Графиня молча указала вдоль коридора. Но у двери их ждало разочарование.

— Заперто! — охнула графиня, беспомощно глядя на плотно затворенные двери некогда отцовского, а теперь Оксаны Тарасовны кабинета.

— И замочная скважина законопачена! — подтвердила панна Ирина. — А ты как думала?

— Как же мы подслушивать будем? — чуть не плача, спросила графиня. Неблаговидное занятие уже не представлялось ей столь неблаговидным. Наоборот, ничего на свете она так не желала, как выяснить: что творится там, внутри?

— С комфортом, — загадочно ответила панна Ирина и шмыгнула в соседнюю с кабинетом малую гостиную. Графине и цыганенку ничего не оставалось, как последовать за ней. — Сними, — небрежно скомандовала панна Ирина мальчишке, с полным нарушением хороших манер тыча пальцем во внушительных размеров охотничий пейзаж, что украшал общую с кабинетом стену гостиной. А сама принялась рыться в заполняющих шляпку флакончиках.

Цыганенок поглядел на картину, а потом уж — весьма возмущенно — на панну Ирину:

— Шутки шутишь, гадалка? Или я тебе силач цирковой? Сама попробуй, такое сними!

Панна Ирина оторвалась от флакончиков:

— Делов-то! — и она небрежно, одной рукой ухватилась за край массивной золоченой рамы и легко сдернула картину со стены.

— Вполне ли вы уверены, панна Ирина, что не желаете остаться упырицею? — осведомилась графиня. На ее памяти пейзаж сей ворочала не иначе как тройка дюжих лакеев.

— Вполне! — отрезала панна Ирина и, не успела графиня охнуть, окатила открывшиеся дорогие шелковые обои едучей жидкостью из флакона. Стена задымилась, а панна Ирина забормотала скороговоркой:

— Видкрываю викно за тридевьяту гору, в камьяному мури, на мальовани столы, на зелени подушкы… Нехай очи мои бачуть, нехай вуха мои чують…

В такт ее бормотанию мокрый кусок обоев затрепетал, подернулся рябью, как река в ветреный день. Шелковые цветы принялись бледнеть, растворяться, в стене и впрямь словно открылось окно — и в этом окне Татьяна увидала кабинет своего отца с восседающей за батюшкиным столом Оксаной Тарасовной и панами-соседями в глубоких креслах. Стало слышно каждое произнесенное в кабинете слово.

— Ну вот! Не хуже плазмы! — удовлетворенно сказала панна Ирина, с удобством усаживаясь на диван перед окном в стене.

Графине некогда было разбираться с очередным непонятным словом, поскольку в кабинете, похоже, кипела нешуточная баталия.

— Вы-то куда лезете, пан Валерий? — раздраженно цедила пани экономка, перебирая лежащие перед ней на письменном столе толстую пачку ассигнаций, полный золота мешочек и даже небольшую резную шкатулочку, в которой благородным блеском посверкивали драгоценные камни. — У вас откуда деньгам взяться?

— Нелюбовь ваша ко мне, ясная пани, ранит меня в самое сердце! — прижимая руки к этому самому сердцу, трагически вещал пан Валерий. Его сотоварищи Константин и Дмитрий согласно кивали. — Чтоб не было меж нами взаимного недоверия… — он запустил руку за отворот фрака и вытащил оттуда усыпанную гербовыми печатями бумагу. — Есть в нашем повете люди, которые весьма заинтересованы в имуществе покойного графа. Люди сии сложили свои средства, дабы на паях участвовать в затеянном вами, пани Оксана, предприятии, — он коротко поклонился экономке. — Извольте видеть, вот заемное письмо, дающее мне право распоряжаться подобной суммой! — он добавил свою гербовую бумагу к разложенным перед экономкой сокровищам.

— А ?eni? si? [Жениться (польск.).] на графине тоже на паях будете? — стукая об стол серебряной рюмкой с хересом, выпалил пан Мыколай.

Татьяна у прозрачной стены покраснела до слез. Какой позор!

— Жениться на прелестной панне доверено мне, — с горделивой скромностью объявил пан Валерий. — Смею думать, что вызову в юной графине больше любви, нежели такой престарелый мужлан, как вы, сударь!

«Может, и впрямь?» — мелькнуло в голове у Татьяны, и тут она заметила, что цыганенок пристально глядит на нее и презрительно кривит губы, похоже, догадываясь о посетившей ее мысли. Ей стало стыдно, и она немедленно разгневалась на себя за этот свой стыд. Да кто он такой, что смеет осуждать ее?

— Та лучше я! — тем временем кричал пану Валерию его немолодой соперник. — Те людзи, цо деньгами скинулись, они ж потом за свои гро?ши графское наследство на шматки растаскают, разорят вщент, а у меня оно в сохранности будет!

— Лучше — тот, кто более всех заплатит мне! — ледяным тоном перебила пани экономка, — Кстати, панове, куда подевался пан Владзимеж? Он вроде желал панночку графиню за своего Томашека?

— На что вам Томашек сдался, пани Оксана? — перебил ее пан Анатоль. — Или, кроме него, молодцов нет?

Сынок его приосанился, скрипя корсетом.

— А на то, что батюшка Томашека побогаче вас всех будет! — выкрикнула Оксана Тарасовна.

— Придется вам, пани экономка, довольствоваться нами, раз уж пан Владзимеж с сынком не нашли часу на сие дело! — перебил ее пан Викто?р, явно довольный, что пропавший пан Владзимеж более не конкурент.

— Все едино — тридцать тысяч, пусть даже золотом, — пани экономка угрюмо взвесила на ладони мешочек. — Это, панове, чистый грабеж! Прибавить надобно. Манеры-то у девицы отменные, языки знает, рисует, музицирует… — принялась загибать пальцы она. — О богатстве ее паны сами все знают, однако ж девица и знатной родней не обижена! В Москве да Петербурге в родичах князья, генералы да сенаторы, от которых, сами понимаете, для человека карьерного польза может выйти.

— Ах, так ведь это она обо мне! — ахнула Татьяна, вдруг поняв, чьи достоинства столь деловито перечисляет пани экономка.

— Не будем также забывать, что панночка графиня юна и весьма миловидна, — за прозрачной стеной подтвердила ее догадку экономка.

— Худа только больно, — пробормотал пан Анатоль.

— Я каждый день раствор дрожжей пью! — по другую сторону прозрачной стены возмутилась Татьяна. — Чтоб пополнеть!

— Ай, мало пьешь — худющая, глянуть не на что! — насмешливо сообщил ей Богдан.

У панны Ирины выражение лица стало весьма странным:

— Я не поняла? — звенящим голосом поинтересовалась она. — Ты, Танька… Татьяна Николаевна… здесь… хочешь потолстеть? А тебе, Богдан, не нравится, что она… слишком худая?

И тут стало понятно, что за звон слышался в ее речи. Панна Ирина изволила смеяться! Изнемогая, она обессиленно припала к спинке дивана и едва не рыдала от смеха:

— Дрожжи… Пополнеть хочет… Худющая… Ох, парочка, я с вами сдохну!

— Сдохнешь! — согласно процедил от дверей гостиной хриплый ненавидящий голос. — Как есть сдохнешь, тварь! Веселишься? Думала, не выберусь, покончила со мной? Ан ошиблась! Теперь уж мое время веселиться!

У входа, крепко держась за дверную створку, стоял надкушенный Ириной пан Владзимеж.

Глава 9

Ведьмино кубло и Кармалюкова шайка

— Чего вскочила? Сбежать надумала? Не выйдет! — пан Владзимеж отпустил створку, шагнул к вскочившей панне Хортице. Но колени у него подломились, и он едва не рухнул. Стало видно, что его шатает от слабости.

Воспользовавшись моментом, панна Ирина забежала за диван, отгородившись от своего преследователя спинкой.

— Колобок-колобок, катился бы ты отсюда, а? — как всегда, странными словами и очень жалобным тоном попросила она. — А то ведь я могу не выдержать и тебя съесть! — она с жадностью уставилась на капельки крови, выступившие из ранок на горле пана Владзимежа.

— А-а, любуешься! — пан Владзимеж провел рукой по шее и уставился на свою окровавленную ладонь. — Недолго тебе осталось! Тимиш мой за ксендзом в Каменец поскакал! Прям тут на дворе тебе костер и сладим, вомперша проклятая!

— Опять? — возмутилась панна Ирина.

Графиня тоже разгневалась:

— Как можно, пан Владзимеж, в просвещенном девятнадцатом веке угрожать даме костром!

— С тобой, паненка, тоже разберемся! — рявкнул на Татьяну пан (вернее, попытался рявкнуть, в прокушенном горле что-то засвистело, забулькало). — С чего это за тебя всякая нечисть заступается…

— Когда честный человек похитить хочет, — в тон ему издевательски закончила панна Ирина.

— Кто вам поверит? Ваше слово против моего — нечистая сила, цыганенок да несмышленая девчонка, пусть и графского звания — против солидного человека? — прохрипел пан Владзимеж. — А уж я велел Томашеку от ксендза к исправнику скакать, а как отыщет, все по-нашему ему обсказать и с жандармами сюда вести!

— Эй, пан, что-то ты заговариваться стал — зачем исправника искать, тут он, и жандармы его тут, ты ж их сам вызвал? — удивился Богдан.

Пан Владзимеж мучительно нахмурился, словно сквозь затуманивающую разум слабость пытался сообразить, что ему толкует этот мальчишка, потом пробормотал:

— Крылья у Тимишова коня выросли, что ли? Вроде ж минут пять как ускакал… А коль тут, так и ладно… Пан исправник! Скорее сюда! Здесь… — хрипло возвысил голос он.

— Здесь она! — энергично откликнулся звонкий девический голосок, и в гостиную ворвалась беловолосая Марыся во главе троицы своих подружек. При виде панны Ирины глаза ее полыхнули. Она узрела ведущее в кабинет окошко на стене, и немыслимая ярость исказила хорошенькое личико. Кажется, Марыся даже и не осознавала присутствия пана Владзимежа. Ее затуманенные бешенством глаза видели лишь одно — подлая чужачка, лишившая ее нарядного платья и положенного триумфа на балу, вновь что-то умыслила!

— С графинькой сговорилась, платья чужие бальные надеваешь, — зловеще процедила разгневанная ро?бленная. — Теперь еще за благодетельницей нашей подглядываешь! — голос ее поднялся до немыслимого, во всех уголках поместья слышного визга. Сквозь прозрачное окошко в стене видно было, как прекратили торговаться, замолчали и прислушались засевшие в кабинете Оксана Тарасовна да паны. И это было уж последним, что удалось разглядеть в колдовское окно.

Потому как разъяренная Марыся с гневным воплем:

— Думаешь, никто твоих чар не перебьет? Так на-а тебе! — сорвала с надкаминной полки бронзовую итальянскую вазу и, обеими руками подняв ее над головой, изо всей силы запустила в начарованное на стене окно.

Немалой тяжести ваза, ровно пушечный снаряд, ударила туда, где еще недавно была крепкая кирпичная стена. С неистовым звоном бьющегося стекла наколдованное прозрачное окошко, словно взрывом, вынесло прямо в кабинет. Секущие осколки широким веером накрыли всех. Паны-гости в едином порыве попадали за кресла. Лишь пан Анатоль замешкался. Широкий стеклянный осколок со свистом врезался ему в горло и… вонзился в резную спинку кресла. По стеклу медленно расплылось кровавое пятно… начисто срезанная голова, соскользнув, будто со стеклянного блюда, мячиком поскакала по полу.

Влетевшая вместе с осколками бронзовая ваза, тяжеловесно вращаясь, неслась прямо в лицо сидящей за столом Оксане Тарасовне. Пани экономка резво вскочила, вскинула руку… из ладони ее будто упругим ветром хлестнуло. Вазу отшвырнуло прочь, мимоходом съездив по затылку притаившегося за креслом корсетного сынка. Молодой паныч хрюкнул коротко и ткнулся носом в пол.

Выпущенный из ладони пани экономки ветер с силой ударил в стену меж кабинетом и гостиной. Зияющая отверстием стена тягостно заскрипела… и с грохотом завалилась в гостиную.

Татьяна успела еще увидеть падающие на нее кирпичи, как панна Ирина ухватила ее и вскинула в воздух. Что-то металлическое ткнулось в пальцы, она судорожно вцепилась, руки рвануло болью, графиня повисла… Когда заполонивший комнату грязно-белый туман из штукатурки и пыли немного развеялся, обнаружила себя висящей под потолком, держась за рожок кованой люстры. Рядом с ней, точно так же крепко ухватившись за золоченые завитки, болтались панна Ирина и цыганенок. Под ними высилась изрядная груда кирпичей, в которую превратилась недавно еще крепкая стена. Издалека слышался топот бегущих к ним людей, а оставшиеся в кабинете, запрокинув головы, не отрывали глаз от дрыгающихся в воздухе Татьяниных ног. Не успела графиня подумать, сколь неприлично выглядит она, ежели глядеть снизу, как не выдержав тяжести, крюк люстры сломался.

— А-а-а! — дружно заорав, троица рухнула вниз.

«Все тело будет в синяках!» — подумала графиня, барахтаясь на расползающихся под ней кирпичах… и нос к носу столкнулась с вылезающим из-под завала паном Владзимежом. Сосед глухо постанывал и придерживал ладонью наливающуюся на лбу внушительную гулю. Будто боялся, что та убежит.

— Тьфу! — вместе с набившейся в рот штукатуркой вылетела парочка выбитых зубов, и пан Владзимеж наставительно прошепелявил: — Рефонфировать дворец нуфно, не век ему без рефонта фтоять, — а потом словно опомнился. Глаза его сузились, он вскочил на ноги и завопил: — Да их тут целое ведьмовское кубло!

Капитан-исправник ворвался в разрушенную гостиную во главе своих жандармов. Позади графиня увидала тревожно-любопытные лица дворни. Появление людей в мундирах пана Владзимежа воодушевило:

— Пан исправник! — заорал он. — Пани экономка тут стенки одной рукой рушит, из-за девки белобрысой с вазой почтенный человек вовсе головы лишился…

— Панна Марыся прелестна, — пробормотал пан Валерий, безуспешно пытаясь отчистить свой новехонький сюртук. — Любой бы голову потерял, — он покосился на валяющуюся у самых его ног срубленную стеклом голову, — однако ж не столь явно…

Исправник поглядел на Марысю оценивающе. Беловолосая засмущалась и попыталась спрятаться за спины подружек.

— А вомперша ихняя из меня кровь пила, во! — продолжал вопить пан Владзимеж. Он рывком оттянув ворот рубашки, демонстрируя следы укусов. — Панночка графиня с ними в сговоре! Хватайте ведьм, пан исправник!

Четверка ро?бленных дружно по-мышиному пискнула.

— Пан исправник современный, образованный человек, пан исправник не верит в таковые средневековые бредни! — торопливо пробормотала экономка, заискивающе улыбаясь замершему в дверях исправнику. — То пана Владзимежа кирпичом по голове ушибло, вот он городит невесть что! Помилуйте, какая ж из меня ведьма!

— А по мне, так ведьма и есть! — уцелевший пан Мыколай, кряхтя, выбрался из-за кресла. — Тридцать тысяч золотом ей мало!

Пан исправник еще более оценивающе уставился на Оксану Тарасовну и разбросанные по письменному столу деньги и драгоценности.

— Панна Ирина не вампирша! — в один голос протестовали Татьяна и цыганенок, а графиня мысленно добавила: «По крайности, пока…»

— А довод у нее какой есть, что не упырица она? — ухмыльнулся пан Викто?р.

— Еще какой! — немедленно ответила панна Ирина. Графиня даже восхитилась ее спокойствием. — Я ж вас пока не слопала, хотя вы напрашиваетесь — страшное дело как!

— Тоже мне довод! Такое и я про себя сказать могу! — возмутился пан Владзимеж. Потом озадаченно потер растущую гулю. — Могу, да… Так я ж и не вампир, потому и могу… Что-то я вовсе запутался…

— Да ты погоди пока, — утешил его пан Мыколай. — Сам же говоришь, что упырица тебя грызанула? Глядишь, скоро и тебя придется осиновым колом успокаивать…

— Э-э! Ты что мелешь-то, пан сосед? — взвился пан Владзимеж, не предполагавший подобных выводов из собственных речей.

— Панове, панове! — примирительным тоном вмешался пан Валерий. — Тут представитель императорской власти! Пусть пан исправник скажет, что он думает! — любезно предложил пан Валерий, оборачиваясь к молчаливой фигуре в парадном жандармском мундире.

— А бес его жандармскую душу знает, чего пан исправник думает, — не сводя глаз с лежащих на столе сокровищ, откликнулся тот. — Як встретите его, паны-баре, так сами и спросите! А поки що… — он ловким движением выхватил из-за обшлага мундира холщовый мешок. — Устим Кармалюк вам каже — гонить, паны, гро?ши, накрылися ваши графские заручины! [Помолвка (укр.).] — в другой руке у него появился ладный жандармский пистоль, укороченным рылом своим пялящийся в лоб пану Владзимежу — точно в растущую гулю. Переодетые жандармами Кармалюковы хлопцы, ухмыляясь, многозначительно защелкали затворами винтовок.

— Кармалюк! — с ненавистью глядя на лже-исправника, выдохнул пан Владзимеж.

— Кармалюк! — с ужасом простонала Оксана Тарасовна.

— Кармалюк! — облегченно вздохнула графиня Татьяна. — Явился-таки!

— Клинок Кармалюка! — прошептала панна Ирина, впиваясь взглядом в висящую на бедре знаменитого разбойника саблю.

Глава 10

Провороненная сабля

— Не держите сердца, паны, — весело проговорил Кармалюк, и, не опуская пистоля, отступил к усыпанному деньгами и драгоценностями — ценой за Татьяну — столу. — Не печальтесь за гро?ши. Крипакив своих обдерете, с потом да кровью выжмете — все повернете! А ци я заберу, уж извиняйте! — одной рукой он подставил распахнутый мешок под край стола. Так называемый жандарм подскочил и принялся горстями сгребать деньги. Помощник был хрупким, изящным — вовсе не похожим на остальных крепких Кармалюковых хлопцев. Татьяна кинула быстрый взгляд под жандармскую фуражку и с изумлением увидала под козырьком хоть и весьма суровое да решительное, но все же несомненно женское личико.

«Так вот она какая, Зинька-кармалючка, знаменитая разбойница, подруга Кармалюка, не побоявшаяся уйти вместе с ним в леса!» — мелькнула мысль. Но неужто не знает решительная Зинька ни про Маланку, ни про Ганну, ни про Катерину с графининой тезкой Тетяной? И они тоже друг про дружку не ведают?.. Ай да Кармалюк!

Но уж собой-то графиня была премного довольна, уж она-то, выходит, знает все да про всех и умеет этим знанием пользоваться! Ее план сработал — кармалюковские возлюбленные побежали к своему полюбовнику в лес, сообщать о привезенных в поместье немалых деньгах. Как только на опушке не столкнулись? Сейчас, встречаясь со смеющимся взглядом графини, выглядывающие из-за широких плеч Кармалюковых хлопцев все четыре дворовые девки опускали глаза. Глупые, их панночка вовсе не сердилась, наоборот, все вышло как нельзя лучше! Кармалюк исчезнет с панскими деньгами — и она свободна! Никакого замужества!

— Клинок! — одними губами шепнула панна Ирина. — Мне нужна его сабля!

Ах да, конечно, есть ведь еще и условия рыцарского странствия панны Ирины и ее цыганенка. Надо добыть саблю — и безумная парочка двинется дальше по своему пути, навсегда исчезнув из Татьяниной жизни, а графиня спокойно останется в родном своем поместье. Разом с пани экономкой, ее воспитанницами, жадными панами-соседями, Кармалюком — опять одна, отныне и навсегда, ни друга, ни родича рядом?

Очистивший стол Кармалюк шагнул к пану Владзимежу и ткнул дулом тому в живот:

— Ты тоже карманы выворачивай, пан! Ты пуще всех графское добро для своего пришелепкуватого сынка сватал!

— Грабижник! Розбишака! — процедил пан Владзимеж, однако принялся покорно вытряхивать банкноты. Предусмотрительный пан прихватил с собой изрядные гроши, видно, полагал, ежели не выйдет с похищением, все ж таки участвовать в аукционе. Вот только что невеста-наследница, которую никто и в расчет не брал, наведет Кармалюка — не рассчитал. Татьяна злорадно усмехнулась, а потом запечалилась. А ведь пан Владзимеж, в отличие от панны Ирины и невозможного цыганского наглеца, не денется никуда. И от планов своих на графское поместье вряд ли откажется.

Пан Владзимеж тем временем опорожнил карманы и замер, всей фигурой изображая, что больше у него нет ни полушки. Ухмыляющийся Кармалюк сунул пистоль за пояс, запустил руку протестующему пану за пазуху и выволок на свет божий еще одну толстенную пачку денег.