Из-под ног Марины мышкой выскользнул Армен — и потопотал к новой блондинке.

— Ай, Альбина-красавица, выходи за меня замуж, слюшай?

— Недолго же ты невестой пробыла! — язвительно бросила ошеломленной Марине бабушка Сирануш. — Ты, как тебя, Альбина! Тебе тоже наши сокровища нужны?

— Нет, — все так же мягко возразила Альбина. — Нам нужна только любовь. Много любви, — и она присела на корточки напротив повелителя ачуч-почуч и проникновенно заглянула ему в глаза: — Ты такой маленький, разве ты сможешь любить меня?

— Я маленький, но у меня большое сердце! — стукнул себя в грудь ачуч-пачуч и вдруг как-то сонно заморгал.

Зато Ирка заметила, как у Альбины мгновенно засияли глаза, на щеках заиграл румянец, сама она еще больше похорошела.

— Сердце-то — ладно, плохо, что голова у тебя тоже большая! Дурная! — проворчала бабушка Сирануш.

Зато Альбина рассмеялась и подставила малышу ладонь.

— Тогда люби, лихой джигит, нам без любви никак нельзя.

— Я не джигит, я лучше, — сказал Армен, забираясь к ней на ладонь. — Я ачуч-па-ачуч! — он вдруг длинно, душераздирающе зевнул и, свернувшись калачиком, заснул прямо у Альбины между пальцами.

Именно этот момент выбрала Марина для атаки. Она протянула руку и, мазнув, как кошка лапой, выхватила Армена у Альбины.

— Не трогай! — возмутилась платиноволосая. — Он меня любит!

— Нечего чужих женихов хватать! — зажимая ачуч-пачуч в кулаке, как гранату, только голова торчала, завизжала белобрысая.

— Отдай! — Альбина кинулась к ней, ухватила Армена двумя пальцами за голову и попыталась выдернуть из кулака конкурентки. Марина не отпускала. С попавшего между разъяренными блондинками жениха слетела вся сонливость, он орал так, что перекрывал обеих невест. Альбина вцепилась в стиснутые на ачуч-пачуч пальцы Марины и попыталась их разжать. Марина размахнулась и заехала сопернице кулаком в глаз.

— Наших бьют! — красавица Надя махнула длинной стройной ножкой. Похоже, этот прием был у нее отлично отработан — концертная туфелька на тонкой шпильке слетела с ноги и звезданула Марину точно в лоб.

Оксана Тарасовна вмешалась в схватку хладнокровно, но результативно. Она подхватила со стола тарелку и метнула ее от бедра, как фрисби. Тарелка завертелась в полете — сидящие на ней ачуч-пачуч заверещали, точно на карусели — и врезалась в живот Вере. Красавицу согнуло пополам. Оксана Тарасовна торжествующе завопила и принялась метать со стола и остальные тарелки — воздух наполнился летящими и визжащими ачуч-пачуч. Оставшаяся тройка ро?бленных с воинственными кличами ринулась на помощь Марине. Надя успела зафитилить навстречу врагу вторую туфельку, Вера — разогнуться, и обе красавицы встретили нападающих ощетинившись маникюром. Противницы сшиблись с диким визгом, полетели клочья длинных волос — черных, рыжих, каштановых, светлых — на любой вкус! Из расцарапанных физиономий брызнула первая кровь. Не выпуская Марининого кулака, Альбина засадила сопернице носком туфли по голени. Марина рухнула навзничь, увлекая за собой конкурентку. Мгновение — и их, вместе с зажатым в Маринином кулаке Арменом, погребла волна дерущихся.

— Внучек! Внучек мой! — завопила очнувшаяся бабушка Сирануш. — Что сидите?! — гаркнула она на ачуч-пачуч. — Спасайте повелителя!

Воинство ачуч-пачуч ринулось на помощь своему вождю, попавшему в руки блондинок.

Туча выпущенных лучниками стрел застряли в разметавшихся волосах дерущихся девиц. Зато копейщики не промахнулись! Сотни тоненьких, как булавочки, копий с лету воткнулись в обтянутый шелком концертного платья зад Нади, осыпали уколами увлеченно пинающуюся Веру, истыкали молотящих кулаками ро?бленных…

Оказывается, все, что слышалось раньше, — это был еще не визг! Так, легкое попискивание, вроде разминки. Зато сейчас от изданных драчуньями пронзительных трелей войско ачуч-пачуч и не участвовавшие в бою зрители дружно залегли за солонками и перечницами. Надя отчаянно подпрыгнула и схватилась за зад, Вера затрясла исколотой рукой, ро?бленные вертелись на месте, как набравшиеся блох болонки. От переходящего в ультразвук верещания одна за другой начали лопаться лупы старейшин. Сквозь уцелевшие обломки линз еще можно было разглядеть, как, подхватив полы длинных одеяний, почтенные ачуч-пачуч улепетывали кто куда. Одна лишь бабушка Сирануш неколебимо стояла за своим треснувшим увеличительным стеклом и не отрывала глаз от схватки, в круговороте которой затерялся ее внук.

Копейщики приподнялись над укрытиями и повторили бросок. Драчуньи дружно метнулись в разные стороны, спасаясь от крохотных копий. Вера наткнулась на Альбину, та налетела на Марину, Марина упала на Надю, Надя врезалась в ро?бленных… Вереща и завывая, драка кубарем выкатилась за порог армянского кафе.

Снова закричала бабушка Сирануш:

— Похищают! Невесты жениха похитили! Держите их, пока они его не поделили! — и тихо добавила: — Пополам. Ой, бедный мой глупый внук! Такой еще большой мальчик!

Вооруженные ачуч-пачуч затопотали в погоню за выкраденным повелителем. Но далеко бежать им не пришлось. За дверью снова дико заверещали, и сбежавшие ро?бленные, чуть не падая и испуганно озираясь, ввалились обратно. С их встрепанных волос, как мелкая хвоя, осыпались застрявшие там стрелы.

— Хозяйка! — отчаянно размахивая так и не выпущенным ачуч-пачуч, вопила Марина. — Там эти… Летавцы! Певцы паршивые — Валера с приятелями! А девки исчезли!

— Бабушка! — из Марининого кулака верещал Армен. — На меня блондинки напали, невесты напали, какие-то джигиты напали, абреки напали, меня копьями закидали, в кулаке помяли! Спаси меня, бабушка!

— А я говорила-а-а!.. — пронзительно, как всегда, прокричала крохотная старушка давно желанную фразу. — Бабушка тебя предупреждала-а-а!.. — в тоне Сирануш было столько самозабвенной склочности, что Ирка ни секунды не сомневалась — вот сейчас бабуля получает наивысшее наслаждение, ради которого и свадьбу с дракой перетерпеть не жалко. Бабушка Сирануш выскочила из-за своей треснувшей лупы, и только по звукам ее верещащего голосочка можно было понять, что она со всех ног бежит к внуку. А кстати, и правда — ачуч-пачуч быстро бегают. Во всяком случае, их бабушки. Через долю мгновения разъяренные вопли Сирануш уже слышались от Марининых каблуков. — Где одна невеста — там и две, и три, и полный конец света! Жениться надумал — на ачуч-пачуч женись! Твой дед на мне женился — всю жизнь счастлив был, меня на руках носил, а попробовал бы он не носить, дурак старый… А тебе блондинку подавай? Человеческую? По обычаю старинному? Будет тебе и блондинка, и человеческая, и обычай! Хотел на ней жениться? — судя по всему, невидимая Сирануш указала на Марину. — По обычаю?

— Хотел… — проблеял из кулака испуганный внук.

— А ты за него идти соглашалась? Тоже по обычаю? — вопрос был обращен к Марине, во всяком случае, та судорожно кивнула.

— Ну тогда… — послышался шумный вздох, бабушка Сирануш набрала полную грудь воздуха и заверещала: — Благословля-ю-ю! Благословля-ю-ю, слюшай, э!

Последняя уцелевшая линза лопнула вдребезги, разлетевшись на мелкие стеклянные брызги.

Секунду в кафе царила нерушимая тишина. А потом Марина испуганно ахнула.

Невеста стремительно уменьшалась. Вот она стала ниже на голову. Вот она уже ростом со стол. Вот малыш-жених не помещается у нее в кулаке и шлепается на пол, хотя падать ему недалеко — белобрысая ро?бленная не выше табуретки. Испуганно пища, она словно складывается… Замирает. Рядом с женихом размером с огурец стояла крохотная, не больше игрушечного пупса, невеста. И отчаянно, взахлеб рыдала.

Глава 22

Кило абрикосов на добрую память

— Ну что? — угрожающе процедила бабушка Сирануш, и ее невидимый для больших людей, но ощутимый, как падающий на голову кирпич, взгляд прошелся по Оксане Тарасовне и уцелевшим робленным. — Еще кто-нибудь замуж за ачуч-пачуч хочет? Еще кого-нибудь благословить? Я могу…

— Нет, спасибо, не надо, мы, пожалуй, пойдем, — пятясь сама и отпихивая к дверям оставшихся трех девчонок, забормотала ведьма-хозяйка, опасливо поглядывая туда, откуда слышался голосок грозной бабушки.

— Хозяйка, не бросайте меня! — пупсик-Марина со всех своих маленьких ножек ринулась следом за Оксаной Тарасовной… и была поймана за подол.

— А ты, невестка дорогая, куда собралась? — зловеще поинтересовалась бабушка Сирануш. — Ты теперь наша! — и под ноги Марине свалилось малюсенькое ведерко. — Покажи гостям, какая из тебя хозяйка! На кран заползи, вентиль отверни, воды наноси…

— Не буду я вам воду носить! — завизжала Марина… и вдруг смолкла, будто ей рот заткнули. Рывками, как марионетка на ниточках, она нагнулась и подобрала ведро.

— Бу-удешь, — прогудела Сирануш. — Кто не захотел по-современному жить, кто решил старинные обычаи соблюдать — тому соблюдать их до конца! А по обычаю невестке и муж хозяин, и свекровь хозяйка, а уж бабушка Сирануш — всем хозяйкам хозяйка! — и бабушка мелко захихикала.

Шагая, будто робот, Марина с ведром двинулась в сторону кухни.

— И сковородки там все перечисть! — крикнула ей вслед Сирануш.

— Но я же такая крохотная, а они — такие огромные! — послышался отчаянный вопль Марины.

— Да-а, — злорадно согласилась Сирануш. — А кто бабушку Сирануш хочет ногтем прищелкнуть, тот может вовсе без пальцев остаться. Ты что без дела стоишь? — накинулась она на внука, — или тебя тоже на кухню отправить? Развлекай гостей, угощай, раз на свадьбу позвал, да пошевеливайся! Взял моду жениться, слюшай, э? А бабушку ты спросил? Все, теперь ты из моей воли не выйдешь, любитель старины! Теперь тебя бабушка научит уму-разуму!

Перепуганный Армен торопливо полез к гостям на стол — похоже, перспектива вместе с невестой драить гигантские сковородки его не прельщала. Музыканты грянули что-то лихое…

— Слюшай, как хорошо, что муж мой покойный был совсем современный человек, э? — прозвучал у Ирки прямо под ухом довольный голосок Сирануш. — Никаких таких обычаев не соблюдал, никого Сирануш не слушалась, сковородок не чистила, даже после свадьбы университет в Ереване закончила, э? А чему ты удивляешься, слюшай? На армянине одном, студенте, туда ездила. Я уже тогда маленькая была, умненькая — в карман к преподавателю запрыгну, сижу, лекцию слушаю…

— А все… все невесты ачуч-пачуч после свадьбы превращаются в ачуч-пачуч? — дрожащим голоском спросила Танька, круглыми от страха глазами глядя в сторону кухни, где грохотали сковородки и раздавался жалобный тоненький Маринин голосочек.

— Э, неправильно поняла, слюшай! — Сирануш неожиданно заговорила серьезно. — Зачем невеста, не обязательно невеста! Любой человек может ачуч-пачуч стать! Из жадности может стать, из страха может стать — побоится в большом мире, опасном мире жить. А вот если станут все люди ачуч-пачуч — тут-то конец свету и настанет. Поэтому хоть и жалко нам вас, что большие будете, глупые будете… — голос Сирануш снова зазвучал насмешливо, — а к себе вас брать не спешим: опустеет большой мир — одни ачуч-пачуч останутся, ачуч-пачуч останутся — скоро ничего не останется! А зачем ачуч-пачуч ничего? Нам свет нравится, мы не хотим ему конец! Потому я и против была, чтоб мой глупый внук невесту из людей брал — нечего большой мир опустошать, даже чуть-чуть не надо!

— Не волнуйтесь, бабушка Сирануш, — сказала Ирка, стараясь ни в коем случае не шевелить плечом, на котором, кажется, и пристроилась бойкая бабушка. — Если из большого мира исчезнет одна вредная белобрысая ро?бленная — это категорически не конец света!

— Слюшай, вам отсюда быстрее убираться нужно, понимаешь, э? — обеспокоенно откликнулась Сирануш. — Пока другие не решили, что если их предводитель человеческую невесту завел, так и на их долю блондинки остались. А это получится еще чуть-чуть ближе к концу света!

Танька испуганно прикрыла ладонью светлые косы, и, как ни странно, встревожился и Богдан, обводя веселящихся за тарелками ачуч-пачуч настороженным взглядом.

— За мной бегите, только не отставайте, э! — скомандовала Сирануш.

Ирка хотела скептически хмыкнуть — все-таки бабуля преувеличивает свои возможности, — но вдруг почувствовала, как на груди у нее что-то шевельнулось.

Конь-кулончик фыркнул, топнул ногой, тряхнул гривой и легким галопом понесся вниз по складкам Иркиного платья. А на спине его едва заметно поблескивало что-то, и пронзительный голосок Сирануш вопил:

— Бего-ом! — конь спрыгнул на стол, потом на пол — неугомонная Сирануш послала вороного в галоп.

Ирка с Татьяной переглянулись, подобрали длинные юбки и со всех ног рванули за крохотной всадницей. Сзади бухал сапогами Богдан.

— Куда мы? — с трудом поравнявшись с несущимся во весь опор жеребцом и стараясь ни в коем случае не наступить на него и не смахнуть подолом, прокричала на бегу Ирка.

— Зачем спрашиваешь, слюшай? — прокричала в ответ невидимая всадница. — Вы ж не просто так к ачуч-пачуч явились, вы ж за своим интересом явились — или думаете, Сирануш глухая, ничего не слышит?

Снова сверкнул ослепительный свет, без перехода они очутились под открытым небом. Под ногами была брусчатка старинной мостовой.

— Армянский рынок! — выдохнула за спиной Татьяна и быстро пояснила: — Только это давно уже не рынок, это площадь так называется.

Все равно — это был рынок. Обычно чинная, изящная и даже гламурная средневековая площадь теперь полна была воплей и бурления жизни. Ее заполняли доверху заваленные прилавки — даже сквозь сгустившуюся ночную мглу светились желтые бока дынь, фонарями алели помидоры. А на каждом прилавке скакали и приплясывали ачуч-пачуч, те самые, что помогали девчонкам принять ванну. И воздух звенел от их пронзительных криков:

— Капуста, капуста, свежая капуста!

— Бананы-апельсины-мандарины, новый урожай из Аргентины!

— Девушка-персик, подходи, покупай персик, сладкий — наполовину мед, наполовину сахар!

— Ищите свой главный армянский плод, — крикнула Сирануш. — Ищите, только смотрите, не ошибитесь!

Ирка растерянно уставилась на заполонившее прилавки изобилие. От воплей продавцов кружилась голова.

— Может, помидор? — пробормотала она, нерешительно протягивая и тут же опуская руку.

— Почему? — удивилась Татьяна.

— Ну… Я когда на рынке торговала, рядом со мной армяне с помидорами стояли, — неуверенно сказала Ирка.

Графиня выглядела совершенно скандализованной:

— Вы… Вы… О боже, на рынке! Панна Ирина, какая компрометация!

Ирка пожала плечами — это еще не самый крутой факт ее запутанной биографии.

— Дыню бери, дыню! — дергая Ирку за широкий рукав, прошептал Богдан.

— Позвольте узнать, господин цыган, почему вы остановили свой выбор на дыне? — с надменной язвительностью поинтересовалась Татьяна.

— А они сладкие! — простодушно сообщил тот. — Мы с таборными мальчишками всегда у армян дыни воровали.

— Одна торгует, второй ворует! — схватившись за голову, простонала графиня. — Быть может, я тоже совершала на рынке какие-нибудь несовместимые с дворянской честью деяния, просто не помню об этом?

— Успокойся, ты на рынок даже за покупками никогда не ходила, — обиженно глядя на подругу, буркнула Ирка. Когда Ирка в упырицу превратилась, Танька, значит, ничего, спокойно восприняла, а рынок ее не устраивает! Подумаешь, графиня! — У твоей мамы домработница есть.

— И это совершенно естественно и нормально, — явно успокаиваясь, сообщила Татьяна. — Посещение подобных мест губит репутацию дамы, а с поведением благородной девицы вообще несовместно, — графиня вдруг замолчала, внимательно разглядывая разложенные ачуч-пачуч товары и после долгой паузы припечатала. — И должна вам сказать, рынок тут вовсе ни при чем!

На физиономии графини появилось то выражение азарта, с каким настоящая Танька распутывала хитрые загадки.

— Разве нас просят назвать плод, которым господа армяне торгуют? Нам нужен просто главный армянский плод! Я вам говорила уже, что армянское христианство чуть ли не самое древнее! В их истории прародительница людей ела вовсе не яблоко! По армянской легенде, бог велел ей отыскать плод, съев который, она сможет рожать детей и населить землю людьми! Поэтому он и имеет отношение к семье! А чтоб она смогла найти этот плод, бог назвал его особенное свойство: он делится рукой пополам! — и тут Татьяна завопила на весь рынок, презрев всякое графское достоинство: — Абрикос! Хочу абрикос!

— Ай, умница, почти ачуч-пачуч! — восторженно вскричала бабушка Сирануш.

Снова блеснул ослепительный свет… и троица ребят обнаружила себя стоящими там, где они и начинали шестой тур квеста, — внутри восьмигранного павильона на ратушной площади, у засолившегося старого Армянского колодца. Только на бортике колодца теперь лежала… Ее тоже можно было назвать старинной, эту нитяную авоську в дырочку. Точно такая же еще сохранилась у Иркиной бабки. Крохотные торговки ачуч-пачуч один за другим закатывали внутрь веселые ярко-желтые мячики спелых абрикосов. И звучал пронзительный голосок:

— Порадовали бабушку, приятно, слюшай, э? Не думала, что разгадаете загадку, — забыли люди легенды, все забыли, а вы знаете!

— Как хорошо, что умные книжки, которые ты глотаешь пачками, еще в XIX веке были написаны, — с облегчением пробормотала Ирка.

— А может, оставайтесь с ачуч-пачуч, э? — явно решившись на беспрецедентный шаг вдруг предложила бабушка. — Такие умные сейчас — вырастете, совсем глупые будете, жалко, э? Нет? Совсем не хотите? Э, значит, до совсем большие-глупые недолго осталось, — заключила Сирануш. Авоська уже раздулась, бока абрикосов торчали сквозь переплетение нитей, две пыхтящие ачуч-пачуч затолкали внутрь последний шарик, и бабушка скомандовала: — Берите свои абрикосы на здоровье! Килограмм ровно — хватит-нет, перевешивать будете, э?

— Спасибо, хватит, перевешивать не будем, мы доверяем, — автоматически пробормотала Ирка и протянула руку к авоське.

Соленая вода в глубине колодца с громким рокотом взбурлила. Ее черное зеркало пошло рябью, крутая волна пробежала от одной стенки к другой. Вода начала подниматься, подниматься, подниматься… Пока не оказалась почти вровень с бортами. Ее поверхность раздалась, и над водой всплыл могучий рыбий плавник. Блеснула чешуя…

— Вишап! — задушенным шепотом выдохнули ачуч-пачуч. И тут же восьмигранный павильон заполонили дикие вопли: — Виша-ап! Водный демон! Спасайтесь! Мы все пропали! — крохотные ачуч-пачуч метались по краю колодца, в отчаянной надежде спастись прыгали вниз и, топоча маленькими ножками, с криками разбегались по павильону, прячась по темным углам от водяного демона.

Богдан выхватил серебряный нож и бросился к краю колодца, Ирка рванула за ним, выщелкивая на кончиках пальцев собачьи когти. Пусть только этот проклятый демон всплывет!

— Тьфу! — объявил всплывший, длинной струей сплевывая воду на бортик колодца. — И чи стоять ци диты, щоб чесна пресноводна щука за ради них в якись пакости плавала, як треска соленая! Та став бы хто инший им помогать, та ще писля того, як воны мэнэ, солидну стару щуку, до унитазу запихали! Та що ж делать, якщо я така добра, що в мэнэ за тих дитей — щоб их раки защипали! — аж жабры вид жалости болять, як вони там сами-смисеньки у тий клятый квэст грають?

— А вот знаете, пока вы не всплыли — все нормально было! — в сердцах рявкнула Ирка, опуская руку с выпущенными когтями. — Я так надеялась, что хотя бы без вас обойдется.