Ирка вдруг остановилась как вкопанная. Нахмурилась, пытаясь понять, куда это она мчится и что ее так напугало. Рядом, тяжело дыша и недоуменно переглядываясь, стояли Танька и Богдан.

— Чего это мы?.. — начал Богдан.

— А я знаю?! — огрызнулась Танька и устало привалилась к стене. — Эти камни мне уже как родные…

Вокруг продолжали беспорядочно метаться охваченные паникой люди.

— Спокойствие! Дамы и господа, прошу всех сохранять спокойствие! — завиваясь тугим винтом, так что стал вдвое меньше ростом, вопил ведущий.

Парочка воинственных девах с азартными воплями метнулась к нему…

— Эк! — развернувшись, как отпущенная пружина, ведущий врезался макушкой одной из них в челюсть. Нападавшую отшвырнуло на стол. Ведущий распрямился во всю длину — голова на тонкой шее вознеслась выше эстрады, выше стоящей на ней старухи в кожаном тренче, — и, надсаживая легкие, заверещал:

— Прекратить! Немедленно прекратить!

Кот на руках у бабки беспокойно вздрогнул. Остро вспыхнув, широко распахнулись девять пар разноцветных глазищ.

— Ладно, девки, — равномерно поглаживая одну кошачью голову за другой, бабка насмешливо глядела в раскачивающуюся над ней физиономию ведущего. — Порезвились, и хватит! Гоните всех к стенке! — громовым басом гаркнула она. — К стенке, я сказала!

Средняя голова кота распялила рот и муркнула густым басом.

Ирка почувствовала, как на нее наваливается страшная усталость, будто кошачий мяв разом вытянул все силы. Десантница отшвырнула ее к стене, а Ирка в ответ не могла даже рукой пошевелить.

Воительница, державшая Вована за ворот — крупный, кряжистый мужик беспомощно болтался в воздухе, — размахнулась и с силой зашвырнула его в испуганно сгрудившуюся толпу. Тяжелое тело скарбника рухнуло на вопящих приятелей. Образовалась куча-мала.

Многозначительно помахивая резиновыми дубинками, девицы в десантных комбинезонах с омоновской сноровкой выстроились в цепочку, плотным конвоем охватывая согнанных к стене людей. Только одна держалась за челюсть, недобро косясь на торчавшего перед эстрадой ведущего. Панические крики сменились неустойчивой тишиной, лишь слышно было, как возятся на земле сшибленные скарбники да тихонько всхлипывает, потирая локоть, беловолосая ро?бленная.

Кот довольно прижмурил разноцветные глазищи — будто прожектора выключил — и принялся заново умащиваться у старухи на руках. Его девять голов раздраженно шипели одна на другую и толкались, соревнуясь, которая из них уткнется под единственный хвост.

Ведущий неуверенно откашлялся, прочищая горло.

— Мы… гхм, рады приветствовать достопочтенную Бабу Язю, — на его бледной физиономии было написано что угодно, кроме радости, — и ее прекрасных дочерей ягишинь… гхм, воительниц… — промямлил он.

— Кобылиц, — едва слышно выдохнула очутившаяся рядом с Иркой Оксана Тарасовна. — Кобылищами были, кобылищами и остались, все в мамочку, — она гневно поглядела на окруживших их охранниц и принялась зашептывать ушибленный локоть своей подопечной.

— И хотели бы знать… чем обязаны чести вашего появления, — опасливо косясь то на бабку, то на ее кота, продолжал бормотать ведущий. — Надо сказать, эффектного… пожалуй, даже слишком эффектного появления…

— Все-таки решил свое дурацкое игрище устроить, — перебивая его, скрипучим голосом сказала бабка. Ее острые ногти неторопливо почесывали сладко жмурящегося кота за ушами — за одним… за вторым… пятым… восемнадцатым… — А ведь я тебя предупреждала… — она прижала кота покрепче к груди и, переваливаясь, тяжело шагнула вперед. Что-то громко ударило в доски эстрады. Ирка увидела, что вместо одной ноги у старухи протез — такой же пожелтевший и старый, как и ее ногти.

Тяжело пристукивая, бабка проковыляла к краю эстрады. Хищный крючковатый нос нацелился в толпу.

— Ха! — каркнула она. — У вас тут и несовершеннолетние имеются! Я так и знала!

Танька издала задушенный стон.

— Знаешь, кто это? — преодолевая накатившую слабость, прошептала она. — Лысая ведьма! Веб-мастерица с ведьмовского сайта! На что хочешь спорю!

Ирка чувствовала, что у нее нет сил даже кивнуть в ответ.

— Не разговаривать! — отрывисто бросила одна из конвоирш, угрожающе взмахивая дубинкой.

— Дети должны сидеть! — возвысив голос, провозгласила бабка и после короткой паузы добавила: — Дома! — Ее пронзительные глазки, как два шила, вонзались в толпу, поочередно выхватывая девчонок Оксаны Тарасовны. Ро?бленные судорожно вздрагивали, когда в них втыкался этот острый взгляд, враз бледнели, будто на них выворачивали мешок муки, и низко-низко опускали головы, словно на затылок им давила тяжелая рука. — Несовершеннолетние должны быть постоянно и жестко изолированы от общества! Перемещения только в школу и только под конвоем родителей.

— У них каникулы, — потерянно пробормотал ведущий.

— Во время каникул несовершеннолетние должны содержаться в специальных лагерях! Расположенных в отдаленных местностях! — взгляд бабки нашел Таньку.

Ирка услышала, как подруга булькнула горлом, будто ее затошнило, и еще плотнее вжалась спиной в стену, словно хотела просочиться внутрь каменной кладки.

— Тяжелым трудом хоть немного компенсировать ущерб, который они постоянно наносят обществу! И ни в коем случае не перемещаться бесконтрольно! — старуха перевела глаза с Таньки на Ирку. Ведьмочке показалось, что ее ударили по лицу. Ударили очень больно и унизительно, и она вдруг ощутила себя абсолютно беспомощной. Она знала совершенно точно: она никто и ничто. Деваться некуда, старуха сделает с ней что захочет, сопротивляться бесполезно, можно только, корчась от страха, ждать, пока старая ведьма решит ее участь. Ирка почувствовала, что невольно съеживается в комок, под давящим взглядом ее голова покорно опускается…

И тут отчетливо поняла, что если она сейчас, как все, склонится перед старухой, то будет презирать себя всю жизнь. Не сможет без стыда смотреть на себя в зеркало… Даже не сможет жить сама с собой в одной комнате! Она резко запрокинула голову назад. Под черепом вспыхнула острая боль, будто она собственным затылком разнесла нависшую над ней бетонную плиту. Ирка болезненно охнула — и тут же почувствовала, что свободна. Силы возвращаются в тело, внутри закипает яростный рык, а из-под вздернувшейся верхней губы неудержимо лезут клыки…

Но старуха, кажется, ничего не заметила.

— И уж точно ни в коем случае не участвовать ни в каких развлекательных мероприятиях… — продолжала она свою речь, переводя глаза на Богдана.

Здухач дернулся было… и начал покорно обмякать под мертвящим взглядом. Ирка схватила друга за руку. Кончики острых собачьих когтей вонзились мальчишке в ладонь, и Богдан очнулся. Поднял голову, заморгал, будто внезапно разбуженный. В глазах старухи на мгновение промелькнула растерянность, тут же сменившаяся лютой злобой. Она подалась вперед еще больше, уже чуть не падая с эстрады, ее глаза, как два сверла, ввинтились Богдану прямо в лоб…

— Вот старая женщина все правильно понимает! — неожиданно послышался дребезжащий голос. Официант, невозмутимо расталкивая конвой воинственных ягишинь, пробился к эстраде и одобрительно покивал опешившей Бабе Язе. — Дети, таки да, не должны участвовать во всяких опасных играх! — в подтверждение он взмахнул совком, осыпая конвоирш осколками и мусором. — Дети должны быть почтительны к родителям своим и целый день изучать Тору… То есть теперь они, конечно, уже не учат Тору, — в голосе его прорезалось неодобрение, — а всего-навсего уроки, но они же и их не учат! — и он укоризненно поглядел почему-то именно на Таньку.

Таньку будто током ударило. Затравленное выражение разом исчезло с ее лица, она выпрямилась и возмущенно уставилась на дедка. Это она-то уроки не учит? Она, которую иначе как «зубрилкой заученной» в школе не называют? От негодования весь навеянный старухой ужас вышибло начисто.

— Заткните жидяре пельку! [Глотку.] — сквозь сцепленные зубы процедила Баба Язя.

Размахивая дубинкой, одна из ягишинь с радостной готовностью подскочила к старику.

— Девушка, девушка! — выставив узловатые старческие ладони, официант пятился от нависшей над ним ягишини. — Ну ладно ваша мама, старая женщина, в прошлые времена воспитывалась! Но такая молодая красивая девушка не должна быть антисемиткой, это так несовременно!

Дубинка взметнулась в воздух. Старик ткнулся спиной в стол и, сшибая последние уцелевшие бокалы, беспомощно завалился на спину. Худые ноги задрались, открывая прячущиеся под форменными штанами блеклые от стирок подштанники из теплой байки.

— Ну все, — коротко сказала Ирка и прыгнула.

Конвоирша в десантном комбинезоне самоуверенно шагнула ей навстречу. И тут же улыбку высокомерного превосходства сменил вопль изумления и боли. Ягишиня почувствовала, как ее ноги отрываются от земли. Ее подбросило в воздух и головой вперед швырнуло прямо в толпу пленников. Будто разбуженные этим снарядом, участники квеста зашевелились…

Вторая ягишиня, нависшая над беспомощно барахтающимся на столе стариком, отвела свою резиновую дубинку, готовясь пройтись дедугану по ребрам… Дубинку дернули сзади. Пошатнувшись, ягишиня стала валиться на плиты площадки. Извернулась в падении, приземлилась на ладони и колени, попыталась вскочить… Что-то твердое и холодное уперлось ей в горло. Запрокинув голову, ягишиня скосила глаза на льдисто поблескивающую сталь меча у своей шеи. Повела взглядом вдоль лезвия…

Держащийся за рукоять меча мальчишка так же льдисто улыбнулся в ответ.

— Вот только шевельнись… — с угрозой в голосе процедил он. — Меня и так весь вечер тянет вздремнуть…

Замершая ягишиня метнула быстрый взгляд поверх плеча мальчишки. И увидела, что кинувшиеся ей на помощь сестры настороженно застыли. Перед ними, зловеще сгорбившись и выставив скрюченные пальцы, стояла черноволосая девчонка. И вокруг этой тоненькой, вроде бы несерьезной детской фигурки витала угроза, явственная настолько, что казалось, ее можно пощупать.

Среди сгрудившихся у стены участников квеста послышались шум, возня, жалобный вскрик… Отчаянно брыкаясь, из толпы вывалилась заброшенная туда Иркой ягишиня. Ее десантный комбинезон висел клочьями, а поперек физиономии тянулись четыре глубокие кровоточащие царапины. Мелькнула злорадная физиономия беловолосой ро?бленной. Девчонка быстрым движением слизнула с ногтей что-то красное.

И тогда старуха на эстраде наконец очнулась.

— Они напали на моих девочек! — срываясь на потрясенный визг, заорала Баба Язя.

При взгляде на царапины на лице одной дочери и тупой игровой меч у горла другой в жутких старухиных глазищах засветился самый настоящий ужас. Костлявые руки затряслись, беспокоя дрыхнущего кота. Третья слева кошачья голова приоткрыла один глаз и рот, приготовившись мяукнуть.

В распахнутую кошачью пасть влетел травяной шарик и полыхнул прямо в глотке. Тяжелая кошачья тушка взлетела в воздух и шлепнулась обратно на руки едва успевшей подхватить его старухе. Шерсть на коте стояла торчком. Пострадавшая голова истошно кашляла, из пасти у нее пыхали густые клубы дыма.

— Помурлыкай мне еще, — подбрасывая на ладони шарик побольше, многозначительно пообещала Танька. От навеянного старухиным взглядом оцепенения не осталось и следа — девчонка была собранна и деловита.

— Котик! Котинька мой! — отчаянно прижимая ставшего молчаливым кота к груди, шептала Баба Язя. — Малолетние бандиты накинулись на моих девочек! — словно не веря самой себе, произнесла старуха. — И обидели моего кота! — уже яростно заорала она и развернулась к покачивающемуся над ней ведущему. Свисающие из-под черной банданы седые космы поднялись, будто подхваченные ветром, вокруг них заплясали ало-зеленые искры. — Я говорила! Я предупреждала! Несовершеннолетние! В клетках их держать! Сейчас же! Немедленно! — на каждом слове стукая протезом в пол, требовала Баба Язя. — Всех детей! Этих! — костлявый палец с кривым ногтем поочередно ткнул в Богдана, Ирку и Таньку. — И вот этих! — палец принялся тыкать в девчонок Оксаны Тарасовны. — И… — палец нашел троицу инклюзников, — этих тоже!

— Какие мы вам дети?! — дружно возмутились инклюзники. — У нас права есть! Водительские!

— Тем хуже! Безответственность! Отсюда! Вон! По домам! Запереть! Никаких игр! Иначе… — старуха вскинула плотно сжатый кулак. Морщинистое лицо Бабы Язи стало по-настоящему страшным. — Берегитесь!

Физиономия ведущего стала совсем потерянной.

— Вельможная пани Йоги-Эгера! Бабулечка Язя! — взмолился он. — Я ж вас очень уважаю, прямо-таки преклоняюсь… Только как же никаких игр?! Я ж им тогда деньги вернуть должен! — изогнувшись вопросительным знаком, громким шепотом выдохнул он старухе прямо в ухо.

— В пятикратном размере, — невозмутимо разглядывая лежащий на ладони травяной шарик, уточнила Танька.

— Почему в пятикратном? — возопил ведущий.

— Правильно, в пятикратном будет мало! — немедленно продолжила Танька. — Мы сюда развлекаться приехали, а нас унижают, обижают, угрожают… Нарушение обязательств, травмы моральные и… — Танька повела оббитыми об камень стены лопатками, — и физические! В семикратном!

— А ребятня не совсем лохи… — одобрительно прохрипел ушибленный ягишиней скарбник.

— Это у вас травмы? — заорала старуха. — Это вот… у моих девочек травмы! — она трагическим жестом простерла руку к своей исцарапанной дочери. — У кота травмы!

— А ваших девочек с котами… с котом… сюда никто не приглашал, — тихо процедила Ирка, мрачно зыркая на настороженно замерших перед ней ягишинь. — Вас, кстати, тоже, бабушка…

— Ай-яй-яй! — потирающий ребра официант ворочался среди блюд, беспомощный, как перевернутая кверху лапами черепаха. Наконец он с кряхтением сумел подняться и, старчески, со свистом, дыша, уселся на краю стола. С рукавов и спины его черного фрака, шелестя, осыпались апельсиновые шкурки и конфетные бумажки. — Умные девочки не стали бы говорить таких неприятных вещей совсем незнакомой бабушке. Умные девочки всегда очень вежливы со взрослыми, даже когда взрослые не очень вежливы с девочками. Но разве нынешние девочки умные? Они просто очень самостоятельные, а это, согласитесь, совсем другое дело…

Теперь уже Ирка поглядела на старика с возмущением. Совсем придурковатый дед — его обозвали, на стол кинули, едва не отлупили, а он про вежливость долдонит? С кем вежливость — вот с этими? Ирка презрительно поглядела на эстраду — и встретила дикий, горящий безумной яростью взгляд старухи в кожаном тренче.

— Я в последний раз требую… — клокочущим от бешенства голосом протянула Баба Язя, — чтобы агрессивные малолетние бандиты были немедленно лишены всяких развлечений и отправлены по домам! К родителям!

— Да пожалуйста! — лениво бросила Танька. — Не очень-то много удовольствия мы пока от вашего квеста получили… Но только после выплаты компенсации! — твердо закончила она.

— А ведь у нас все так хорошо было задумано! — почти всхлипывая, простонал ведущий. — Стол, музыка… Задания такие… интересные… такая игра… С кем я играть буду, если три команды уйдут? — неожиданно вскинулся он.

— Ну хочешь, мои девочки поиграют? — уже чувствуя свою победу, ласково-ласково предложила Баба Язя.

По сгрудившимся участникам прокатился недовольный рокот.

— Тогда мы все отсюда валим, — решительно объявил скарбник, одаривая ягишинь недобрым взглядом. — Я с этими кобылами драчливыми не то что развлекаться… Короче, мужик, — решительно объявил он ведущему, — всем будешь должен в семикратном размере.

— Мало получил? — сквозь зубы поинтересовалась окровавленная ягишиня.

— Это ты мало получила! — звонко выкрикнула беловолосая ро?бленная. Оксана Тарасовна ухватила ее за пояс и дернула обратно в толпу, но расходившаяся девчонка продолжала вопить: — Так можем добавить… — ее крик оборвался (одним взмахом руки Оксана Тарасовна лишила ее голоса), но девчонка продолжала беззвучно разевать рот и выразительно размахивать крепко стиснутыми кулачками.

— Мои девочки вам не понравились, — неожиданно спокойно заключила старуха. Так спокойно, словно это и не она только что захлебывалась яростью. — Почему мои чудные девочки всегда страдают, а этим несовершеннолетним человеческим монстрам все сходит с их замурзанных ручонок? — Баба Язя пожала плечами в глубоком удивлении перед человеческой глупостью и низостью.

Ирка моментально насторожилась.

— Вы не хотите играть с моими красавицами, но вы согласны играть с неорганизованными, бесчестными, аморальными, бессовестными несовершеннолетними бандитами, — проговорила старуха, словно бы погруженная в глубокие философские раздумья. И медленно подняв голову, окинула участников квеста безумным фосфоресцирующим взглядом. — Ну так играйте! — пронзительно закричала она, повелительным жестом вскидывая руки. — Играйте все! Играйте всерьез!

Ирка поняла, что надо прыгать. Прежде, чем старуха договорит.

Выщелкнув когти, она в высоком прыжке взметнулась над головами преграждающих ей путь ягишинь. Больно отбивая ступни, приземлилась на краю эстрады, с трудом удержала равновесие и бросилась к старухе.

Навстречу Ирке выскочил девятиголовый кот. Брошенный Танькой травяной шарик пролетел у кота под брюхом и врезался в эстраду. Полыхнуло, над толпой со свистом пронеслись сорванные со стойки барабаны.

Ирка и вцепившийся в нее кот кубарем скатились с эстрады и рухнули на плиты площадки. От удара у Ирки перехватило дух. Кот вскочил ей на грудь и в девять глоток мявкнул прямо в лицо.

— А-а-а! — страшно закричав, Ирка скорчилась на каменных плитах, держась за взорвавшуюся болью голову.

По площадке тугим канатом стегнул ветер.

Буйный смерч как соломинку сдул в сторону Богданов меч вместе с держащимся за рукоять мальчишкой — пленная ягишиня перекатом ушла в сторону. Будто собираясь выдрать начисто, ветер рвал волосы ведьм. Инклюзников разнесло в разные стороны и швырнуло на старые камни крепостной стены. Раскидывая объедки, вертелись в ветряной спирали сорванные со столов тарелки и бокалы. Рваными тряпками метались над площадкой скатерти.

А посреди этого безумия, вскинув руки, возвышалась старая Баба Язя, и ветер развевал ее седые космы и полы кожаного тренча.

— Взрослые люди… — старуха шептала, но шепот ее был слышен даже сквозь лютое завывание ветра, назойливо лез в уши, шебаршился в голове. — Взрослые люди, а приехали играть… с детьми! — последнее слово она будто выплюнула, — с малолетними бандитами! Хорошо же… Вы будете играть! — голос Бабы Язи взвился криком. — Вы будете играть, все! Никто не сможет выйти из игры! Вы будете играть по-взрослому! — И она забормотала: — А кто заиграется, тот в игре останется…

Ирка с трудом отодрала от себя кота. Цепляясь за трещащие под ударами урагана ступеньки, взобралась на лестницу эстрады. Мимо нее ветер, играя, прогнал тугой мяч. Из середины мяча на Ирку отчаянно таращились испуганные глаза. Ирка поняла, что это летает скатавший свои длинные руки-ноги ведущий.

— Останови ее! — вырвался из середины мяча жалобный вопль. — Останови, пока она не договорила… — крик сорвало и унесло прочь. Колотя мяч об стены, ветер покатил его к краю площадки, туда, где за резными перилами открывался провал над каньоном. Мяч орал.

— Длится — не кончается, на круг возвращается… — бубнила старуха.