— Оставь ее, Гранчо! — сквозь застилающую взгляд муть Ирка видела, как метнулся между ними Богдан, услышала, как он коротко вскрикнул, принимая предназначенный ей удар, пошатнулся…

Хлыст щелкнул снова, Богдан согнулся, будто удар располосовал его пополам. Малыш Гранчо коротко лягнул ногой — Богдан спиной вперед улетел в кусты.

Ирка попыталась вскочить, но непривычно длинный подол опутал ей ноги, голова была тяжеленной, как полная водой кастрюля. Ее рванули вверх, ставя на колени. Ирка почувствовала, как хлыст обматывается вокруг шеи, сдавливает горло.

— Я тебе покажу, как перед конем становиться! — цыганенок, сосредоточенно нахмуренный — ну точно первоклашка, когда задачу решает! — принялся закручивать хлыст.

Ирка захрипела. Воздух будто кто-то сложил в мешок и унес — весь. Хвататься за хлыст бессмысленно… Ирка отчаянно и беспорядочно замахала руками, норовя дотянуться до Гранчо. Ее ладонь звонко и совершенно безобидно шлепнула цыганенка по лицу.

Физиономия Гранчо на мгновение стала удивленной… Глаза его затуманились… И он маленьким кулечком цветастых тряпок плюхнулся на тропу. Лицо разгладилось, приобретая удивительно мирное выражение, он завозился, подмостил кулак под щеку — и уютно засопел.

Судорожно хватая ртом воздух, Ирка содрала с шеи витки хлыста. Так и замерла, стоя на коленях и мучительно переводя дыхание. Наконец с трудом подняла руку и взглянула на свою правую ладонь. В неверном лунном свете были видны мелкие порошинки сон-травы, прилипшие к мокрой от пота ладони.

— Все-таки малек, — пробормотала Ирка, с опаской поглядывая на грозного цыганенка. — Много ли ему надо?

— Ты его что, убила? — с ужасом спросил выбравшийся из кустов Богдан.

— А если даже?! — с вызовом фыркнула Ирка. — Вон, сам говорил, твой будто бы отец сто жандармов убил!

— Так то жандармов! — невнятно пробормотал Богдан и, держась за живот, на подламывающихся ногах проковылял к лежащему на тропе цыганенку и рухнул рядом на колени.

— Ничего я ему не сделала, спит он! — бросила Ирка. Ковыляя не лучше Богдана, подобралась к коню. Хорошо хоть не убежал!

Жеребец нервно отпрянул, но Ирка успела цапнуть за болтающуюся узду. Здоровенный, ничего себе! Ну и как на него влезать? Ирка задрала ногу, попыталась закинуть ее коню на спину, но только проехалась пяткой по гладкому боку — конь возмущенно прянул в сторону, Ирка с трудом удержалась, балансируя на одной ноге. В кино герои — раз, и в седле! Но «раз» не получалось, и «два» тоже не получалось, и седла не было, одна только громадная коняка! Неплохо бы, если б граф своего любимого вороного не только спецзаговорами тюнинговал, а еще где-нибудь сбоку ему раскладную лесенку приделал. Вроде тех, по которым в поездах на верхнюю полку залазят. А ведь не только залезть, на нем же ехать как-то надо! Ну придумал ведущий задание, оглобля паршивая, мозги деревянные!

— Ты что делаешь? — все еще держащийся за живот Богдан оставил спящего цыганенка и теперь с подозрением наблюдал за Иркой.

— Вообще-то лезу. Но получается, что падаю, — самокритично призналась Ирка, повисая на узде. Конь смотрел на нее уже совсем не по-доброму. — Может, ты меня подсадишь, а?

— Куда?

— На паровоз, — сдерживая злость, любезно пояснила Ирка. — Как только подъедет, так сразу… На коня, конечно, куда же еще? Слушай! А если я на него вообще садиться не буду, а просто рядом пойду — это будет считаться, что я его того… свела?

— Ты хочешь из табора свести коня? — не веря своим ушам, Богдан глядел на Ирку.

— И коня, и тебя, — рассеянно бросила девчонка, сосредоточенно поглаживая коня по шелковистой морде.

Богдан сперва попятился прочь от Ирки, потом вдруг шагнул к ней.

— Как есть безумная! Черти в тебе грают! — тоже хватая коня за повод, воскликнул он.

Ирка поглядела на мальчишку оценивающе. Нет, убеждать сейчас бессмысленно — не поверит и не поймет. Но вытаскивать его отсюда все равно надо — даже если придется одурманить сон-травой и привязать к конскому хвосту!

— Пусти коня, женщина, или людей позову! — дергая повод, почему-то шепотом пригрозил Богдан.

— Чего ж не зовешь? — тоже шепотом ответила Ирка, одной рукой перехватывая повод покрепче, а другой нашаривая пакетик с сон-травой.

Физиономия Богдана стала растерянной, похоже, он и сам не знал — чего.

— Давай, зови, — пакетик был уже в руке. — Караул кричи…

— Хасиям! [Караул! (цыг.)] — истошный вопль тетки Замбилы располосовал ночь.

— Чего это она? — оборачиваясь в сторону оставшегося за спиной лагерного костра, невольно спросила Ирка.

Ответ последовал сразу. Со стороны табора послышался яростный медвежий рев, топот копыт, бешеное конское ржание и сиренообразные крики Замбилы:

— Медведь! Коня! Уводит! Караул! Держи!

— Нет! — отчаянно простонала Ирка. — Только не он! Пусть это будет не он! У меня уже все так хорошо получалось!

Но это был именно он.

На освещенной луной тропинке показалось что-то большое… темное…

Богдан поглядел туда… и судорожно икнул.

По тропинке задом пятился медведь. В зубах медведь держал обгрызенный недоуздок, к другому концу которого крепился конь. Который ничего, похоже, так не желал, как открепиться. Потому как безумно ржал, вставал на дыбы и бил копытами, норовя заехать медведю подковой в мохнатый лобешник. Медведь уворачивался, маневрировал, боком скакал по тропе вправо-влево, но недоуздка не выпускал и продолжал упрямо пятиться, с каждым шагом подтаскивая коня все ближе к замершей на тропе Ирке.

Конь растопырил ноги и уперся копытами, точно кот, которого хотят натыкать носом в его художества. Медведь мотнул башкой. Коня сдернуло с места, подковы вспороли землю.

Медведь обернулся к Ирке, и девчонка могла поклясться, что он довольно улыбается.

— Обешал, што за доботу тбою отбабадарю я тебя, ведьба! — сквозь зажатый в зубах недоуздок пробубнил он. — Вот! Коня пвивел!

— Спасибо. У меня уже есть один, — пробубнила в ответ Ирка, расширенными глазами глядя поверх медведя в дальний конец тропы, откуда сейчас несся сдвоенный топот.

Гоня уцелевших лошадей во весь опор, от табора неслись седой баро и тетка Замбила. Седой со свистом раскручивал над головой толстую ячеистую сеть.

— Вот они! — завидев компанию из двух коней, двух ребят и одного медведя, азартно завопила Замбила. — Хватай их, баро! Гадалку лови! Медведя держи! По ярмаркам ходить будем! Представления давать! Счастье, счастье цыганам привалило!

— Шоу-бизнес! Опять! — в ужасе выдохнул медведь, замирая как вкопанный. Недоуздок вывалился у него изо рта…

Неожиданно освободившийся от своего мохнатого поводыря конь взвился на дыбы и в высоком прыжке сиганул через медведя. Прямо на Ирку. Мощная конская грудь с силой ударила девчонку.

— Хах! — будто выбивалкой из ковра вышибленный из Ирки дух выскочил наружу, перед глазами у нее потемнело… Последнее, что она видела, — взвивающуюся над ней крупноячеистую сеть.

Ирка снова отключилась.

Глава 21

Вся сила в юбке

«Все-таки разнообразие», — меланхолично подумала Ирка, разглядывая нависающий над ней сводчатый каменный потолок. А она уж думала, что теперь всегда будет приходить в себя под открытым небом. Впрочем, лопаткам было так же жестко, как и раньше. От волглого каменного пола, на котором лежала Ирка, сильно тянуло холодом. Неподалеку гулко капала вода, лязгал металл и кто-то тяжело ворочался, то гневно взревывая, то жалобно-жалобно постанывая.

Ирка с трудом повернула голову — под черепом немедленно взвились фейерверки. Она лежала в крохотной каменной каморе без окон. Единственный арочный выход перегораживали толстые заржавленные стальные прутья. Из открывавшегося позади каменного коридора падали в камору слабые блики едва-едва теплящегося фитилька. Противно, до тошноты, пахло тлеющей тканью и еще каким-то крупным зверем. В углу каморы ворочалась темная куча. Ирка всмотрелась.

— Лучше б ты на цирк у нас в городе соглашался, — безнадежно сказала она. — Там все-таки кормежка, комфорт. А с цыганами будешь на цепи по дорогам шататься.

Медведь отчаянно взвыл, рванулся всем мохнатым телом — железная цепь, приковывающая его к стене, натянулась. Медведь опрокинулся навзничь, забил лапами, его вой перешел в стонущее рычание.

— Не ной, и без тебя тошно! — отрезала Ирка. Как бы так подняться, чтоб голова не отвалилась? Опираясь руками о выщербленную временем каменную кладку, Ирка села. Устало привалилась к стене. — Зачем ты вообще сюда приперся? — Ирка зябко обхватила себя за плечи руками. Ее куртка валялась на полу, совсем рядом, но все равно что на другом конце света — голова болела так, что даже шевельнуться страшно.

— Как это, зачем? Положено же! — медведь так возмутился, что даже подвывать перестал. — За доброту твою отблагодарить, помочь…

— Знаешь, пока ты не появился — я и сама неплохо справлялась, безо всякой помощи! — в голосе Ирки было столько яду, что казалось, сейчас камни расплавятся. Ну что ты о нем скажешь, о помощнике! Еще бы пара секунд, и она добром или заговором подтащила бы Богдана к коню. А если на вороном Леонардо и впрямь лежит это самое заклятье «кфицас адерех» — только бы их и видели! Так нет, явился со своей медвежьей благодарностью! Ирку такое зло взяло, что даже головная боль отступила к задней стенке черепа и там затаилась. Ирка осторожно потянулась за курткой.

— Вот и плохо, что сама! — неожиданно ворчливо объявил медведь. — В следующий раз я лучше пропаду, а с детьми связываться не стану! То ли дело нормальный богатырь или Иван-царевич — сделал одно доброе дело, а дальше сидит себе, в ус не дует, ему уже все помогают. А эта! Загадки она сама, коня сама… Одно беспокойство от тебя честному медведю! — и маленькие медвежьи глазки с претензией уставились на Ирку.

Ведьмочка чуть куртку не выронила. Это ему… Это ему от нее беспокойство? Нет слов — одни выражения! Злобно сопя, Ирка натянула на себя куртку — подкладка плохо высохла и совсем не грела, стало еще холоднее.

— Очень хорошо! Вот я тоже сижу! — Ирка для убедительности поерзала на каменном полу. — Усов, правда, нет, дуть не во что… Давай, вытаскивай нас отсюда! — и она еще и руки на груди скрестила, показывая, что предоставляет медведю полную свободу действий.

Медведь смущенно заерзал, лязгая цепью о каменную стену.

— Так это ж… Цепь. Не пускает. И решетка… Я уже пробовал — не получается, — и он развел когтистыми лапами.

— Почему-то мне так и показалось, — с убийственной вежливостью сообщила ему Ирка. И как в сказках Иваны-царевичи с богатырями до счастливого конца умудрялись дожить? При таких-то помощниках? Хотя, может, тогда медведи были толковее. Или задачи попроще. Осторожно, чтоб не разбудить затихшую головную боль, Ирка поднялась и проковыляла к решетке. Прижалась лицом к толстым железным прутьям, оценивая обстановку.

Из полуразрушенного проема тянуло ночным холодом и слышались голоса. Ясно — далеко ее не утащили. Скорее всего она в той самой старой сторожевой башне, у которой расположился табор. И задерживаться здесь ей смысла нет. Ирка потрясла толстый железный прут — крепко сидит, хоть и ржавый, — подергала болтающийся на решетке новехонький, скользкий от смазки замок и полезла в карман куртки. Мимолетно удивилась — странно, все ее колдовские принадлежности, все баночки, пакетики и флакончики остались на месте, цыгане ничего не тронули. Но раздумывать было некогда, и ведьмочка отколола от подкладки куртки пришпиленную булавку. Привычно сморщившись, ткнула острием в вечно исколотые пальцы — сто раз давала себе слово поискать какой-нибудь другой, не такой болезненный заговор на замки…

Капля ведьминой крови скользнула в скважину. Ирка привычно дернула дужку, ожидая, что сейчас открытый замок, как всегда, свалится в ладонь…

Замок тихо лязгнул и остался висеть. Ирка недоуменно поглядела на него и дернула сильнее. Замок лязгнул снова — и даже не подумал открыться.

— Что, не получается? — снаружи спросил знакомый голос, и тетка Замбила выбралась из густой тени арочного проема темницы. Снисходительно поглядела на застывшую у решетки Ирку и усмехнулась. — Не все ты еще знаешь, гадалка, молодая еще! Ничего, научишься, — Замбила подхватила с земли светильник и сунула воняющую тряпкой и жиром плошку прямо Ирке под нос — девчонка невольно отшатнулась.

— Лучшую свою юбку-готью на фитили подрала, праздничную, — с явным сожалением и в то же время гордостью за свое самопожертвование объявила Замбила, тыча смуглым пальцем в тлеющую тряпку. Увидела недоумевающие Иркины глаза и передернула плечом: — Да ты и впрямь как чужая совсем, не знаешь ничего! Огонь с цыганской юбки любое колдовство ломает! Пока горит — ничего с твоей ворожбы не выйдет! — и Замбила поглядела на Ирку торжествующе.

Так вот почему все Иркины колдовские принадлежности остались при ней! Ведьмочка растерянно поглядела на чадящий допотопный светильник. Никогда она не слышала ни о каком огне с цыганской юбки — но ведь вскрыть замок и вправду не получилось, обычно безотказное заклятье не сработало! Права Танька — уткнулись в бабушкину тетрадку, а про другие виды колдовства и знать не знают! Была бы здесь подруга — без колдовства бы даже что-нибудь придумала. А сама Ирка… Она была одна, заговоры не работали, ее заперли за решеткой вместе с полоумным говорящим медведем, сорвавшим ей побег, а вокруг — цыгане, у которых она пыталась свести коня и которые, похоже, понятия не имели ни о каких договорах с организаторами игры. Да и о самой игре тоже.

— Что вам от меня надо? — уже сдаваясь, пробормотала Ирка.

— Она еще спрашивает, что ромам надо! — качая головой, зачастила в ответ Замбила. — Ромам от тебя ничего не надо было, ты сама в табор пришла, мокрая пришла, холодная! Пришла — коня увела, Гранчо, бедного Гранчо, усыпила…

Ирка неловко затеребила край юбки. Коня она, допустим, так и не увела, а Гранчо их, малька малахольного, маньяка-душителя, не то что усыпить — прибить мало. Но выглядело все это и впрямь как-то… паршиво… Цыгане ведь ей и правда помогли.

— Богданке зачем глупостей наговорила, смутила мальчишке душу? Пусть никчемный он, не справжний ром — ни коня свести, ни хлыстом поучить…

Ирке показалось или в глубоких тенях у входа в башню, там, где недавно скрывалась сама Замбила, что-то шевельнулось? Чуть дрогнул воздух, будто кто-то страшным усилием воли сдержал негодующий возглас?

— …а все равно насмехаться нехорошо, — стоящая спиной ко входу Замбила ничего не заметила. — Зачем обманула, зачем сказала, что его отец богатый ждет?

— Я не говорила, что богатый, — не совсем по существу возразила Ирка.

— Сказала, что инженер, — немедленно уличила ее Замбила. — Инженеры на панских заводах большие начальники, панское жалованье получают, сами все как есть паны: дома у них панские, кони, коляски, в столицы ездят, пани их в шелках да бархатах ходят, на пальцах каменья драгоценные носят — или Замбила никогда панов инженеров не видела? А дети инженерские справжними панычами растут, учителей заграничных им нанимают. Какой из Богданки инженерский сынок? Его отец цыган был, плохой цыган, завалящий цыган, под забором сдох, пропойца, тьфу! — Замбила сплюнула.

В тенях ничего больше не шевелилось и никаких негодующих возгласов слышно не было. Ирка поняла, что ошиблась — прячься там и вправду Богдан, он бы о своем отце таких гадостей молча слушать не стал.

— Неправда, — устало возразила Ирка, сама не зная, зачем возражает — все равно здесь и сейчас ей никто не поверит. — Неправда, — уже от чистого упрямства повторила она. Просто ей не нравилось, когда пусть даже в ненастоящем мире игры о хорошем человеке говорят такое. — Ничего я не насмехалась! Отец у Богдана классный, хоть и не такой богатый, как вы думаете! Он своего сына любит! Он с ума сойдет, если Богдан не вернется! И мама тоже! Кстати, они бы своего сына не разрешили никчемным называть! Богдан знаете сколько всего умеет: на мечах дерется, из лука стреляет…

— Ты еще скажи — читать-писать умеет. Инженерский сынок, — тоном глубокой насмешки перебила Замбила. — Хватит про Богданку врать-то! Лучше ответь, с парнями что сделала? — продолжала укорять она. — Какие парни, все трое, красавцы, силачи, справжние ромы! Лежат в урдоне, слабые, как дети малые, будто всю силу из них высосали, ай, зачем ты их силы лишила, зачем обидела, разве ж цыгане тебя обижали?

— Подожди, какие еще трое? — опешила Ирка, сообразив, что вот теперь ее обвиняют в чем-то непонятном. Об инклюзниках, что ли, речь? — Те, которые к Наде-Ане-Вере на повозку залезли?

— Какие еще Надя-Аня-Вера? — Замбила поглядела на Ирку столь же недоуменно. — Зачем так глупо обманываешь, гадалка, совсем дурой старую Замбилу считаешь? Сроду у нас в таборе никаких Нади-Ани-Веры не было!

— Но… Как же… — Ирка растерялась совсем. Она ведь отлично помнила и «оцыганившихся» красоток из «Манагры», и запрыгнувшую к ним троицу кудрявых смуглых инклюзников, и кибитку, вдруг показавшуюся Ирке странно тихой, и… неприметную темную птичку, что, суля несчастье, металась над полотняной крышей. А может, это у самой Ирки с памятью не все в порядке, как у Богдана? Или… Только у Ирки и не в порядке, а у остальных все нормально? И никакой Богдан не ее друг, а действительно цыган?

— Много зла ты табору принесла, — почуявшая Иркину растерянность, Замбила теперь говорила особенно веско. — Сжечь бы тебя, как в старину ведьм жгли…

У Ирки в голове невольно метнулось: в это время, какое оно ни есть, ведьм, значит, уже не жгут. И то хорошо.

— Да только табору давно гадалка нужна, ворожка нужна, знахарка нужна, — будто торопясь успокоить Ирку, сбилась на скороговорку Замбила. — Тебя нам сама Черная Богиня, цыганская богиня, Черная Кали послала, чтоб ты с нами осталась…

Ирка непонимающе смотрела на тетку. Что значит осталась? Здесь? И Богдан с ней? А Танька неизвестно где! Нет уж! Еще чего не хватало!

Видно, эти мысли отразились на Иркином лице, потому что тетка зачастила еще стремительнее:

— Боишься, мы тебя обижать станем? Не бойся! Цыгане своих не обижают…

— Какая я вам своя! — невольно вырвалось у Ирки. — У меня совсем другая жизнь! Я не цыганка!

— Ай, послушайте ее! — похоже, за неимением других слушателей, Замбила обращалась к медведю. — Богдан — не цыган, сама — не цыганка! А смуглая чего, и волос черный — настоящая ромка! Наша ты! — не желая слушать больше никаких возражений, припечатала Замбила. Потом задумчиво добавила: — Я так думаю: тебя русские маленькой украли…

Это был предел — у Ирки голова пошла кругом. Цыганами, ворующими детей, ее еще бабка запугивала, но чтоб наоборот…

— Пора, пора тебе обратно к своим возвращаться, — явно показывая, что она все решила, заключила Замбила. — А чтоб сомнений не было, что наша ты… отдам-ка я тебя за таборного замуж! — и, довольная своей идеей, цыганка радостно ухмыльнулась. — Гулять будем, всю ночь плясать, косы твои в амболдинари заплетем, я тебе свою дикло подарю — она у меня красивая, бисером шитая… [Амболдинари — волосы, закрученные жгутами на висках, у цыган прическа замужней женщины; дикло — косынка, головной убор замужней женщины.] Еще урдон подарю, и… — Замбила заколебалась, но потом, решившись, выпалила: — Хочешь — медведя забирай? Мы табор щедрый, нам для хорошей гадалки ничего не жалко! Муж твой молодой медведя на цепь посадит, по ярмаркам поведет, хорошо жить будете, богато.