— Ну да, да! Я и есть упырь-прорицатель! А это, между прочим, была для меня единственная возможность обойти заклятье и рассказать вам об остальных турах квеста! Напророчить! А вы в этого кровопийцу впились, как будто сами из таких! А я вам, между прочим, намекал, что вы не с тем упырем имеете дело! Я вам… я вам подмигивал!

— Замечательно! Меня сжечь собирались, а я должна следить за вашими подмигиваниями! — возмутилась панна Ирина. — Подвинься! — скомандовала она Татьяне и уселась рядом с ней на доске качелей. Горестно нахохлилась, подперев черноволосую голову кулаком. Она казалась очень несчастной и совершенно замерзшей. Графиня чувствовала, как от ее соседки просто тянет холодом. Скинув с себя шаль, она попыталась набросить ее Ирине на плечи, но та остановила ее.

— Не выдумывай! Совсем не холодно! — она подняла голову, оглядывая осенний сад, затянутое тучами небо, свою рясу из мешковины, и пробормотала: — А чего это мне не холодно? — подумала еще мгновение и пришла к заключению, расстроившему ее еще больше: — Обупыриваюсь. Счастье-то какое до кучи привалило! Слушайте, — она повернулась и принялась ковырять пальцем резьбу качелей. Деревянные завитушки морщились, но покорно терпели. — Если упырь был не тот и предсказание неправильное, как мы в следующий тур перескочили?

— Ну-уу… Видите ли, паненка, магия — весьма условная область, — глаза уловили непонимание на лице панны Ирины. — Условие было — получить предсказание упыря. Упырь был? Был. Предсказал? Предсказал. Значит, формально условие выполнено, нет никаких оснований не пропускать вас в следующий тур.

— Так он нам предсказал, что мы все умрем! Что я сама убью своих друзей!

— Правильно, — согласился ведущий. — Если за оставшиеся тридцать шесть часов из игры не выберетесь, станете упырицей и загрызете своих друзей с полным удовольствием.

Цыганенок сделал вид, что заинтересовался чем-то в глубине аллеи, и на всякий случай отошел подальше. Приложив все усилия, чтобы это выглядело пристойно, панна Татьяна отодвинулась от своей соседки. Хотела и вовсе встать — боязно! — однако всевластное чувство приличия удержало. Панна Ирина, несомненно, поняла бы ее мотивы и оскорбилась.

— Выберетесь — окажетесь в реальном мире, а предсказание останется в игре и не будет иметь к вам никакого отношения, — поскрипывающим в такт качаниям голосом вещали качели.

— Бр-р, — панна Ирина потрясла головой. — Ничего не понимаю. Ладно, Танька… то есть Татьяна Николаевна теперь с нами, как нам из этого тура дальше выбираться?

Графиня взглянула на свою соседку с возмущением. Ужель она и впрямь полагает, что Татьяна бросит свою пусть не счастливую, но привычную и налаженную жизнь и ринется в загадочный мир, где нет государя-императора, дети отправляются в рыцарские квесты, повсюду вампиры, по воздуху летают тюнингованные автомобили и… где живы мама? и папа??

— Ничего особенного, — небрежно скрипнули качели.

Выражение лица панны Ирины стало обреченным:

— Все ясно — значит, практически невыполнимо!

— Вам нужно добыть клинок Устима Кармалюка! [Кармалюк Устим Якимович (1787–1835) — возглавлял отряды, что в 1813–1835 гг. нападали на имения в Подольской губернии (более 1 тыс. нападений). Герой народных песен, согласно легендам погиб, преданный возлюбленной, — но в каждой легенде имена возлюбленных различаются. Возможно, женщин было много, возможно, это и стало причиной предательства.] — торжественно провозгласил ведущий.

— Кого? — в один голос охнули панна Ирина и цыганенок.

— Есть такой местный Робин Гуд, — небрежно пояснила графиня. — Сосед наш, пан Пигловский, отдал его в солдаты, тот бежал, был пойман, бит палками, бежал снова, его опять ловили, сослали в Сибирь, он удрал и оттуда… Ныне со своей шайкой разбойничает на Подолье.

— Грабит богатых, раздает бедным? — поинтересовалась панна Ирина.

— Навряд для разбойника имеет смысл грабить бедных, — сухо ответила графиня. — Папа? говорил: ежели бы гро?ши доставались Кармалюку тяжким трудом, он не столь бы легко их раздавал.

— А где его найти, этого Кармалюка? — поинтересовалась панна Ирина. — Желательно побыстрее, пока я еще и упырихой не заделалась. Помимо всего прочего.

— Ежели бы все и каждый знали, где его найти, Кармалюк давно б уже сидел в кандалах в Каменецком замке! Умен разбойник, хитер, повсюду у него шпионы. Обычно он сам приходит туда, где есть богатая пожива, и ни панская дворня, ни жандармы, ни государевы солдаты не умеют его остановить, — панна Татьяна вдруг замолчала, озаренная мыслью столь неожиданной, что, подобно панне Ирине и цыганенку, застыла, вполне по-плебейски открыв рот. Лишь невероятное усилие позволило ей согнать с лица неподобающее воспитанной девице выражение. — Сдается мне, я знаю, что может заставить Кармалюка явиться в наше поместье! Только ежели вы думаете, панна Хортица, что я поверила историям про иную жизнь и отправлюсь с вами в глупое рыцарское странствие, так вы изволите ошибаться! Не знаю, из каких глубин времени и пространства вы прибыли, но я барышня современная и в сказки не верю!

Глава 7

На балу как на балу

— Ладна паненка зро?сла, ладна, nic ne mowi? [Ничего не скажешь (польск.).], — оглядывая графиню, будто свинью на ярмарке, процедил крепко сбитый немолодой уж пан, а двое таких же немолодых и крепко сбитых его сотоварищей одобрительно закивали. — Туалет дорогой, небось, по почте выписанный, — одним наметанным взглядом он оценил Татьянин наряд. Его худосочный сыночек, наверняка затянутый в корсет для большей стройности, завистливо вздохнул и стряхнул с рукава своего немилосердно зауженного сюртука невидимую пылинку.

— Весьма рада, почтенные паны шляхта, прошу в дом, — сделав приветливый жест, графиня вымученно улыбалась и старательно держала улыбку, пока каждый из гостей небрежно прикладывался к ее руке. Троица старших панов — пан Анатоль, пан Мыколай да пан Викто?р — находилась в теснейшей дружбе с паном Владзимежем. Они даже похожи были, словно под одну гребенку выделаны: коротко стриженные, с толстыми бычьими загривками и хитрыми глазками на вроде бы простодушных толстомясых лицах. Панна Татьяна не удивлялась, что, когда пан Владзимеж со компанией возжелали прибрать к ручищам графское наследство, перед их напором отступила даже самоуверенная Оксана Тарасовна.

Ох, как бы негодовали паны, кабы дознались, что предводитель их славной компании, пан Владзимеж, всех претендентов попытался обойти да Татьяну перед самым затеянным экономкой аукционом и умыкнуть! А впрочем, не все ли ей равно, кто победит — пришелепкуватый Томашек или сей затянутый молодчик, который даже к руке ее склониться толком не может — корсет не пускает! Любой ей отвратителен, сговор с каждым станет ей погибелью, ежели только… ежели только не сработает ее план!

Графиня нетерпеливо глянула сквозь широко распахнутые двери. Во двор въезжали коляски, высаживая у парадного крыльца празднично разодетых гостей. Пестрая вереница соседей неторопливо поднималась по ступеням, приветствуя встречающую их у лестницы молодую графиню. Трепетали веера, колыхались цветы и кружева на шляпках, панночки глядели на Татьянин петербургский туалет блестящими от зависти глазами. Особливо досаждал ненавидящий взгляд Марыси, от какового даже завитки на графинином затылке вроде как сами собой шевелились. Татьяна чувствовала некоторое раскаяние: впервые гнев беловолосой воспитанницы вполне оправдан. Может, и не след им с панной Ириной поступать столь бесцеремонно? Однако не могла же панна Ирина отправляться на бал ни в своей расписанной дьявольскими символами робе из мешковины, ни в детских Татьяниных платьицах.

— Взгляните только на этих троих лайдаков! [Негодников (польск.).] Гуляки бессовестные, все как есть в долгах, а хватает наглости являться в приличном обществе! — неодобрительно процедила пани экономка, вместе с Татьяной принимающая гостей. Татьяна увидела появившиеся в дверях три стройные мужские фигуры.

— Пан Валерий, пан Константин, пан Дмитрий! — приветственно кивнула Татьяна.

— Прелестная графиня, как всегда шармант: роза-лилия-хризантема! — скороговоркой выпалил пан Валерий, торопясь перейти к истинно интересующему его предмету. — А как мы? Как мы? — вертясь перед ней, словно портновский манекен, он продемонстрировал новехонький фрак, сшитый по последней каменецкой (позапрошлогодней петербургской) моде. — Взгляните, какой крой! — поглаживая рукав своего фрака, продолжал восторгаться он. — Се манефик! [Это великолепно! (искаж. франц.)] Вам нравится, графиня? — он трепетно заглянул ей в глаза, и Татьяна почувствовала, что краснеет.

— Ужели пан Валерий со товарищи сподобились долги своему портному вернуть, что тот им новые фраки шьет, а не грозится в долговую яму упечь на веки вечные? — с деланым недоумением приподняла брови Оксана Тарасовна.

Пан Валерий скорчил обиженную гримасу:

— Истинные шляхтичи всегда отдают долги! — торжественно провозгласил он и уже более прозаически добавил: — Хотя и не всегда вовремя! Ах, пани экономка нас вовсе не любит, сие так трагично! Но вы-то… Вы-то, очаровательная графиня, нас… любите? — он поглядел на Татьяну бархатным взглядом. Бережно, как готовую улететь птицу, взял ее ладонь в свои и поднес к губам, щекоча теплым дыханием.

— Я не стала бы в своих восторгах заходить столь далеко, — пробормотала графиня, вновь краснея. И впрямь наглец — папа? такого б и на порог не пустил, — но в обаянии ему не откажешь.

— Ай, панночка, забери руку скорей, а то гляди, откусит! — звонко и беззастенчиво выпалил знакомый голос, и Татьяна похолодела от недоброго предчувствия.

— Это еще кто такие? — гневно выдохнула пани экономка.

Татьяна поглядела и ощутила одновременно и облегчение — приехали! — и нерассуждающую злость. Мало, что сие цыганское отродье осмеливается вмешиваться в панские разговоры, так он еще и не надел ливрею, которую она с таким риском стащила для него из людской! Как уперся — он вольный ром, а не панский холоп, — так и не надел! И теперь в своем пестром цыганском одеянии вел под уздцы вороного панны Ирины! Да их же немедленно разоблачат: где это видано, чтобы грумом у панночки служил цыган! А сама черноволосая тоже хороша! Татьяна так уж озаботилась, чтоб та выглядела пристойно: Ирина оказалась девицей воспитания панского, да еще и донельзя балованною! Навроде Татьяниной петербургской подружки княжны Томочки Вронской, каковая без прислуги даже пуговиц на башмаках не застегнет! Панна Ирина лишь вертела беспомощно корсет в руках да на Татьяну вопросительно поглядывала. Пришлось графине самой и кринолин ей прилаживать, и черные волосы укладывать, выпустив над ушами два прелестных локона. И все эти усилия пущены прахом! Как панна Ирина додумалась усесться на коня не в благопристойном дамском седле, спустив ноги на один бок, а в мужском, неприлично болтая башмачками с бантами по обеим бокам вороного жеребца? В бальном-то платье! А в седле-то сидит, прости господи, как собака на заборе! Ее привезенная из неведомых миров модная шляпка сбилась на затылок, держится лишь на завязанных под подбородком лентах, кринолин встал безобразным коробом — ужас и неприличие, мама? никогда бы не одобрила…

А Татьянина мама?, которую панна Ирина будто бы знает, которая будто бы ждет Татьяну в странном мире панны Хортицы, — что сказала бы она? Ах, нет, она давала себе слово даже не думать о сих фантастических измышлениях!

Тем временем черноволосая панна, похоже, не слишком смущенная устремленными на нее со всех сторон взорами, неуклюже цепляясь коленом за седло, перетащила ногу через круп вороного и кое-как съехала с коня на землю. Наскоро оправила сбившееся платье и, не дожидаясь своего цыганенка, бойко заторопилась к Татьяне. Графиня чуть не застонала вслух. Ведь обещала же панна Ирина, что будет соблюдать приличия, а вот, извольте! Молодая дама, явившаяся на бал одна — без родителей, или компаньонки, или хотя бы прислуги, — это же скандал! Нет, они все пропали! Прямо сейчас!

Оксана Тарасовна с гневным изумлением взирала на приближающуюся барышню в сбившейся шляпке. Одна из воспитанниц, одержимая желанием услужить своей благодетельнице, выскочила у пани экономки из-за плеча и кинулась нежданной гостье наперерез:

— Ты чья такая? Тебе кто разрешил сюда явиться?

Панна Ирина остановилась и уставилась на нахальную воспитанницу с такой недоброй задумчивостью, что та вдруг попятилась, испуганно пискнула и юркнула за спину своей хозяйке.

— Оксана Тарасовна, ваши прошлые ро?бленные уже как-то задавали мне похожие вопросы. Ничем хорошим это для них не кончилось [См. повесть «Ведьмин дар». (Примеч. ред.)], — все с той же задумчивостью сказала панна Ирина.

— Мы… Мы знакомы? — дрогнувшим, видно, от ярости голосом спросила пани экономка.

— Это ко мне… Это я… — заторопилась графиня. — Мы знакомы, еще по Петербургу! Моя подруга… кузина! Ирина… Ирена… Баронесса Ирена фон Хортманн, вот! — выпалила Татьяна.

На подвижном личике новоявленной баронессы промелькнуло изумление, а потом оно налилось такой елейной важностью, будто Татьяна произвела ее не в баронессы, а в архиереи.

Подобрав подол неприлично высоко и жеманно перебирая ногами, панна Ирина взошла на ступени и протянула руку Оксане Тарасовне так, словно рассчитывала, что та ее поцелует. Не переставая говорить, графиня ловко вклинилась между экономкой и гостьей:

— Матушка фройляйн фон Хортманн сейчас… в их баварской резиденции, в Германии.

Панна Ирина метнула на графиню странный взгляд.

— Und wo ist Ihr ehrbarer Vater? [А где же ваш почтенный батюшка? (нем.)] — на тяжеловесном немецком вопросил пан Валерий.

Татьяна поняла, что сейчас разрыдается — она сделала только хуже! Откуда ей знать, говорит ли ее так называемая кузина баронесса по-немецки?

— Der Vater ist jetzt auf Hortiza. Besch?ftigt sich mit seinen Sachen [Отец сейчас на Хортице. Занимается своими делами (нем.).], — на чистейшем немецком ответила черноволосая, и в голосе ее почему-то проскользнули нотки старой, привычной уже горечи.

— Panienki ojciec maj? tam w?asnos?c?? [У отца панны там имение? (польск.)] — громыхнул пан Анатоль. — То добже, в наднепрянских степях найлепший чернозем!

— У него там… резиденция, — с кривоватой улыбкой сообщила панна Ирина.

— А вы к нам, стало быть, прибыли прямо из Петербурга? — с глуповатой улыбкой, ему самому, видно, казавшейся любезной, вмешался затянутый в корсет сынок.

И вот тут Татьяна поняла, что рано позволила себе перевести дух. Из-за плеча Оксаны Тарасовны выглянула неукротимая Марыся, обряженная в скромное домашнее платьице, и звенящим от ненависти голосом выпалила:

— Ежели она прибыла из Петербурга, так почему в моем бальном платье?

Все, это был конец! Они разоблачены! Как она могла рассчитывать, что Марыся не опознает платья, злостно умыкнутого из ее гардероба! Даже несмотря на наскоро пришитые к корсажу кружева и бант на поясе в тон завязкам Ирининой шляпки! Графиня поняла, что остается только упасть в обморок, но почему-то никак не падалось.

— Марыся! Замолчи! Какое еще платье? — неожиданно страдальчески простонала пани экономка и повернулась к гостье. — Вы должны извинить мою воспитанницу, панна баронесса. Она у меня еще не очень… воспитанная.

И Татьяна, и Марыся уставились на Оксану Тарасовну в одинаковом ошеломлении. Тут только молодая графиня сообразила, что голосок у ее опекунши дрожал не только от ярости, но еще и от страха! И боялась она… Да-да, боялась она панны Ирины!

— Научится еще, — невозмутимо улыбнулась та. — Может быть. Если доживет.

Татьяна поняла, что опасный разговор следует прекращать.

— Уж все собрались? — пробормотала графиня, окидывая взглядом парадное крыльцо и противу всяких приличий не обращая внимания на последние подъезжающие экипажи. — Оксана Тарасовна, я покажу панне Хорти… панне баронессе фон Хортманн бальную залу!

— Конечно-конечно, — торопливо согласилась экономка, словно сама только и мечтала, чтобы гостья убралась от нее подальше.

— Марыся меня теперь со свету сживет! — оглядываясь на мстительно уставившуюся вслед потерянному для нее бальному платью беловолосую воспитанницу, жалобно протянула графиня.

— Марина? Не сможет, — рассеянно отмахнулась Ирина. — Она всего лишь ро?бленная ведьма, тебе на любой ее смертный заговор три раза плевать с высокой горки.

Татьяна остановилась так резко, что поспешающий следом цыганенок таки наступил на подол ее платья. Вот уж медведь неуклюжий!

— Марыся — ведьма? — изумленно выдохнула Татьяна. — О боже, я предполагала, что с ней нечисто! Надо срочно ехать в Карпаты, у нас поблизости нет достаточно высоких горок!

Теперь уж изумилась панна Ирина:

— Слушай, зачем тебе горка?

— Вы сами сказали — плевать три раза. Ежели я правильно вас поняла — это единственный способ спастись от злокозненной ведьмы?

— Сама ты злокозненная ведьма! — выпалила панна Ирина и вдруг захихикала, словно бы удачно пошутила. — Точно, ведьма! — заходясь смехом, простонала она.

Татьяна обиженно поджала губы:

— Вы ведете себя оскорбительно, «баронесса фон Хортманн»! — язвительно процедила она.

Панна Ирина по-простонародному, кулаком, вытерла брызнувшие от смеха слезы и фыркнула:

— Ты от своего графинства скоро совсем больная станешь! Вот вытащу тебя отсюда, приволоку к твоей маме, она у тебя врач, пусть лечит! — пригрозила она.

Графиня презрительно скривилась:

— Вы опять говорите какую-то невообразимую чушь и желаете, чтоб я вам верила! Ежели б вы сказали, что моя мама? содержит благотворительную лечебницу, я б поняла! Но чтоб супруга моего отца была вынуждена сама заниматься лекарским делом…

— Да она не вынуждена! — завопила панна Ирина, испугано осеклась и, настороженно оглядываясь по сторонам, договорила: — Что ей, как другим женам богатеньких, весь день дома сидеть — головой об стенку биться?

— Час от часу не легче! — возмутилась графиня. — Теперь вы утверждаете, что выдуманная вами для меня матушка даже не лекарь, а буйно помешанная — бьется головой об стену?

— Слушай, ты что, издеваешься надо мной? — зловещим шепотом вопросила панна Ирина.

— Вы просто очень странно изъясняетесь, сударыня! Зачем хотя бы вы чуть ли не каждую фразу предваряете словом «слушай»? Позвольте полюбопытствовать, что другое я могла бы делать с вашими речами?

— Брать их пальцами и класть себе в ухи! — после недолгой паузы отчеканила панна Ирина и, оставив вконец ошеломленную графиню, горделиво вплыла в бальную залу.

Впрочем, ушла она недалеко. На пороге остановилась, издав короткий возглас. Обернулась к графине — зеленые глаза сияли совсем не зловещим, а восторженным светом.

— Ух ты, у тебя тут и правда настоящий бал! Я думала, они только в кино бывают!

Решив не уточнять, что такое «кино» и чем тамошние балы отличаются от обычных, Татьяна подошла и встала рядом. Оксана Тарасовна бал-то устроила, а на свечи поскупилась, да еще утешалась тем, что при скудном освещении не так видны трещины давно не штукатуренных стен да облупившаяся позолота. Танцы еще не начались, и пары фланировали по худо натертому паркету, щеголяя давно вышедшими из моды туалетами. Увы, разве это бал!