Ирка пожала плечами:

— Ну хочешь — на волков твоих сыграем. На шкуры, — безразлично предложила она.

Волки возмущенно взвыли, давая понять, что они не согласны.

— Во что играем? — уже явно сдаваясь, пробормотал полисун, не отрывая азартного взгляда от карт.

— Ну так в «ведьму», — как нечто само собой разумеющееся предложила Ирка.

— Э, нет! — полисун отрицательно помотал костлявым пальцем. — Кто ж с ведьмой в «ведьму» играет? В «дурня» будем!

— В «дурня» так в «дурня», — ухмыльнулась Ирка. Если некоторые думают, что такая игра им больше подходит…

— Моей колодой, — торопливо добавил полисун, выуживая откуда-то, кажется, прямо из-под коры, засаленную колоду карт. — Твоя ведьмовская наверняка крапленая.

— Можно подумать, твоя — нет, — пробормотала Ирка, усаживаясь напротив полисуна на землю.

Глазки-гнилушки на короткое мгновение потупились. Выходит, так и есть — крапленая. Ну-ну. Поглядим, как это тебе поможет.

Полисун заелозил картами — стасовал.

— Играем по старому обычаю, три раза, — торопливо сказала Ирка. — Если хоть раз выиграю — отдаешь мне пленников.

— Наглая ведьма! — полисун даже сдавать перестал.

— Но ты же такой опытный картежник, — сладко-сладко пропела Ирка.

Полисун досадливо скрипнул: после такого комплимента сопротивляться просьбе значило показать, что сомневаешься в своем умении.

— Ладно, будь по твоему. Сама-то что ставишь?

Ирка растерянно развела руками:

— У меня и нет ничего…

Волки насмешливо затявкали. Полисун прищурил глаз-гнилушку:

— Что ж ты за карты тогда садишься? Я в долг не играю, я на зайцев играю, мне волков своих кормить надо.

Физиономия Ирки стала несчастной, на ней явно было написано, что никаких зайцев у молоденькой ведьмочки сроду не было, и белок не было, и ежиков… Она понуро повесила голову и приподнялась, будто собралась уходить. Позади сторожевого круга волков послышался сдавленный стон, который Богдан тут же замаскировал под кашель.

— Погоди, — палец-сучок поймал Ирку за рукав гимнастерки. — Карты уж сданы, не дело так-то бросать! — полисун призадумался и наконец тихо сказал: — Поверю я тебе в долг, так уж и быть. А долг твой будет такой, — полисун помолчал. — Коли хоть один раз из трех выиграешь — забирай пленников!

Ирка слышала, как Танька и Богдан затаили дыхание. Да и скарбники с инклюзниками притихли, похоже, мучимые сомнениями, кто для них страшнее: пень с волками или девчонка в пилотке со звездой.

— А коли все три раза «дурой» останешься, — глаза-гнилушки пялились на Ирку иронически — старый пень наверняка думал, что дура она и есть. Вообще. По жизни. — Тогда… сдашь мне матёрых зайцев.

Ирка коротко охнула.

— Я сам-то до них добраться не могу, — пояснил полисун. — Не волки они — а зайцы, так не простые — а матёрые. Я ни приказать им, ни поймать не властен. А они мне волков спокойно пасти не дают, — пень снова прорезался кривой щелью усмешки. — И мяса в них много — матёрые, как-никак. А не хочешь на матёрых играть, так и ладно. Погости у меня, — вдруг радушно пригласил полисун. — Полюбуйся, как я дружков твоих волкам скормлю!

Волки довольно зарычали.

— А может, вы вот с этих начнете? — несчастным голосом предложила Ирка полисуну и кивнула на группу «немцев». Ну не может же она просто так, без малейших колебаний, сделать такой страшный выбор? Матёрые им так помогали! — Глядите, какие упитанные! Их четверых вашим волкам явно на дольше хватит.

— Вы не можеть есть офицер немецкий вермахт! — заверещал скарбник Вован, он же — пан Владзимеж, а теперь, наверное, герр Вольдемар. — За каждый офицер немецкий командований убивать десять мирный житель!

— И чего, тоже сожрут? — с профессиональным любопытством поинтересовался полисун.

— Я согласна! — выдохнула Ирка и схватила разложенные перед ней карты. — Играю!

— Ну наконец-то! — фыркнул полисун, беря свои.

Богдан и Танька тревожно переглянулись и… промолчали.

Ирка с улыбкой поглядела в карты. Хорошие у нее друзья! Они ведь ее даже не помнят по-настоящему, но все равно — верят!

Друзья хорошие, а карты — отвратные. Хоть бы один козырь! Из масти десятка самая старшая, и пар тоже нет…

— Дура! — с удовольствием объявил полисун, выкладывая перед Иркой целую вереницу карт, которые она уж никак не могла отбить с собравшейся у нее на руках мелочью.

Волки дружно издевательски взвыли.

— Сама буду сдавать! — закричала Ирка. — Ты подтасовываешь!

— На! — полисун великодушно протянул ей колоду.

Ирка сдала. Вот теперь отличненько! И масть хоть куда, и козыри есть! Сначала и впрямь пошло неплохо, только полисун выложил перед ведьмой четверку королей. Ирка, недолго думая, хвать королей по усам козырями.

— Ге-ге! А чем ты кроешь, сестренка?

— Как чем? Козырями!

— Может, по-вашему, это и козыри, только по-нашему, нет!

Ирка глянула в разложенные перед ней карты — куда козыри делись? И в самом деле простая масть.

— Дура! — второй раз с наслаждением объявил полисун.

Волки снова взвыли так, что карты запрыгали по земле.

— Плюнь! Плюнь на карты! — вдруг донесся до нее шепот.

Ирка подняла голову. Инклюзник Тим, нервно облизывая губы, неотрывно глядел на ведьму.

— Плюнь, полисун тебя морочит!

Вот только твоих советов сейчас и не хватает! А тут еще в животе резь все сильнее, совсем думать не дает.

Ирка перехватила настороженный взгляд полисуна.

— Я девушка приличная, — раздавая карты, сказала она. — Я на людях не плююсь!

— Дура, ты нас всех погубишь…

— Молчать, унтершарфюрер Тим! — стальным голосом сообщил один из скарбников, холодно разглядывая солдата. — Преданный солдат рейха предпочтет быть съеденным волками, чем вести переговоры с врагом!

— Вот пусть вас они и едят, герр обер-штурмбаннфюрер Николас! — припечатал Тим, у которого страх перед волчьими зубами явно отшиб всякий страх перед начальством.

— Последний раз, — издевательски напомнил полисун, беря карты.

Разгорячившаяся Ирка кивнула.

Большие, широко распахнутые от ужаса глаза друзей неотрывно следили за ней. Танька, сама не замечая, что делает, невольно стиснула руку Богдана.

Ничего, пусть не боятся! Теперь-то она все сделает как надо! Тем более что и набрала из колоды полную руку козырей.

— Козырь! — вскричала она, ударив по земле картою так, что ее свернуло коробом. Полисун, не говоря ни слова, покрыл восьмеркою. Поднял карту: вместо козыря под ней была простая шестерка.

— Да плюнь же ты в карты! — простонал Тим.

Без тебя знаю, что делать! — подумала Ирка и стала набирать карты из колоды: лезла такая дрянь, что хоть руки опускай. Ирка пошла уже так, не глядя, простою шестеркой. Полисун не отбил — принял. Добавил к своим. «Вот тебе на! Это что! Э-э, верно, что-нибудь да не так!» — какими-то вовсе не своими, чужими мыслями подумала Ирка, и даже голос в голове вроде бы прозвучал мужской. Словно кто-то когда-то до нее уже игравший в дурня с нечистью, сейчас подавал советы. А рука сама потянулась перекрестить колдовскую колоду.

Страшным усилием Ирка удержалась. Нет, так тоже нельзя. У нее своя игра.

Ведьма шлепнула оземь одну карту, другую, третью. Полисун лихо накрыл их своими…

— Трижды дура! — проскрипел он и захохотал.

Волки разразились насмешливым тявканьем.

Ирка сидела, как оглушенная. Полисун небрежным движением руки-сучка смахнул разбросанные карты. Но Ирка еще успела увидеть, как рисунки на ее битых картах дрогнули, поплыли, превращаясь из шестерок и семерок в королей, тузов и валетов. Но поздно — карты уже вернулись обратно в колоду! Обманул полисун! Надул, заморочил!

— Проиграла — плати! — сказал противник, его страшные глаза-гнилушки надвинулись на Ирку. — Где матёрые?

— Нет! — закричала Танька, бросаясь к Ирке. Богдан едва успел удержать ее прежде, чем волк-охранник прыгнул на девчонку. — Нет! — кричала молодая графиня, извиваясь в крепких руках державшего ее цыганенка. — Молчите, панна Ирина, молчите! Сдавать боевых товарищей — противно чести! Меня так батюшка учил!

— А я вот во всяких приключенческих книжках читала… — очнувшись от своего оцепенения, сказала Ирка. — Ты мне их, кстати, сама подсовывала, просто ты об этом не помнишь… Так я читала, что у вас, дворян, карточный долг — это долг чести и есть!

— Ай, что городишь, гадалка! — вмешался Богдан. — Что то за честь — своих чужим выдавать? Молчи, нам все равно не поможешь!

— Богданчик, ты ж цыган, ты в вопросах чести не авторитет, — отрезала Ирка и встала. Потянулась. — Проиграла, значит, проиграла. А вы совершенно уверены, что хотите матёрых зайцев получить? — заботливо поинтересовалась она у полисуна.

— Что ж я, дурень, от своего отступаться? — скрипуче рассмеялся тот.

— Еще какой, — ответила девчонка, и очертания ее тела дрогнули, поплыли — перед полисуном встала гигантская борзая.

Борзая широко распахнула громадную пасть — и оттуда кубарем выкатились матёрые зайцы. С автоматами наперевес!

Полисун не успел охнуть, волки не успели тявкнуть — два трофейных «шмайссера» уставились хозяину точно в лоб. Громадная борзая распахнула крылья, заложила крутой вираж и подхватила рог полисуна в зубы.

— Никому не двигатьсён! — кричал Ковальский, кося по сторонам. — Не то мы вашего Хозяина живо в щепки покроши?мы! — краем глаза матёрый углядел немецкую форму скарбников и инклюзника и радостно осклабился. — Так и думалем — с немцами сговариваешься, пень старый! А вот мы в «Смерш» — и тебя, и шкур твоих продажных! — он кивнул на волков.

Приземлившаяся рядом с ним Хортица хотела в подтверждение гавкнуть поувесистее… Но зажатый в зубах рог Хозяина Волков загудел на совершенно невозможной ноте — и волки, казалось, сошли с ума.

Стая матёрых волков взвыла — и со всех лап бросилась наутек, оставив своего Хозяина на произвол матёрых зайцев. На бегу звери яростно кидались друг на друга — во все стороны летели клочья серой шерсти.

Скарбники и инклюзник, топоча сапогами, рванули за волками.

— Стойте, придурки! — заорала вслед беглецам перекинувшаяся Ирка. — Пропадете!

Но «немцы» даже не оглянулись. Общество волков казалось им безопаснее «русски партизанен», из которых одни — зайцы, а другие — в собак превращаются!

— Бразаускас! — вопил Ковальский. — Я полисуна вартовать буду, а ты сцигай фашистов! И двуногих, и четвероногих! Всех!

Бразаускас понесся длинными скачками.

Но поздно. Скарбник Колян, тот самый, которому инклюзник Тим так от души пожелал быть съеденным, врезался в бегущего волка. Зверь оскалился, прыгнул… Обер-штурмбаннфюрер захрипел, зажимая ладонью располосованное горло. Мчавшиеся следом волки сшибли его с ног. Тело исчезло под нахлынувшей стаей.

Ирка закричала, закрывая глаза ладонями.

— Эй, гадалка, ты что? — послышался тревожный голос Богдана.

Ирка отняла руки от лица. Видел? Не видел? Она повернулась так, чтобы прикрыть побоище от глаз друзей. Такое лучше никому не видеть. И ей самой тоже. Ну только попадись ты, Баба Яга!

— Ничего, все в порядке, — пробормотала Ирка.

— А бледная такая чего? — не отставал Богдан.

— Вампиры все бледные, даже которые еще недоделанные, — отрезала девчонка и добавила: — И живот болит, — в желудке и правда резало. — Я даже в младенчестве железок не глотала, а тут — два автомата!

Позади арестованного Ковальским полисуна начала медленно разворачиваться серая завеса квестового перехода.

Ирка зажала рог под мышкой и коротко свистнула мотоциклу:

— Чего встали? — рявкнула она. — Задание выполнено, рог у нас, с полисуном зайцы и сами справятся. Спешить нужно, у нас всего сутки, — и тихо добавила: — Если не поторопимся, скоро вообще из игроков никого не останется, спасать будет некого!

— Да, — серьезно кивнула молодая графиня. — Нам действительно нужно торопиться, — она опасливо замялась, поглядывая на Ирку, наконец с трудом выдавила: — Мне не хочется пугать вас, панна Ирина, но, кажется, ваша беда даже хуже, чем мы боялись. Вы превращаетесь не просто в вампира… — графиня сделала длинную зловещую паузу. — Мы только что видели, как вы превратились… О боже, крепитесь, вам понадобятся все силы! Вы превратились в ужасное чудовище! В огромную собаку!

— Ай, страшная собака, ай, громадная! — подтвердил цыганенок. — Клыки как ножи, когти как сабли, шкура зеленым огнем горит, глаза так и пышут, а еще… — он заговорщицки огляделся и совсем уж жутким шепотом добавил: — С крыльями!

Ирка обалдело поглядела на них. Они чего, совсем уже? А, ну да, эти Танька и Богдан ее ж и правда в облике Хортицы никогда не видели! Ну и как им теперь объяснить?

— Собака — это как раз ничего… — растерянно пробормотала Ирка. — Я, собственно, всегда собака… В смысле, постоянно превращаюсь…

Танька и Богдан переглянулись. На лицах графини и цыганенка было написано крупными буквами: если уж ты постоянно превращаешься в такое, то вампиризма можно и не опасаться.

Много они понимают! Особенно сейчас.

— Вы едете или как? — раздраженно спросила Ирка, взбираясь в седло Леонардо.

Графиня и цыганенок молча полезли в коляску. Мотоцикл прощально заржал — и въехал в клубящуюся серую мглу квестового перехода.

Глава 16

Мент на один зубок

Редкая осенняя морось оседала на покрытых пороховой копотью лицах. Ирка ловила капли губами и подставляла под них ладони, растирая оседающую влагу по черным от грязи рукам. На ногти она старалась не смотреть — когда собственными… ну, пусть не руками, пусть лапами, выкапываешь целую землянку, так с этим даже день на бабкином огороде не сравнится.

— Не знаю, что бы сейчас за ванну отдала, — страдальчески пробормотала Ирка, яростно лохматя волосы. Голова от набившейся земли невыносимо свербела. А может, это она от волков блох набралась? Кошмар!

— Ах, как вы правы, панна Ирина! — горестно вздохнула Татьяна, пытаясь пальцами разобрать колтуны, в которые превратились еще недавно такие романтические локоны. Волосы ее потемнели от густо покрывающей их грязи, гари и пота, так что из светловолосой Танька превратилась в невразумительно-пегую. — Да и пахнет от нас с вами похуже, нежели от скотных девок, — понизив голос до едва слышного шепота и пугливо оглянувшись на Богдана, поделилась графиня и попыталась расправить изодранный и грязный до невозможности лиф бального платья. На обрывки юбки она из чувства стыдливости даже и глядеть не могла. — Хорошо истопленная баня была бы сейчас весьма кстати. — Глаза у Таньки стали мечтательными. — Или хотя бы тазик для умывания. — Девчонки в унисон жалобно вздохнули.

— Ай, нежные какие, ай, барыни! Умываться им подавай, кофий подавай, булочки горячие подавай! — презрительно фыркнул Богдан. — Главное — на воле мы! — пристукивая каблуками сапог по булыжнику мостовой, цыганенок прошелся гоголем. — Воля ветром обдует, воля дождем обмоет! У цыгана воля есть — ничего цыгану больше не надо!

— Неплохо бы только знать, где именно у господина цыгана есть его воля, — язвительно процедила графиня, озираясь по сторонам.

— Где — как раз ясно, — проворчала Ирка. — В Каменец-Подольском, где еще! Мы ни в одном туре далеко не отклонялись. Вопрос — когда мы в Каменец-Подольском?

Троица дружно заозиралась по сторонам. Они стояли на пустынной, мощенной булыжниками площади. Сквозь ночную мглу, особенно густую в преддверии тусклого осеннего рассвета, блекло проступали светлые стены городской ратуши. Напротив — силуэты старинных домов, чуть дальше темными полосами на темном небе виднелись церковные шпили.

— Все как у нас! — в один голос объявили графиня и цыганенок. — Кажется, ничего не изменилось!

Ага, вот то-то и оно! Если и для цыганенка, чей табор свел коня еще у… как его… у папа? панны графини аж до ее рождения… и для самой панны графини, жившей под Каменцом в эпоху Устима Кармалюка, — если для них на этой площади ничего не изменилось, то для самой Ирки… Для Ирки на этой площади тоже ничего не изменилось! Мостовая старинная? Старинная! Ратуша старинная, дома старинные — все точно так было, как в самый первый день, когда они с ребятами (с Богданом и Танькой, а не с этими цыганом и графиней!) перешли мост, ведущий в старый город. Еще не зная, что проклятие Бабы Яги зашвырнет их и в Средневековье, и в XIX век, и в Великую Отечественную войну, и к цыганам, и к инквизиторам, и к матёрым зайцам, и в нынешнее непонятное когда, в котором их поджидает неизвестно что, но уж точно — ничего хорошего!

— А вдруг мы попали в… прошлое? — замирающим шепотом прошелестела Татьяна.

Ирка приподняла брови: что, интересно, эта графиня из XIX века называет прошлым?

— Что, ежели мы в 1672 году? — испуганно продолжала Татьяна. — Когда 100-тысячное турецкое войско подступилось к стенам Каменца и после долгой и кровопролитной осады овладело крепостью?

— Кино вроде было такое… Старое… «Пан Володыевский», кажется. Там еще какие-то себя вместе с крепостной башней взорвали, — с сомнением пробормотала Ирка. А что? Учитывая бурную фантазию их ведущего — с этого упыря недоразвитого станется запихать их в осажденный город! И вместе с крепостью взорвать! Впрочем, если кино не старое, а новое, еще хуже. Казаки из «Тараса Бульбы» под стенами города — тоже радости мало. А задание — с Михаила Боярского в роли казака Шило его драную кацавейку содрать…

— Я не знаю, что такое кино! — взвизгнула Татьяна, похоже, сама себя запугавшая окончательно. — И еще я не знаю, что мы станем делать, ежели сейчас откуда-нибудь с Татарской улицы, — Танька махнула рукой в сторону выходящих на площадь улочек, — выскочат жаждущие крови турецкие янычары…

Со стороны улочки послышался нарастающий шум… Потом блеснули огни ярко-желтого и мерцающего синего света… и на площадь выскочил сверкающий фарами и мигалкой милицейский «уазик».

— Ой! — дружно сказала вся троица.

— Менты! — с умилением разглядывая «уазик», выдохнула Ирка.

— Не янычары! — так же умиленно вздохнула Татьяна… и вдруг шагнула навстречу машине, прямо под колеса.

— Ты что делаешь! — Ирка среагировала тут же, с такой силой, а главное, с такой скоростью, каких сама от себя не ожидала. Танька еще не поставила ногу на мостовую, как Ирка уже оказалась рядом, ухватила подругу за край рваного лифа, подняла на вытянутой руке… и в одно мгновение выдернула из-под машины. — Ты куда под колеса лезешь? Жить надоело? — рявкнула Ирка, с бешенством глядя на подругу. — С ума ты сошла, что ли?

— Но я думала, он взлетит… — растерянно пробормотала Танька, глядя вслед отчаянно тормозившему «уазику».

— Нет, точно рехнулась! Автомобили не летают!

— Сударыня, единственный виденный мной автомобиль как раз летал, — с достоинством сообщила графиня.

Ирка захлопнула рот. Ну да… Конечно… Откуда Таньке знать… Она ж графиня… Она ж кроме «Роллс-ройса» Ильи-пророка — он же громовая колесница — автомобиля в жизни не видела. Милицейский «уазик», считай, второй…

Второй в жизни графини Татьяны автомобиль, яростно скрипя тормозами, встал, чуть не впилившись носом в стену торчащего посреди площади восьмигранного павильончика. Хлопнула дверца, и из машины вылетел разъяренный милиционер.

— Та якого ж беса вы пид колеса лизете? Жить надоело? — почти слово в слово повторил он слова Ирки. — Що вы тут робыте? Родители ваши где?