Ощетинившийся клинками Богдан вертелся юлой, отбиваясь от окружившей его тройки волков. Четвертый проскочил между нападавшими и прыгнул мальчишке на плечи. На Ирку навалились сразу пятеро. Она ткнула когтями одного, полоснула другого, почувствовала дикую, разрывающую боль в ноге, закричала, пошатнулась, упала на одно колено — волки разом повисли на ней. Лишь Татьяна еще держалась — непрерывно, на одной ноте вереща и беспорядочно разбрасывая вокруг себя пламя. Неясно было, чего она боится больше: волков или хлещущих прямо из ее ладоней длинных языков огня.
И снова призывно гудел рог…
Кусты резко раздались в стороны, и на поляну на полной скорости вылетел…
— Это что? — в ужасе завопила Татьяна.
— Мотоцикл — не видишь? — рявкнула в ответ Ирка.
Черный, как самая черная ночь, если не считать начищенных до блеска хромированных деталей. С длинным кожаным седлом, рассчитанным на двух пассажиров. С легким пулеметом на вращающейся турели, установленным на передке коляски. Здоровенный, но в то же время верткий и маневренный — настоящий армейский мотоцикл, гордость немецких моторизованных дивизий. Только вот ни в седле, ни в коляске никого не было. Мотоцикл катил сам. Да еще из глушителя вместо обычного тыр-тыр-тыр неслось дробное, тарахтливое:
— И-го-го-го-го!
Мотоцикл ворвался на поляну и всеми колесами решительно наехал на атакующих Богдана зверей. Заложил крутой вираж в сторону Татьяны, раскатывая в блин подвернувшихся врагов.
Ковальский скинул опустевший рожок автомата, звезданул наседавшего на него волка рукояткой «шмайссера» по зубам, прыгнул снова… и приземлился в седло мотоцикла. Решительно взялся за руль и газанул.
— Бразаускас, идзь тутай! От до буйки жадный, як увлечется, так и ухом не ведет! Бразаускас!
Жадный до драки Бразаускас сыпанул последнюю очередь, скакнул вбок, брыкнул лапой, заехал мохнатой розовой пяткой волку в морду и, мелькнув развевающимися ушами, перемахнул через борт коляски. С налету припал к пулеметному прицелу…
— Тра-та-та-та! — полосуя очередями, гулко пролаял мотоциклетный пулемет.
Перепуганная стая, скуля, подалась к окольцовывающим поляну зарослям.
— Ко мне! Все ко мне! — кружа по поляне, надсаживался Ковальский. — Отступаем!
Богдан напоследок отмахнулся ножами и головой вперед нырнул в коляску, прямо под азартно притопывающие лапы пулеметчика Бразаускаса. Ирка закинула в седло Таньку, сама вспрыгнула на подножку и, не зная, за что ухватиться, всей пятерней вцепилась Ковальскому в ухо. Матёрый досадливо крякнул, но ни слова не сказал, а дал по газам. Черный мотоцикл на полной скорости вырулил прочь с поляны. Очухавшиеся волки разочарованно взвыли и со всех лап помчали в погоню.
— Одервёмся! — утешил Ирку Ковальский, скашивая в боковое зеркало и без того косой глаз. — С таким зверем — и не одерватьсён? — он одобрительно похлопал мотоцикл по хромированной ручке. — То есть ваш?
— Наш, наш! — согласилась Ирка. — Потерялся, а теперь нашел нас.
— Силён! — одобрил Ковальский. — Только глушитель дуже дзивный!
— Нормальный! — перекрикивая бьющий в лицо ветер, откликнулась Ирка. — Это из него лошадиные силы прут!
— И-го-го-го! — согласно протарахтел мотоцикл в ответ. — И-го… го-го… — рвущееся из глушителя бойкое ржание захлебнулось, мотоцикл будто закашлялся.
Ковальский тревожно сморщил розовый нос:
— Много людзи та зайцы для не?го! — он наскоро оглядел облепивших мотоцикл пассажиров и тут же успокоил себя. — Ну той ниц, недолго продержаться тжеба…
Мотоцикл взлетел на пригорок, ухнул вниз, вломился в густой ельник. Волков уже не было видно — отстали, — но завывания еще слышались.
— Тут! — гаркнул Ковальский, сбрасывая скорость. Бразаускас десантировался из коляски прямо в стену кустов. Вцепился лапами в ветви… То, что казалось сплошными зарослями, вдруг подалось, и в лапах матёрого зайца осталось что-то вроде широкой крышки из плотно сбитых досок, по всей поверхности замаскированной ветвями и жухлой осенней листвой. Позади открылось небольшое, отлично спрятанное укрытие.
— Закатывайте! — скомандовал Ковальский, хватаясь за ручки мотоцикла. — Мы тутай свой мотоцикл ховали, поки пшекленты «полисэновцы» ему покрышки не погрызли!
Впятером они закатили мотоцикл внутрь, Бразаускас быстро прикрыл отверстие и расправил ветви. Ирка с изумлением поглядела на казавшуюся нетронутой стену кустов. Даже она, своими глазами видевшая, как Бразаускас маскировал «гараж», уже не могла бы сообразить, где тут прячется мотоцикл. «Лишь бы железный конь ржать не начал», — с тревогой подумала Ирка.
— А сами сюда! — торопливо велел Ковальский, зачем-то хватаясь за крепкий ствол молодой сосны.
Ирка изумленно приоткрыла рот. Сосна, казавшаяся намертво вросшей в землю, легко повернулась вокруг своей оси вместе с основательным куском земли. Между узловатых корней открылся темный провал входа.
— Просимы паньство до нашего схрону, — пропыхтел Ковальский.
Бразаускас спрыгнул первым. Графиня и цыганенок настороженно заглянули вниз… Коротким пинком мохнатой лапы гостеприимный Ковальский спровадил их следом за Бразаускасом.
— Поспешьсён, паненка! — рявкнул он Ирке, держась за ствол. — «Полисэновцы» рядом!
Ирка приготовилась спрыгнуть вниз:
— А запах? По запаху найдут… — неожиданно сообразив, что погоню за ними ведут настоящие волки, спросила она.
Ковальский бросил на нее оскорбленный косой взгляд:
— Обидеть хцешь, паненка? Не родилась еще та волчья шкура, что матёрых зайцев унюхает! Прыгай!
Ирка сиганула вниз. Ковальский последовал за ней, повернул крышку схрона. У них над головами молодая сосна встала на место. Качнулась пару раз, роняя прошлогодние иголки, и замерла, будто не шевелилась никогда.
Вокруг беглецов воцарилась кромешная тьма.
Глава 13
Война за капустную грядку
Во тьме вспыхнула спичка, озаряя усатую заячью морду. В переделанной из оболочки гранаты со спиленным верхом лампе-коптилке вспыхнул огонек. Ирка огляделась при его скудном свете и мысленно присвистнула. Стены прячущейся под неприметной сосной землянки были укреплены деревом, но все равно от них тянуло волглым холодом. По одной из стен невозмутимо струился толстый розовый дождевой червяк. В углу притулилась круглая железная печурка — труба от нее уходила куда-то вверх, видно, дым выводился все-таки наружу. Напротив стояли сколоченные из старых ящиков нары, прикрытые грубым солдатским одеялом. Рядом, на колченогом столе, возвышался какой-то аппарат. После недолгих раздумий Ирка сообразила, что это рация. В общем, такое Ирка раньше видала только в историческом музее — экспонат «Партизанская землянка времен Великой Отечественной войны». Разве что в той землянке червяка не было, а на стене висели каска и плащ-палатка.
Червяк втянулся в стену, Ковальский утомленно снял с себя каску и плащ-палатку и повесил их на вбитые колышки.
— Печку палиць пока не будем, «полисэновцы» десь тутай, — отрывисто сказал он.
— Чего они за вами гоняются? — пробормотала Ирка, устало приваливаясь к стене. Ноги у нее дрожали. Марш-бросок по пересеченной местности сразу после бала ее добил. Она с жалостью поглядела на ребят. Если она без сил, то уж им совсем фигово.
— То мы за ними гоняемся! — запальчиво возразил Ковальский и добавил, мрачно дернув ухом: — А юж потим они за нами, — уши матёрого зайца вовсе печально обвисли, и он закончил: — То все пжеж [Из-за (польск.).] капусту.
— Капусту? — изумилась Ирка. — Не поняла… Из-за бабок, что ли?
Теперь уж Ковальский поглядел на нее непонимающе:
— Яки бабки? Нащо нам ваши людськи старушки? Поляну нашу капустную полисун, гнида нацистская, потоптал, ясно?
— Ага, — озадачилась Ирка. — Нет, ясно, конечно, чего ж неясного, — и себе под нос процитировала старую детскую сказку: — «В путь надо пускаться ради великой цели: из-за пучка морковки, из-за кочана капусты…»
— З морковкой у нас як раз добже, — заверил ее Ковальский, в доказательство вытаскивая припачканный землей пучок морковки из стоящего у печурки ящика. — Морковку мы с Бразаускасом на нелегальных огородах дергаем. Здешние хлопы не пжетив [Против (польск.).], они знают, что мы в цих лясах партизанем. А под капусту мы одну такую себе полянку в лесу приспособили — от немецких егерей подальше. А цей профашистский выползень, — у Ковальского аж усы задергались от возмущения, — волков своих на ней збирал! Ось и потоптали! Партизаним без пищевого довольствия. А кто шкодыть партизанам, тот есть гитлеровский прихвостень, и край! Та им це так просто не минется! — заячья морда выглядела весьма решительно.
— Сами-то мы з Бразаускасом з лясов под Сокальем, то в Польщи, — сноровисто раскладывая на нарах слегка привядшие, видно, из старых запасов, капустные кочанчики, продолжал Ковальский. — Алеж мали утекать оттуда ще задолго пшед войною. Був там один грабья… граф, по-вашему…
В тусклых от усталости глазах Таньки зажегся слабенький огонек интереса. Ну да, графине про других графьев всегда интересно!
— Матёрого зверя полёваць… охотиться по-вашему… тот грабья очень любил. А мы как ни есть зайцы, алеж дуже, дуже матёрые! Грабья-то ладно, а вот лесничий у него — всюды нас сцигал, жиць не давал, варьят [Негодяй (польск.).], прямо вот как эти, — Ковальский дернул ухом. — Полисэновцы пшекленты! Бразаускаса высцигал, графскую охоту на него навел.
Ребята с интересом поглядели на чистящего автомат Бразаускаса. Матёрый лишь усмехнулся в усы, продолжая разбирать оружие.
— Но Бразаускас наш теж не з простых, Бразаускас у нас как есть матёрый! Схрон в лесу сделал, три дня караулил, на чвартый подстерег ту графскую охоту. У самого грабья ружье з рук вырвал и лесничему в грудь весь заряд и всадил, да пока графские егеря не очухались, по деревьям и ушел, только уши его и видели! — горделиво закончил Ковальский.
Троица друзей поглядела на Бразаускаса с особым уважением. Продолжая улыбаться в усы, матёрый щелчком засадил в автомат новый рожок и огладил лапой еще теплый металлический бок оружия.
— Потом погоня была, конечно, пришлось нам с Бразаускасом з-под Сокалья уходить, — закончил Ковальский. — А там и война зачалась, немец попер… Мы з Бразаускасом в Армию людову [Народная армия — польская армия, ведшая во время Второй мировой войны борьбу с фашизмом, в основном подпольную.] вступили. А цо? То не важно, цо не людзи, а зайцы, то важно, цо естем мы з Бразаускасом матёрые, а також социалисты — всяких грабьев не любим…
Оживление на Танькином лице угасло, она поглядела на Бразаускаса настороженно.
— Из окружения з войском выходзили, тут на Подолье отстали, теперь вот партизаним. Ваших воякив дочекаемся, — он кивнул на Иркину пилотку с красной звездой. — Та з ними обратно до Польщи и пойдем. То вже не довго, — рассказывая, Ковальский успел разложить на нарах морковно-капустный рацион, разделив его строго на две равные порции. — А для вас тушенка есть, немецкая, трофейная, — успокоил он ребят и, ухватив лапами армейский нож, вскрыл банку ловким круговым движением.
В землянке одуряюще запахло мясом. Ирка почувствовала, как кишки в животе скручиваются в узел. Богдан шумно сглотнул слюну.
— Благодарю вас, но мы не будем, — тоненьким-тоненьким голосочком сказала графиня, и по ее дрожащим рукам видно было, каких усилий ей стоил отказ. — Панна Ирина, к сожалению, сейчас такое есть не может, и мы…
— А вы можете! — грубо цыкнула на нее Ирка. — Вот и наворачивайте без глупостей, не надо тут дурацких самопожертвований! Не хватало еще, чтоб вы свалились оба — мне вас тогда тащить? Сказано — ешьте! — она чуть не насильно сунула Таньке в руку щербатую ложку. — Я пока потреплю!
Ирка отвернулась. Они думают, что от банки с тушенкой. Если бы! От самой Таньки она отвернулась. Чтоб не видеть, какое тонкое у подруги горло, как там, под бледной кожей, по синей жилке бежит алая кровь — кружа Ирке голову, затуманивая рассудок. Ирка прикусила губу. Сколько она сможет сдерживать свои вампирские желания? Сколько еще останется нормальной ведьмой-оборотнем? Время, время! Его так мало — меньше суток, а они только на пятом туре и еще понятия не имеют, где этот кровопийца-ведущий затихарился!
— Вам фронтовые сто грамм не предлагаю, — Ковальский встряхнул металлическую флягу, на дне булькнуло, и он споро разлил жидкость по кружкам. В землянке остро запахло спиртом. — Ну, за звытёнство! За победу, по-вашему! — оба зайца дружно выдохнули, одинаковым движением махнули обжигающий спирт себе в глотки, сморщились, топорща усы, и захрустели капустными листьями. — Теперь вы… — стачивая передними резцами морковку, невнятно потребовал Ковальский.
— Что — мы? — переспросила Ирка.
— Рассказывайте, вот что! Цо вы за таки, скёнд [Откуда (польск.).] вы… Гражданские, или тоже из окружения, или, может… — он многозначительно покосился на Ирку, — со спецзаданием?
— Задание нам пока не известно, — Ирка растерялась. Ну не рассказывать же этим… таким матёрым, что Ирка с друзьями тут в игры играет, пока зайцы по лесам полномасштабные военные действия ведут?
— Розумем, — заяц энергично качнул ушами, — конспирация. Значит, вам нужно выходзить на связь.
— Да, наверное, нужно, — задумчиво произнесла Ирка, подошла к рации и щелкнула выключателем громоздкого военного прибора. Рация на столе коротко пискнула, и на индикаторной шкале блеклым светом зажглись два огня. Очень-очень подозрительно похожие на кой-чьи наглые глазенки. Один огонек коротко вспыхнул — будто подмигнул. В лежащих рядом наушниках сквозь шум помех послышался знакомый голос. Ирка быстро напялила их себе на голову, прямо поверх пилотки, и мысленно сама себя окрестила «русской пианисткой».
В ушах загудело.
— Ведущий — Хортице, — послышался формальный военный голос. — Приказываем любой ценой проникнуть в ставку полисуна с целью захвата призывающего волков рога, представляющего большую опасность для подступающих к Подолью наших воинских формирований.
Рация замолчала и тут же ожила снова:
— Повторяем — любой ценой! — решительно повторила она и вновь смолкла.
Морды Ковальского и Бразаускаса вытянулись: заячий слух позволял им слышать больше, чем людям.
— То ж… Самогубство! Самими до волков в зубы… — потерянно пробормотал Ковальский. — Алеж командование приказало — тжеба сполнять! — на его мохнатой морде была написана обреченность.
— Не нат-то хоронит-ть себя раньше времени, Ковальский, — положив другу лапу на плечо, проникновенно сказал Бразаускас. — У товарищей из ставки задание, — он мотнул ушами в сторону Ирки, — мы должны помочь.
Ирка поняла, что помощи матёрых она не примет. Стыдно. Люди… то есть зайцы, воюют взаправду — стыдно втягивать их в игру. Даже если она перестала быть игрой, даже если грозит гибелью всем участникам — все равно стыдно.
— А может, еще и уделаем полисуна, пенька фашистского, — явно пытаясь поднять себе дух, Ковальский вытянул уши по швам.
— Ай, коня не украли, а уже перековываете! Вы его — или он вас… — сдавленным голосом сказал Богдан.
Ирка обернулась. Цыганенок стоял, задрав голову к крышке схрона. Крышка шевельнулась и медленно приподнялась.
Бразаускас, недолго думая, вскинул автомат и выстрелил в щель. Длинная очередь диким грохотом тряханула небольшое пространство землянки. Снаружи послышался обиженный вой раненого волка. Но крышка схрона все равно отвалилась, и в открывшееся отверстие свалился громадный зверь.
Ковальский и Бразаускас шарахнули по нему из двух автоматов влет, но очереди прошли выше, волк уже пружинил лапы, готовясь приземлиться на земляной пол…
Ирка поймала его на лету, присев под тяжестью рухнувшей мохнатой туши. Лежа горячим брюхом на ее вытянутых руках, волчина заработал лапами в воздухе — а потом на морде у него проступило ошеломление. Особенно по-идиотски он выглядел от того, что в зубах у него была зажата…
— Граната! — заорал Ковальский.
Ирка сгребла волка в лохматый клубок и вышвырнула обратно.
Слышно было, как наверху звучно громыхнуло. Посыпались камешки и комья земли.
— Значит, родилась уже все-таки та шкура, что унюхает! — процедила Ирка, напоминая Ковальскому его собственные слова. — У волков вообще отличная рождаемость — по пять-семь щенков в помете!
Матёрый лишь смущенно развел лапами.
В железной печурке глухо стукнуло.
Словно в замедленной съемке, зайцы повернулись на звук.
— В трубу закинули, — почти беззвучно шепнул Ковальский и заорал так, что землянка содрогнулась вновь: — Нагору! Все наверх! Шибко!
Ухватив Татьяну под мышки, Богдан одним махом подсадил ее наверх и тут же от Иркиного пинка вылетел туда сам — лишь сапоги мелькнули в отверстии. Ирка рванулась следом…
За спиной ослепительно вспыхнуло, грохот накрыл сверху, земляной пол под ногами вздыбился… и стало темно.
Глава 14
Зайцы, зайцы, я вас съем!
Ирка открыла глаза. Вокруг стояла сплошная, непроницаемая чернота.
— Та-ак, это мы уже проходили, — пробормотала она и удивилась, как глухо и неразборчиво звучит ее голос. В груди засаднило, будто воздуха не хватало. Ирка попыталась вдохнуть поглубже…
Воздух в легкие не шел — словно великан на грудь ногу поставил и давил, давил… Ирка попыталась вскочить — и не смогла даже шелохнуться.
Спокойно, спокойно, сейчас разберемся, — пережидая вспыхнувшую во всем теле боль, подумала она. Правая рука… Правая рука не двигалась, кажется, придавленная все той же невидимой в темноте великаньей стопой. Левая… Левая шевельнулась. Отлично! Ирка принялась ощупывать пространство вокруг себя. Во мраке что-то зашуршало, зашелестело… Ирка с ужасом поняла, что это осыпаются мелкие струйки земли. Граната… Землянка… Взрыв… Ее засыпало! Погребло заживо!
— Богдан! Танька! — сквозь навалившуюся тяжесть прохрипела она.
Молчание было ей ответом.
— Ковальский! — уже в полном отчаянии выдохнула Ирка.
Неподалеку послышался слабый ответный вздох.
— Я! — простонал матерый. — Тутай!
— Бразаускас!
— Й-а-а… — донеслось с другой стороны. Рядом с Иркой зашуршало, потом вспыхнул огонек.
Подняв спичку к низкому земляному своду, Ковальский оглядывался по сторонам. От землянки мало что осталось — лишь узкая пещерка, передвигаться по которой можно было только на четвереньках. Приваленная землей Ирка лежала у самой стены. Свободными оставались голова и ноги, вся средняя часть туловища была полностью засыпана. У ее колен, уже вовсю работая лапами, суетился Бразаускас.
— Ты осторожнее, — предупредил Ковальский, горстями отгребая от Ирки землю и опасливо поглядывая на нависающий над самыми ушами земляной свод. — Цоб позоставше нам на головы не повалилось.
Зайцы ухватили Ирку за плечи и щиколотки. Девчонка почувствовала, что ее разрывает на части — зайцы тянули к себе, а навалившаяся сверху земля держала каждой частицей. Ирке даже казалось, что земля тоже тянет, всасывает в себя, ни за что не желая отпускать. Длинная тупая игла словно воткнулась в позвоночник, девчонка глухо закричала — смыкавшиеся вокруг тонны земли поглотили крик. Земля пересиливала…
— Моцно, Бразаускас! — хрипло скомандовал Ковальский, и зайцы рванули во все четыре передние лапы.
Земля будто разочарованно вздохнула… Ирка вылетела прямо на лапы Ковальскому. Пласты земли гулко обвалились. Нависающий над ними свод задрожал, Ирка увидела, как он идет волнами, ползет вбок… опускается все ниже… Ирка в ужасе вскрикнула и зажмурилась, уткнувшись лицом в мохнатый бок Ковальского. Сильные лапы еще успели обхватить ее за плечи…