— Вот в Петербурге мои тетушки давали балы… — снисходя к наивности панны Ирины начала она, но та ее не слушала:

— Жалко, я ваши танцы танцевать не умею!

— Совсем не умеете? — изумилась графиня. — Ни кадриль, ни мазурку?

— Разве что хип-хоп, да и тот не очень, — усмехнулась панна Ирина.

О подобном танце графиня никогда не слыхала и сомневалась, что приглашенный из Каменца оркестр уланского полка имеет соответствующие ноты — музыканты и в мазурке-то немилосердно фальшивили, то и дело сбиваясь на полковой марш.

Однако же приехавшая из Петербурга «баронесса» вызвала всеобщее любопытство — вон как косятся поверх вееров дамы молодые и в открытую лорнируют панну Ирину пожилые. Приглашений ей не избежать, возможно даже в почетную третью пару, вслед за Оксаной Тарасовной и самой графиней. Неумение «баронессы фон Хортманн» танцевать, чего с девицей дворянского воспитания быть никак не может, вызовет мгновенные подозрения! Нужно немедленно убрать панну Ирину отсюда!

— Прошу вас, пойдемте… хотя бы в столовую!

Уловив в голосе Татьяны беспокойные нотки, панна Ирина бросила сожалеющий взгляд на бальный зал, но без возражений последовала за графиней. Молчаливый и, кажется, слегка потерянный из-за обилия знатных панов цыганенок, как привязанный, тащился за ними. Все трое торопливо скрылись за дверями столовой.

— О! Это вовремя! — вновь воспылала энтузиазмом панна Ирина, увидав накрытые к следующему за балом ужину столы. — Я голоднющая, как сама не знаю кто! — и принялась совершать действия, такие же странные, как и все, что она делала и говорила.

Она ухватила с подноса румяный калач и зачем-то разломила его пополам. Изучила блюдо истекающего слезой овечьего сыра, критически хмыкнула, но все же прямо пальцами подцепила кусок и шлепнула на калач. Добралась до блюда с нарезанной холодной олениной и водрузила толстый шмат поверх. Накрыла вторым куском калача и впилась в сие сооружение зубами.

— Панна Ирина, что вы такое делаете? — вскричала скандализованная графиня.

— Гамбургер, как в Макдоналдсе, — сквозь энергично движущиеся челюсти пробубнила та.

— Гамбургер? Что-то немецкое? Макдоналдс? Шотландец? Что все это значит?

— Еще бы кетчупа сюда, — облизывая пальцы, сказала Ирина и, видя полнейшее ошеломление на лице графини, снисходительно пояснила: — Вроде приправы, красная такая, как… — ее челюсти задвигались медленнее, медленнее, лицо вдруг исказилось отвращением, она схватила со стола салфетку и, быстро повернувшись к стене, сплюнула в нее. — Как кровь, — глухим голосом, не оборачиваясь, закончила она. Она положила свой надкушенный — как его? — гамбургер на ближайшую тарелку. — Я… не могу больше такое есть… Мне… нужно теперь совсем другое… — невнятно произнесла она. Так говорят, когда во рту что-то мешает. Например, невероятно удлинившиеся клыки.

Татьяна вдруг, сама не понимая почему, быстро глянула на цыганенка, будто рассчитывала, что тот подскажет выход из ситуации. Но смуглый мальчишка лишь с жалостью смотрел на подрагивающие плечи панны Ирины.

— Надо было… хоть в таборе перекусить… До того как… А то ходи теперь голодной… — сквозь едва слышные всхлипы выдавила панна Ирина и, как ей казалось, незаметно вытерла глаза. — Твой план-то хоть сработает? — поинтересовалась она у Татьяны. — Кармалюк придет? Кажется, он мне нужен срочно…

Умеет же панна Ирина вопросы задавать!

— Обязательно придет! — подпустив в голос уверенности, которой она на самом деле не ощущала, заверила графиня. Сей беглый холоп просто не смеет не явиться! Напрасно ли она целый день шныряла по поместью, до неприличия много болтая с дворней. На поварне, где в посудомойках толстая Маланка, твердила, что не зря, ох не зря славящаяся скупостью пани экономка шумный бал затеяла — не иначе как ожидает от гостей выгоды. В пральне, где мыла простыни вдовая Ганна, прямо спросила у той, не велела ли пани экономка мешок чистый да сухой заготовить, чтоб большие гро?ши складывать. В кабинете мимоходом поинтересовалась у прибиравшейся там своей тезки — горничной Тетяны: давно ли проветривался батюшкин денежный ящик? Ну как приезжие паны пожелают в него сегодня вечером большие деньги запереть для сохранности? И под конец не она ли в своей спальне шепотом признавалась охающей няне, что подлая змея-опекунша готова продать ее, Татьянино, замужество тому из окрестных панов, кто больше даст, и что состоятся сии постыдные торги прямо на нынешнем балу. Рассказывала и словно не замечала, как прислушивается, боясь упустить хоть слово, перестилающая ей постель Катерина.

Разве не знала графиня о своей домашней прислуге все — кто, где, когда и с кем, — как завещал папа?, полагавший хорошее знание подчиненных залогом успеха в любом деле. Разве не выскальзывала Маланка из поварни, не бегала куда-то Катерина, не искали в пральне запропавшую Ганну и разве не отпирала горничная Тетяна всегда запертый ночью черный ход?

— Кармалюк непременно явится — грабить панов, что привезли сегодня деньги! — уже с полной твердостью заключила графиня. — Вы отберете у него клинок, какой там у него ни на есть, и сможете отправляться дальше в свое путешествие.

— Мы? А ты? — переспросила панна Ирина.

Из бального зала уже неслась музыка — оркестр наконец сладился и бал должен был вот-вот начаться.

— Я уж вам говорила: никуда не пойду, поскольку ни единому слову из вашей сказочной истории про моих воскресших родителей не верю! Сие есть бред и чепуха, противоречащая всякому здравому смыслу! С меня довольно будет, ежели Кармалюк заберет у панов деньги — без них Оксана Тарасовна не отдаст меня никакому жениху! Кармалюк придет, — еще раз повторила она. — Он никогда еще не грабил наше имение и засады здесь не ожидает…

Рвущаяся из залы мазурка взвилась стремительным вихрем — и вдруг опала, как разорванное полотнище. Последний раз пронзительно взвизгнула и испуганно смолкла флейта. Сквозь притворенные двери столовой хорошо слышен был грохот многочисленных сапог по паркету, испуганные вскрики дам и явственные звяканье саблей и щелканье затворов.

Троица в столовой переглянулась:

— Кармалюк! — выдохнули они разом и, чуть не сшибая друг друга с ног, бросились в зал.

Панна Ирина добежала первой — и замерла в дверях. Графиня врезалась в нее — и тоже оцепенела, так что даже не заметила, как бегущий следом цыганенок опять оттоптал ей подол.

Зал, и галерею, и комнаты, и коридоры заполняли люди в жандармских мундирах. Перед Оксаной Тарасовной, придерживая висящую на боку саблю и щелкая каблуками сверкающих сапог, склонился представительный жандармский офицер:

— Честь имею отрекомендоваться, сударыня! Капитан-исправник Каменецкого повета! [Повет — часть области или губернии.] Прибыл во главе вверенных мне жандармов для защиты имения!

— Но… Какая опасность может грозить нам здесь, господин капитан? — благосклонно поглядывая на лихого жандармского офицера, пролепетала Оксана Тарасовна.

Капитан доверительно склонился к ее ушку с поблескивающей сережкой:

— По доносу соседа вашего, пана Владзимежа и его сына Томашека, — слышным на весь бальный зал шепотом сообщил он. — На вас ожидается нападение Устима Кармалюка и его банды.

— Кармалюк! Ах! Кармалюк! Какой ужас! Опять этот разбойник! — испуганно прошелестело по залу. Несколько дам изящно опустились в обморок в предусмотрительно подставленные кресла. Паны схватились за карманы своих сюртуков, словно проверяя сохранность спрятанных там денег.

— Исправник не даст Кармалюку ограбить панов и не даст нам добраться до Кармалюкова клинка, — тоскливо заключила панна Ирина. — Все, нам из этого тура не выбраться. — Она решительно вздохнула. — Богдан, когда я стану вампиршей, ты, пожалуйста, убей меня быстренько, пока я сама вас не поубивала. Только не очень больно, ладно?

— Что за глупые разговоры! — возмутилась графиня. — Да этого просто быть не может! — неверящими глазами глядя на исправника, прошептала она. — Не мог пан Владзимеж знать, что я дала Кармалюковым полюбовницам услышать про затеянный Оксаной Тарасовной аукцион! Я же придумала свой план после того, как мы его с Томашеком на конюшне заперли!

— Может, мне вернуться на конюшню и их таки загрызть? — печально предложила панна Ирина. — От исправника, конечно, не избавимся, но хоть наемся?

Глава 8

Графини нынче дорожают

— Ежели вы согласны аккомпанировать, прекрасная графиня, после ужина порадуем общество моим пением, — явно полагая, что Татьяна должна немедленно сомлеть от его предложения, сказал пан Валерий.

— Кушайте пулярку, любезный пан, — немедленно вмешалась надзиравшая за ним, словно коршун, Оксана Тарасовна. — Кто с панночкой графиней впредь музицировать станет, то вскорости разъяснится, — с намеком добавила она.

Едва сдерживая слезы, Татьяна уткнулась в тарелку. Ах, как же ей хотелось бы пребывать в блаженном неведении относительно гнусных планов пани экономки! Потому как бал, несмотря на многие недочеты, все же оказался неплох. Татьяна пользовалась неизменным успехом и вызывала завистливые взгляды дам и девиц, особливо четверки воспитанниц, выбирала меж толпящимися вокруг нее кавалерами. Сколь счастливее была бы она, ежели б могла приписать ажиотаж своей красе, родовитости или хотя бы петербургскому туалету! Однако она прекрасно понимала: дело в предстоящем аукционе за ее руку и богатое приданое, будущие участники какового про всякий случай норовят задобрить объект продажи — чтоб выдаваемая замуж наследница не заартачилась и не испортила панам-соседям отлично продуманную негоциацию. Потому приглашения да комплименты не были ей в радость.

В таковом горе единственной отдушиной стала для нее панна Ирина, которая, презрев собственную беду, поддерживала ее все время. Словно и впрямь правдой были рассказы о мире ином, в котором они с Татьяной задушевно дружили. Большинство приглашений к танцам панне Ирине удавалось отклонить, ссылаясь на усталость после путешествия. Хотя пан Валерий применил все свое немалое обаяние и таки вынудил панну Ирину сплясать с ним лихую кадриль, при каковой вертел и крутил партнершу почти неприлично, вынуждая выделывать всякие антраша. Графиня было встревожилась, однако же панна Ирина держалась на удивление хорошо. Даже дыхание у нее не сбилось, а на меловой бледности лице не промелькнуло и тени румянца. Лишь огонь зеленых глаз обжигал пана Валерия столь недобро, что партнер начал спотыкаться, сбиваться, шагать не в такт музыке, и полное незнание панной Ириной фигур кадрили оказалось незамеченным — все списали на неуклюжесть кавалера. Над паном Валерием даже изрядно потешались: дескать, прелестная баронесса фон Хортманн поразила его в самое сердце, ежели он вдруг утратил свою обычную ловкость к танцам. А пан Валерий и впрямь вдруг стал выглядеть больным и ослабевшим, и Татьяна слыхала, как жаловался он молчаливым друзьям своим — пану Константину и пану Дмитрию, — как худо, когда их вовсе не любят. Однако потом собрался с силами и со всеми чарами своими к Татьяне приступил и даже к ужину ее сопровождать навязался, несмотря на недовольство Оксаны Тарасовны.

Перед самым ужином состоялось происшествие неприятное и одновременно пугающее. Случилось оно, когда графиня увлекла панну Ирину в малую гостиную, дабы дать хоть беглые указания относительно поведения — ибо поняла уже, что мир панны Ирины изрядно отличается от нормального и потому от черноволосой панны всяких сюрпризов ожидать можно: снова на кровь людскую или на гамбургеры ее потянет, или что-нибудь хуже того удумает. Возьмет вдруг, да и начнет кушанья сама себе на тарелку накладывать, не ожидая помощи от прислуги. Но не успела Татьяна и рта раскрыть, как отгораживающая гостиную истрепанная портьера отлетела, и в комнату ворвалась до крайности разгневанная Оксана Тарасовна. Не обращая на присутствие графини ни малейшего внимания, ринулась к панне Ирине. Татьяна мельком подметила, что портьера продолжает шевелиться — не иначе как четверка воспитанниц притаилась там, подслушивая.

— Ты зачем сюда пришла? — утратив всякое представление о манерах, подступила к панне Ирине Оксана Тарасовна. — Не имеешь права! Здесь все наше, мы здесь первые появились!

За отвернутым краем портьеры мелькнула торжествующая физиономия Марыси — воспитанница желала лицезреть торжество своей благодетельницы над гостьей.

Но не успела графиня возмутиться, как панна Ирина сама заявила:

— А я думала, здесь все ее, — кивая на Татьяну, сказала она.

Марыся за портьерой презрительно хмыкнула, а пани экономка так скривилась, что у Татьяны щеки вспыхнули от обиды и унижения.

— Не пытайся сбить меня с толку! — отрезала Оксана Тарасовна, не удостаивая Татьяну даже мимолетного взгляда. — Дело между тобой и мной, при чем тут эта совсем простая девчонка?

Простая? Простая? Графиня даже задохнулась от возмущения, а до половины высунувшаяся из-за портьеры Марыся злорадно закивала.

— Любая из моих воспитанниц с легкостью сделает с ней все, что угодно!

— А они пробовали? — с неожиданной кротостью в голосе вдруг поинтересовалась панна Ирина, и разошедшаяся пани экономка осеклась, словно вспомнив о чем-то крайне неприятном. Марыся скорчила гримасу и нырнула обратно за портьеру.

— Тебя не касается, — сквозь зубы процедила Оксана Тарасовна.

— Значит, пробовали, — так же кротко пропела панна Ирина. — Но выводов не сделали.

Оксана Тарасовна нахмурилась — а потом впервые поглядела Татьяне прямо в лицо, и были в этом взгляде настороженность и вопрос.

— …А даже если так! — разглядывая Татьяну новым, задумчивым взглядом, отрезала пани экономка. — Я готовилась к этому дню целый год, и пусть побережется любой, кто встанет между мной и деньгами! Помни об этом, чужая ро?жденная, — переводя глаза на Ирину, стальным голосом сказала Оксана Тарасовна. — Не вздумай лезть не в свое дело! Нас пятеро против тебя одной! — и повернувшись на каблуках так круто, что подол платья описал круг у ее ног, пани экономка вышла. За портьерой слышался мелкий перестук каблуков — подслушивающие воспитанницы спешили убраться раньше, нежели их застанут за неблаговидным занятием.

— Я поняла! — выдохнула ошеломленная Татьяна. — Боже мой, неужели… Но это же совершенно невозможно… Они все — ведьмы? Не только Марыся, но и Оксана Тарасовна? Они околдовали маменьку с папенькой и пытались околдовать меня?

Панна Ирина молча кивнула.

— Но… вы полагаете, у них не получилось? Но почему?

Панна Ирина замялась, искоса поглядывая на Татьяну, и, решившись, бухнула:

— Потому что в настоящей жизни ты тоже — ведьма, и посильнее их. Ты, конечно, сейчас об этом не помнишь, но дар никуда не делся.

Графиня глядела разочарованно. Ах, опять эти глупости! Стоило ей начать прислушиваться к панне Ирине, как та заявляла нечто уж вовсе несообразное. Чудное у Татьяны семейство получается: родовитый граф в торговцах, супруга его графиня — в лекарях, а уж дочка и вовсе ведьма. Добавить сюда цыгана, который не цыган, а инженерский сынок, — полная фантасмагория получается! Графиня уже хотела высказать панне Ирине свое недовольство в самой резкой форме, однако явился переодетый мажордомом кухонный мужик и заикающимся от страха голосом пригласил к ужину. Потом вбежал пан Валерий, бесцеремонно подхватил Татьяну под локоть и увлек в столовую залу. И вот уж осведомленные о предстоящем аукционе гости от блюд отведывают, а сами все больше на Оксану Тарасовну нетерпеливо поглядывают. Один лишь капитан-исправник ужинает с полным удовольствием — любо-дорого поглядеть, как ножом и вилкой орудует! — и рассыпает пани экономке комплименты за чудесный бал да прекрасный стол. А что ему беспокоиться: за Татьянино наследство он тягаться не намерен, небось даже и не знает, что сегодня вечером Оксана Тарасовна намерена запродать замужество молодой графини. Жандармы его по всему дому рассыпались, и уж они-то Кармалюка не упустят. Да Кармалюк и не придет — разбойник обладал редкостным умением обходить засады, оттого по сей день и на воле.

Изящно промокнув губы кружевной салфеткой, Оксана Тарасовна поднялась:

— Паненка графиня, потчуйте гостей, а нам с панами-соседями надобно пройти в кабинет, заняться кой-какими скучными делами…

Задвигались стулья, и паны принялись выбираться из-за стола. Прихватив затянутого в корсет сынка, поднялись трое приятелей запертого на конюшне пана Владзимежа. Неожиданно к ним присоединился и пан Валерий со товарищи. Каждый, вставая, одаривал графиню таким оценивающим взглядом, что она враз поняла, каково приходится выставленным на продажу крепостным девкам.

«Господи, помоги мне, и, клянусь, я никогда в жизни ни одного человека из нашей дворни не продам! Ни за какие сокровища! — молча взмолилась графиня. — Сделай что-нибудь, Господи, мне рано замуж!»

Ее приподняло в воздух и вознесло над стулом. Что, это и есть ответ на ее молитву?

— Ой, извини, не рассчитала! — смущенным шепотом сказала панна Ирина. — Я тебя сейчас поставлю!

Подхватив Татьяну под локоток панна Ирина… просто держала ее на весу над стулом. Тут же, настороженно озираясь по сторонам — не заметил ли кто, — водрузила графиню на пол столь торопливо, что каблучки бальных туфелек звучно клацнули.

— Чтоб она пропала, эта вампирья силища, — очень вдумчиво, словно рассчитывая, что сбудется, пожелала сама себе панна Ирина и быстро добавила: — Ну что, пошли?

— Куда? — изумилась графиня.

— Подслушивать, конечно, до чего они там договорятся, — не менее изумилась панна Ирина, — план с Кармалюком не удался, надо что-то на ходу соображать.

— Подслушивать? Но это же совершенно недостойное занятие! И я не могу оставить гостей, — запротестовала графиня.

Панна Ирина зловеще прищурилась:

— Ты со своим достоинством «донеможешься», что тебя за кого-нибудь из этих старых пеньков замуж выдадут!

Перед мысленным взором графини мгновенно предстала нереальная картина — она, в белом платье и прелестной кружевной вуали, стоит перед алтарем, крепко держась за сучок раскоряченного старого пня. Однако она уже немного привыкла к своеобразной речи панны Ирины, потому видение исчезло, сменившись осознанием печальной действительности. Она тревожно поглядела вслед удалившейся компании.

— Полагаете, они не только для сынка? Пан Мыколай да Викто?р тоже хотят на мне жениться?

— Не все вместе… Только кто-то один, — утешила ее панна Ирина.

Но графиня отнюдь не утешилась:

— Но они же старые! И толстые! — с почти суеверным ужасом выдохнула она.

— Ну так а я о чем? — уже нетерпеливо бросила панна Ирина. Отнюдь не смущаясь, на глазах у оставшихся за столом гостей прихватила с блюда булку и спорым шагом направилась вслед за ушедшими.

Юная графиня, впервые в жизни позабыв обо всем — о манерах, приличиях, обязанностях хозяйки дома, — со всех ног бросилась следом.

— Ай, молодцы! Сами едят, сами пьют, а Богданка тут с голоду помирай! — Цыганенок, с недовольным видом восседавший на золоченом стуле с гнутыми ножками, вскочил им навстречу.

— На! — панна Ирина сунула ему булку. — А это сюда давай! — велела она, отбирая у мальчишки свою собственную модную шляпку, в каковую, будто в сумку, были в беспорядке свалены флакончики и сверточки. — Где тут кабинет?