрикнула на них Замбила. — Идите-идите! А ты тоже не стой! — развернулась она к Ирке, от холода обхватившей себя руками за плечи. — Вон… за урдон [Крытая повозка, в которой кочующие цыгане живут и путешествуют.] иди! За кибитку, по-вашему…

Не споря, Ирка отступила за повозку. Повесила куртку на оглоблю и сдернула футболку, облепившую ее как ледяной компресс. На мгновение стало еще холодней, но Ирка торопливо натянула старую кофту. Сухая шерстяная ткань окутала насмерть промерзшее тело. Девчонка блаженно вздохнула и принялась сражаться с завязками выкроенной из цельного куска ткани юбки.

Потянулась к висящей на оглобле куртке…

Оглобля предупредительно откашлялась:

— Прошу прощения у любезной паненки. Вы ведь из команды «Хортова кровь»? — и вопросительно уставилась на Ирку торчащими прямо из деревяшки глазами.

Глава 18

Что одна оглобля сказала

— Если медведи разговаривают, почему оглобли не могут? — стараясь сохранить спокойствие, пробурчала Ирка, разглядывая пару глаз, помаргивающих на толстой, гладко отполированной дровеняке.

— Не знаю, как насчет медведей, но я никоим образом оглоблей не являюсь, — с достоинством сообщил кусок дерева. Потом закатил глаза вверх, опустил вниз и со вздохом уточнил: — Во всяком случае, обычно. Будем надеяться, что это положение временное.

Ирка сообразила — недаром голос показался ей знакомым:

— Вы наш ведущий! Ведущий квеста!

— Совершенно верно! Я же обещал, что во втором туре встретимся, — довольным тоном заключил тот. — Правда, не предполагал, что буду в таком непрезентабельном виде, — он снова удрученно вздохнул.

— Вас вид волнует? — возмутилась Ирка.

— Тише, прошу вас! — глаза на оглобле встревоженно скосились в глубь повозки. — Эти цыгане такие суеверные! Они говорят, в Старом городе затаился мулло — вампир. А по их поверьям, не только человек, но и любая вещь может стать мулло. Если они увидят говорящую оглоблю, сами понимаете, сожгут, — в его голосе зазвучали извиняющиеся нотки. — Вряд ли я смогу им доказать, что я всего-навсего обыкновенный ведущий обыкновенного магического квеста.

— Так вам и надо, — сердито отрезала Ирка.

— Но за что же?!

— За все хорошее! Куда Танька делась? Моя подруга Танька? И где все остальные?

— Увы, я не знаю! — оглобля дернулась, как дергается человек в смирительной рубашке. — Вот проклятый облик! Даже руками не разведешь — рук нет! Только и остается глазами хлопать!

— Вы знаете, у оглоблей и глаза — большая редкость! — вкрадчиво сообщила Ирка.

Глаза на оглобле растерянно поморгали.

— Вы хотите сказать, что могло быть и хуже?

— Куда уж хуже! — взорвалась Ирка. — Танька пропала, и вы не знаете — куда! Богдан тут, но он меня не узнает! Говорит, он этот… ром, и еще сирота! Он что, головой стукнулся?

— Думаю, что нет, — раздельно проговорила оглобля. — Думаю, он… — ведущий примолк, — …вписался в квест. Стал его частью. Он не помнит ни вас, милая паненка, ни своей настоящей жизни, для него условия второго тура — единственная реальность, где он — таборный ром из сэрвов, украинских цыган. Не смотрите на меня так, ясная панна! — оглобля жалостно моргнула.

Видно, у Ирки на физиономии было четко написано желание засветить этой самой оглобле куда получится, хотя бы в тот же глаз…

— Я здесь совершенно ни при чем! Я только придумывал условия квеста, а все остальное — результат заклятья! Я и сам пострадал, разве вы не видите! — оглобля снова дернулась.

Ирка тяжело привалилась к матерчатому боку повозки. В голове царил полный винегрет: Танька пропала вместе с остальными участниками квеста, Богдан в цыгане подался.

— А я тогда почему… Я-то все помню! — сама себя перебила Ирка. — И не исчезла, и в оглоблю не превратилась.

— Прошу вас, не напоминайте, — плачущим голосом сказал ведущий. Помолчал. — Это ведь вы схватили шляпу?

Ирка кивнула.

— Ну тогда рискну предположить, что с вами все в порядке именно поэтому! — бодро заключил ведущий. — Просто вы выполнили условия первого тура и перешли на второй! — он оживился еще больше, Ирке показалось, по оглобле даже дрожь пробежала. — Получается, ваша подруга была права — чтобы вырваться из-под заклятья, следует играть!

— Не смейте говорить о Таньке — «была», — раздельно произнесла Ирка. — Я не собираюсь больше играть ни в какие дурацкие игры! Мне нужно вернуть Богдану память! Мне нужно отыскать Таньку!

— И как вы собираетесь все это сделать, не играя? «Кто заиграется — тот в игре останется…» Ой, паненка, прошу вас, осторожнее! — болезненно вскрикнул ведущий, потому что Ирка саданула по дереву кулаком.

— Хорошо! Хорошо! — пробормотала она, прижимая к губам отбитый кулак. — Наверное, я должна играть. — Больше всего Ирке опять хотелось реветь. Она была одна — ни Таньки с ее способностью отлично соображать, ни Богдана с его отвагой. Да, его, считай, тоже нет. Есть какой-то невразумительный цыганенок. И только от Ирки зависит, будут ли друзья когда-нибудь с ней или так и растворятся в нереальном мире квеста. Как она станет жить без них? А их родители? Богдан своих даже не помнит. Ирка задавила рвущийся из горла всхлип. — Ну, — шмыгнув носом, спросила она, — что вы там придумали на второй тур?

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, ничего особенно сложного, — заторопился ведущий. — У наших гостеприимных хозяев… надо свести коня.

— Свести — это украсть? — насупилась Ирка. — Я никогда в жизни не воровала! И начинать не собираюсь!

— Любезная паненка… — раздраженно начал ведущий и вдруг остановился. — Кстати, как вас зовут?

— Ирка, — еще больше нахмурилась Ирка. Если эта оглобля сейчас начнет ей вкручивать, что воровать можно, она все-таки даст ему (или ей?) в глаз. Или еще лучше… Ирка мстительно ухмыльнулась. Чем-нибудь остреньким слово выцарапает. Нехорошее. — Меня зовут Ирина Хортица.

— Хортица? — с деревянного тела на нее с задумчивым любопытством покосились глаза ведущего. — Ну, если и впрямь Хортица… Так у нас еще есть шанс… Против Бабы Язи-то… — можно сказать, что эти слова ведущий пробормотал себе под нос, если б на оглобле был хоть какой-то намек на нос. — Дражайшая моя панна Ирина забывает, что квест — это игра, — возвысив голос, продолжал он. — Какое воровство, что вы? С цыганами обо всем договорено заранее… — Он осекся и после долгой паузы добавил: — По крайней мере, было договорено с нашими цыганами… Там, в нашем времени…

Ирка открыла было рот… И закрыла. Зато глаза у нее распахнулись широко-широко.

— Вы думаете… — задушенным шепотом прошелестела она. — Мы… В другом времени? В прошлом, да? Поэтому они и панталоны носят? А джинсов никогда не видели?

— Деточка, что я могу думать, когда дело касается заговора Бабы-яги? — с досадой возразил ведущий и тут же снова пробормотал: — Надо же, как звучит: «Заговор Бабы-яги»! Отличное название для следующей игры… — Он опомнился. — Что-то я не о том… Так вот, мы можем быть в прошлом, в будущем или вообще в игровом безвременье — откуда мне знать? Я даже не знаю, как я с вами разговариваю, когда от меня одни глаза остались! Но могу сказать твердо — если вы не выполните условия второго тура и не сведете цыганского коня, то… этого самого коня в меня запрягут! — почти в истерике прокричал он. — Нас так и замкнет навеки в этом таборе, как замкнуло после заклятья там, на площадке!

— Ты с кем разговариваешь? — отодвинув тканый полог повозки, тетка Замбила с подозрением уставилась на одиноко стоящую Ирку.

Ирка никогда не думала, что оглобля может затаить дыхание, однако вот же, пожалуйста, затаила… И глаза зажмурила. Тихая-тихая такая оглобля. Почти как настоящая.

— Ни с кем. Сама с собой, — торопливо ответила Ирка.

— И отвечаешь себе сама — мужским-то голосом? — криво ухмыльнулась Замбила. — Ой, гляжу, неладно что-то с тобой, чужая девочка.

Издалека послышался слаженный топот копыт.

Замбила торопливо обернулась:

— Едут вроде. — И строго предупредила Ирку: — Поговорим еще — откуда ты такая взялась. — Она задернула полог и спрыгнула с повозки.

— Вот и лошадки прискакали, — заговорщицки приоткрывая один глаз, шепотом сообщила оглобля. — Так как, сведете одну или дождетесь, пока эта суровая дама с вами… поговорит?

— Я попробую. — Ирка накинула куртку на плечи и замотала влажные волосы той самой цветастой шалью, в которую превратилась треуголка. Ох, как ей это все не нравилось! Но деваться, кажется, некуда, и в конце концов, если игра, значит, все не взаправду. Когда они с Богданом в орков играли, у них же клыки не вырастали. Так, а что делать с Богданом? Ему же надо как-то все объяснить… Чтоб он вспомнил…

Ирка выглянула из-за кибитки:

— Я пойду сориентируюсь, а вы тут приглядывайте пока.

— Как будто я могу делать что-то другое! Чурка с глазами! — кося этими самыми глазами во все стороны, простонал ведущий. — Вы уж поторопитесь, паненка!

Ирка коротко кивнула и, придерживая путающуюся в ногах длиннющую юбку, направилась к костру.

Глава 19

Кони чужие, кони свои

Тетка радостно тарахтела и кланялась, Ирка прислушалась и облегченно вздохнула.

— Ай, думала, наши возвернулись, а то уважаемый пан шинкарь [Кабатчик, хозяин шинка (кабака) (польск.).] едет! — кричала Замбила, бросаясь на подкатившую к руинам старой башни двуконную бричку.

Значит, кража цыганской лошади откладывается, будет время осмотреться.

— Бог мой, где вы здесь видите уважаемого, уважаемая вы моя? — ответил из брички дребезжащий голос. — Уважаемые люди накрываются периной, дуют на свечку, уважаемые люди ворочаются с боку на бок и причитают на свои старые кости… — иронически приподняв брови, с козел скрипучей брички глядел старикан со вставшими дыбом спутанными седыми волосами, одетый во что-то вроде длинного черного пальто. Очень неопрятного пальто.

Ирка тоже поглядела на старикана и поняла, что значит — камень с души свалился. Даже хочется поискать под ногами — не валяется ли там здоровенный такой булыжник. А она-то уже тысячу раз представила, как дедка-официанта насквозь прожигает плевок гидры, как он расшибается о камни мостовой, как захлебывается в бушующем на узкой улице потоке! А все потому, что ведьма Ирка Хортица бросила его одного в непонятном колдовском мире.

— Уважаемые люди не едут в ночь, трясясь, что какие-нибудь гайдамаки вынут у них последний грош… — старикан тяжело слез с козел, скользнул по Ирке равнодушным неузнающим взглядом. Неловко прибрал лежащее рядом с ним короткое ружьишко. Рыжие пятна ржавчины на стволе недвусмысленно намекали, что для своего хозяина оно опаснее, чем для ночных налетчиков. Но дедок гордился своим оружием — во всяком случае, любовно протер рукавом приклад и прямо со взведенными курками принялся умащивать ружье под сиденье. Его неловкие пальцы все ходили в опасной близости от курка, дуло цеплялось за борта брички. Тетка Замбила на всякий случай опасливо попятилась. Ирка глядела, и ей казалось… она, конечно, не была уверена… но все же… ружье казалось ей каким-то… подозрительно похожим на веник… Наконец старикан избавился от своего грозного ствола. Порылся по карманам и вытащил смятый платок. Звучно высморкался. Из карманов на землю сыпались шкурки семечек и ореховая скорлупа.

— Но когда это старый Хаим Янкель говорил, что он уважаемый, и когда это старый Хаим Янкель ложился спать, если дело идет за куней? — торжественно возгласил он и уже обычным будничным тоном поинтересовался: — Баро [Глава табора.] не вернулся, Замбила?

— Вот-вот будут, не извольте сомневаться, — кланяясь в пояс, частила тетка. — И баро, и хлопцы, и кони, как же без куней…