Заяц приятно улыбнулся, блеснув крепкими белыми зубами, залихватски огладил лапой усы и низким басом сказал:

— Приветствую вельможных панн та вельможного пана! Дозвольте почтительнейше репрезентоваться! Естесь мы тут зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас! — при этом он взмахнул лапой, указывая на второго такого же зайца.

Оружие в лапах этого второго неотрывно и угрожающе глядело графине Татьяне в лоб.

Глава 11

Зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас

Здоровенный заяц с немецким трофейным «шмайссером» в лапах — это прикольно! Даже если он тебя тычет этим самым «шмайссером» под ребро — все равно прикольно, хоть и неприятно! Ирка ощерилась и предостерегающе рыкнула.

— Цихо, паненка! — шикнул на нее заяц, который представился Ковальским. Из-под его выкрашенной в защитный цвет каски с белой польской звездой высунулось длинное ухо, локатором развернулось, чутко подрагивая и ловя заполняющие осенний лес шорохи. Вокруг все притихли, почтительно взирая на вытянувшуюся в струнку заячью фигуру. В лесу стояла абсолютная, ничем не нарушаемая тишина.

Ковальский взвился с места сразу, одним сильным толчком мощных задних лап перемахнув через остальную группу:

— Язда, хлопцы! Ходу, ходу, ходу! — прокричал он уже на бегу, проламываясь сквозь подлесок.

Ирка мгновенно пристроилась ему в затылок, побежала, не отрывая взгляда от плащ-палатки на плечах перескакивающего через бурелом матёрого зайца. Сзади слышалось прерывистое дыхание — Татьяна держалась на одной лишь силе воле, с чавканьем выдирая из размокшей земли вконец изуродованные бальные туфельки. Ирка сама едва волочила ноги с налипшими комьями грязи и отлично понимала, чего стоит подруге и этот непрерывный бег по мокрому лесу, и упорное, без единой жалобы молчание. Молодец, графиня! Богдан бежал, сосредоточенно глядя себе под ноги, стараясь не спотыкаться о торчащие из размытой дождями земли древесные корни. Замыкающим двигался заяц Бразаускас. Не спуская когтя с курка «шмайссера», он то и дело настороженно поглядывал через плечо.

— Сейчас зачнётсён! — хватая воздух, прохрипел Ковальский.

В глубине чащи громко затрубил рог, и, казалось, весь лес откликнулся диким, сулящим кровавую охоту воем. Звук располосовал тишину, стряхнул пожелтевшие листья с деревьев, заставил мелкое зверье в ужасе забиться в норы. Ирка всем телом чуяла, как сотни когтистых лап мягко оттолкнулись от земли, пускаясь в безудержный охотничий гон, как чуткие носы ловят ветер и щерятся оскаленные пасти.

— Й-ех! — подпрыгнув, Ковальский ухнул куда-то вниз, лишь уши из-под каски мелькнули.

Ирка почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног, и кубарем покатилась по засыпанному прелой листвой склону. С громким плеском она свалилась в протекающий по дну оврага ручей. Рядом в вихре изодранных в клочья лент и черного от грязи кринолина свалилась Танька. Богдан с истинно цыганской ловкостью притормозил на самом краю оврага и помчался вниз длинными скачками.

— Ложись! — спрыгнувший сверху Бразаускас сшиб его с ног, навалился, вжимая мальчишку в раскисший берег ручья.

Земля содрогнулась. Высокий фонтан камней и вырванного с корнями подлеска взвился далеко позади, рухнул, осыпая собой окрестные деревья. И только тогда до засевшего на дне оврага отряда докатился звук взрыва. Будто колотушкой ахнуло по ушам.

Ирка закричала, скорчившись и зажимая ладонями уши.

Несшийся над лесом торжествующий вой оборвался, сменился отчаянным многоголосым скулежем.

— Ото так! — удовлетворенно рявкнул Ковальский. Ухо его победно торчало из-под каски, усы грозно топорщились, а раскосые глаза сверкали недобрым блеском. — Получили свое! Куда вам, гниды фашистские, против матёрых-то!

Когтистая лапа рванула Ирку за плечо, заставляя подняться.

— Тилько по во?де! — скомандовал он, сам первый прыгая в ручей. — З во?ды не выходзить! Ходу, панове, ходу, то ще не все!

Загребая лапами, он с плеском двинулся по ручью навстречу течению. Застонав сквозь зубы, Танька оторвалась от земли и, высоко подобрав грязные юбки, ступила в воду. Коротко охнула — вода оказалась холодной, и упрямо зашлепала вслед за Ковальским.

Ирка шагнула… Ой-ей-ей, вода не холодная! Она же… ледяная, зараза, такая, что сердце перехватывает! Зубы начали выбивать частую отрывистую дробь, заглушая шаги Богдана и Бразаускаса.

— Ниц с вами не будет, паненки! — верхняя заячья губа еще больше приподнялась в ухмылке, до верха открывая крупные резцы. — Зи?мно, холодно, если по-вашему, зате живые!

Наверху, в опасной близости от оврага, снова гулко прогудел рог, подтверждая слова Ковальского, что еще и вправду не все! Вой откликнулся опять — сперва слабо, неуверенно. Ирка могла поклясться — а ведь тех, кто выл, стало меньше! Не намного, но меньше. Звук стал нарастать, зазвучал громче, яростней! Теперь в нем было неумолимое обещание мести!

Ковальский на бегу махнул в направлении, откуда слышался мстительный вой, лапой с оттопыренным средним когтем:

— Че?кай, че?кай [Жди, жди… (польск.)], пока не облезешь!

Дно оврага, по которому бежал их отряд, стало медленно, постепенно забирать вверх. Ручей еще какое-то время хлюпал под лапами и ногами, а потом исчез, нырнул под землю. Настороженно выставив дуло «шмайссера», Ковальский короткими прыжками рванул вверх по склону. Ирка, цепляясь за торчащий кустарник, полезла следом. Сзади-сбоку раздался едва слышный вскрик, шорох потревоженных ветвей. Ирка обернулась.

Танька все-таки не выдержала. Цепляясь слабеющими пальцами за корни, она обессиленно лежала на склоне, прямо на мокрой земле. Пышный кринолин всеми дырочками некогда роскошных кружев насадился на ветки сухого кустарника и не давал девочке сдвинуться с места. Ругающийся сквозь зубы Богдан полосовал неподатливое кружево ножом. Ну вот, предупреждали же ее! Сама Ирка от кринолина избавилась сразу же, оставшись в одних отороченных рюшами панталонах — а что, нормальные штанишки, на капри похожи, только пошире! Но графиня же так не может, графиня же приличия блюдет. Как она в этой юбке вообще столько времени шла — непостижимо!

Ирка бегом вернулась к застрявшей на кусте подруге. А вот тебе твои приличия! Богданов нож полоснул в последний раз, оставив лишь драные ажурные лоскуты вокруг Танькиных бедер. Ну и панталоны, конечно, как же без них! Ирка хмыкнула, подхватила обессилившую подругу под мышки и поволокла наверх.

— Я сама, сама! — упрямо простонала Танька, все еще пытаясь перебирать ногами.

— Виси молча! — сквозь зубы процедила Ирка, вскидывая подругу на плечо. Если уж все равно овампириваться, то пусть силища хоть на что-то сгодится. Пригибаясь, девочка рванула наверх.

— Де вы есть? — недовольно буркнул поджидающий их Ковальский. Увидел Танькину срезанную юбку, торчащие усы недовольно дернулись. — Ниц не зробишь, нех бендзе! [Пусть будет! (польск.)] — отрывисто скомандовал он. — Не затрымыватьсён! Шибкость — то головне! — и вновь поскакал напрямик через лес.

Измученный отряд наддал ходу, ориентируясь по мелькающим между стволами ушам. Еще пропетляв среди деревьев, Ковальский выскочил на утоптанную звериную тропу.

Бежать стало легче.

Из оставленного ими оврага донесся торжествующий вой. Преследователи нашли брошенные Танькины кружева.

Ковальский досадливо крякнул, щеря передние резцы.

— Бразаускас! — сорванным голосом скомандовал он.

Бразаускас понял приказ без слов, лишь молча козырнул, вскидывая лапу к нахлобученной между ушами фуражке-конфедератке, и вытащил из-за пазухи гимнастерки ребристую гранату-лимонку с привязанной к кольцу тонкой бечевкой.

— Цо встали? Вперед! — гаркнул Ковальский, вновь устремляясь по тропе.

На бегу Ирка обернулась через плечо, увидев, как Бразаускас крепит гранату в кустах. А потом аккуратно, бережным движением пропуская между когтями, растягивает поперек тропы привязанную к гранате бечевку.

Через пару мгновений скачущий во весь мах матёрый заяц догнал отряд, как всегда пристроившись замыкающим.

Еще через мгновение вновь прогремел оглушительный взрыв. Плотная волна горячего воздуха ударила Ирке в спину, повалила. В глазах потемнело. В ушах звенело.

Ее вздернули на ноги, она увидела над собой оскаленную морду Ковальского. Матёрый заяц разевал пасть, что-то крича, но Ирка не слышала ничего сквозь заполонивший уши писк. Звук включился разом, будто нажали кнопку на пульте телевизора.

— …знов до лясу! — рявкнул Ковальский. — Строго на заход слонця! — и, свернув с тропы, поскакал через редколесье.

Перед глазами у Ирки плавали цветные круги. Танька и Богдан, ухватив за руки, поволокли ее за собой.

За спиной по-прежнему неумолимо пел рог и откликался многоголосый вой.

Голова у Ирки отчаянно кружилась, она едва переставляла ноги.

«Кажется, в кино это называлось контузией», — мелькнуло в голове. И кажется, от разорвавшейся за спиной лимонки не помогают ни собачья выносливость, ни недавно появившаяся вампирья сила. Если бы не надо было все время бежать! Хоть пару минут передышки!

Словно услышав ее мысли, Ковальский оглянулся и притормозил у старой поваленной сосны:

— Постуй! Привал, по-вашему… — пояснил он, оглядываясь на ребят.

Богдан, казавшийся все время таким решительным и неутомимым, при этих словах глухо застонал, ноги у него подломились, и он рухнул лицом вниз в застилавшую землю бурую хвою. Танька жалостно всхлипнула, присела рядом… и начала утешающе поглаживать его по спутанным темным вихрам.

— Пьёнть хвылин! [Пять минут! (польск.)] — глядя на измученных ребят, предостерегающе буркнул Ковальский. Настороженным столбиком присел на задние лапы, переднюю запустил под гимнастерку и вытащил массивный железный портсигар. Наскоро свернул когтями самокрутку и, зажав ее между здоровенными передними резцами, ткнул открытым портсигаром в сторону ребят. — Па?лите?

Ирка и Танька дружно замотали головами. Богдан не шевельнулся.

— То добже! — перебрасывая портсигар Бразаускасу, одобрил Ковальский. — На войне многие молодыки па?лить починают, а то не добре для дзецька! — зайцы сосредоточенно задымили.

— На войне? — прохрипела Ирка, снимая и обтирая залитое по?том лицо пилоткой с красной звездой. Той самой, которая еще недавно была кокетливой шляпкой с лентами, а раньше — цыганской шалью, чепцом и ветхой треуголкой. Ирка оглядела себя. Да-а, с драным кружевным лифом бального платья и заляпанными грязью панталонами армейская пилотка смотрелась, конечно, офигительно! Но, кажется, только благодаря ей зайцы матёрые Ковальский и Бразаускас не положили их двумя короткими очередями из своих трофейных «шмайссеров», когда троица вынырнула из квестового перехода. — На какой войне? — она и сама догадывалась на какой, ей нужно было лишь подтверждение.

Раскосые глаза Бразаускаса подозрительно сощурились, превратившись в совсем узкие щелочки. Глаза Ковальского, наоборот, распахнулись во всю ширь, а пасть с прилипшей к резцам самокруткой изумленно приоткрылась:

— Тебя надто сильно контузило? Як то — на якой?

— Нет-нет, я все поняла! — торопливо проговорила Ирка. — На Отечественной, конечно!

— Ну, як ваши ее называют, — успокаиваясь, кивнул Ковальский.

— На Отечественной? 1812 года? — прежде чем Ирка успела ее предостерегающе пнуть, влезла в разговор Татьяна. Графиня с ужасом посмотрела туда, откуда они бежали, и дрогнувшим голосом переспросила: — Ужели это наполеоновские солдаты столь страшно воют?

— Смеёшьсён? — гневно дернул длинным ухом Ковальский. — Выпаски полисуновы воют, прихвостни фашистские! — в подтверждение он дернул самого себя за торчащий из-под гимнастерки короткий пушистый хвост.

— Кто такие фашисты? — осторожно поглядывая на зайцев, шепотом спросила Татьяна.

— Это такие проблемные немцы, — буркнула в ответ Ирка.

По озадаченному выражению лица было ясно, что графиня ничего не поняла, но от дальнейших расспросов решила пока благоразумно воздержаться.

Далеко-далеко, на пределе слуха, снова затрубил рог, и снова ответом ему был вой — растерянный, вопросительный, вой потерявшей добычу стаи.

— За нами волки гонятся? — сообразила Ирка и тут же осеклась. С вопросами тут надо быть поосторожнее, вон как Бразаускас на нее глазом косит — даже больше, чем обычно зайцу положено!

— Полисун их поднял, гнида нацистская, нас сцигать! — мрачно ответил Ковальский, плюя на зажатую в когтях самокрутку и аккуратно заталкивая окурок обратно в портсигар.

— А кто такой полисун? — решилась не отставать Ирка — надо хоть немного разобраться в обстановке пятого тура, иначе пропадут они тут, в лесах.

— Полисун есть влият-тельный лесной жит-тель, — с прибалтийским акцентом сказал Бразаускас, тоже пряча окурок. — Очень сильно есть влиятельный, очень давно-о…

— Этот, как его… — неуверенно пробормотала Ирка, вспоминая немногие виденные ею военные фильмы. Бабка кино про войну не любила, предпочитая всему на свете мексиканские сериалы, однако на Девятое мая все же смотрела, будто ритуал выполняла. — Полицай, да?

— Хуже, — буркнул Ковальский. — Пастеж вилкув — волков пасет. Где война, там и он своих волков выпасает. Дзись ему дуже велке паствисько.

— А если без полисуна с волками договориться? — быстро сказала Ирка, предлагая, с ее точки зрения, вполне очевидный план спасения. — У меня там… дома… — она неопределенно махнула рукой — знать бы и вправду, где он, этот дом? — среди знакомых есть вполне нормальные волки… ну не совсем, правда, волки… — немедленно исправилась она, увидев, что не только Бразаускас, но и сам Ковальский уже на нее нехорошо косится, — а такие, скорее помесь с… — хотела сказать «с людьми», но тоже не решилась, кто его знает как зайцы к оборотням относятся? — В общем, я могу попробовать со здешними волками тоже пообщаться…

Ковальский поднялся одним сильным толчком лап:

— Зайцы матёрые со шкурами продажными не умавяютсён! Не договариваются, если по-вашему! — надменно процедил он сквозь широкие верхние резцы. — У нас с такими разговор короткий — за хвост и к стенке! — он выразительно передернул затвор автомата. — Все, привал скинчен! Цо разлеглись? Повстать! Повстать, сказалем! — резко проорал он и, не дожидаясь ответа, опять ломанул в лес.

С мучительным стоном Богдан отодрал себя от земли, стряхнул облепившую лицо хвою и, пошатываясь, потащился следом за несущимся скачками зайцем. Постепенно его шаги становились все тверже, он уже бежал, то нетерпеливо оглядываясь на торопящихся следом девчонок, то ловя настороженный взгляд скачущего замыкающим Бразаускаса.

Звук рога слышался все ближе.

Отряд отступал на запад.

Глава 12

Зубами, когтями и автоматом

Застывший в неподвижности Ковальский предостерегающе поднял лапу. Все остановились, сгрудившись у него за спиной. Ирка, неслышно ступая, подошла и сквозь просветы ветвей глянула на открывающуюся перед ними полянку.

— Не туда смотришь, — одними губами шепнул ей Ковальский. — Правей.

Ирка послушно перевела взгляд правее и чуть не вскрикнула от неожиданности. На другой стороне полянки, припадая к земле и почти сливаясь с пятнами старой хвои, крался крупный рыжий волк.

— С фланга обошли, — зло прошептал Ковальский. — А нам на дру?гу стро?ну как раз и надо… Бразаускас! — Второй заяц возник за спиной. — Сними его! Але цихо! — И Ковальский выразительно провел когтем поперек своего мохнатого горла.

Без единого звука Бразаускас исчез в подлеске. Через мгновение картина на другой стороне поляны изменилась. Рыжий волк все так же крался, настороженно припадая на брюхо, поводя чутким носом, уверенный, что это он тут преследователь. Но позади него, обдуваемая встречным ветром, а потому неощутимая даже для волчьего нюха, неслышно выросла ушастая тень в гимнастерке. Дуло автомата ткнулось волку точно под азартно задранный хвост:

— Хенде… э… Пфоте хох! [Лапы вверх! (искаж. нем.)] Все четыре! — тихо скомандовал Бразаускас.

Волк неподвижно замер.

— Чудит Бразаускас! — недовольно сморщил розовый нос Ковальский. — Знайшов час «языка» брать, когда погоня у нас на хвосте!

Погоня выскочила и вцепилась Бразаускасу в хвост.

Серой тенью выметнувшись из низкого подлеска, еще один волк взвился у Бразаускаса за спиной. Щелкнул клыками, целясь в подрагивающий куцый заячий хвост. Бразаускас стремительно крутанулся, вламывая автоматом серому по зубам. Визжащий волк покатился по поляне, но на спину зайцу уже вскочил его рыжий собрат, впился зубами в торчащее ухо.

Истинным медведем матёрый Ковальский ломанул на поляну. Короткой очередью от мохнатого бедра снял повисшего на Бразаускасе врага.

Торжествующее гудение рога заполонило поляну, и окрестные кусты будто взорвались. Волки, волки, волки, хрипя клокочущей яростью, вылетали на поляну.

— Бразаускас!

Матёрые зайцы взвились в прыжке, с высоты поливая свинцом накатывающую на поляну стаю.

Богдан выхватил свой длинный цыганский нож и пригнулся навстречу волку, мчащемуся на него со скоростью хорошо разогнавшегося курьерского поезда. Волк прыгнул. Лезвие по рукоять вошло в звериное горло. Волк обвис, не давая мальчишке выдернуть нож. Сбоку на оставшегося безоружным цыганенка бросился второй зверь. Повалил наземь. Богдан с трудом удерживал нависшую над ним смрадную морду с горящими злобой глазищами и истекающими слюной клыками. Оружие, хоть какое-нибудь! В безнадежном отчаянии он выхватил из-за пояса бесполезную игрушку — столовый ножик с графского стола, неспособный даже оцарапать плотную шкуру зверя. Ткнул им волка… Тонкое серебряное лезвие легко, как в масло, вошло хищнику в грудь. Горячая кровь из раны залила Богдану лицо. Волк взвыл, и Богдан почувствовал, что свободен. Выдернув из туши первого волка свой нож, Богдан с клинком в каждой руке врубился в дико завывающую стаю.

Волк прыгнул на Ирку. Мелькнуло всклокоченное мохнатое брюхо… Девчонка на лету перехватила противника за задние лапы и шарахнула им следующего волка по башке, по самое брюхо вколотив того в размокшую от дождей землю. Раскрутила живой визжащий снаряд над головой и с силой запустила навстречу набегающим волкам.

«Надо Таньке помочь!» — она стремительно повернулась к подруге.

Белая, как мел, Татьяна стояла, прижавшись спиной к дереву, и держала сложенные мисочкой ладони перед собой. И совершенно безумными глазами глядела на пляшущий в ее ладонях высокий язык огня. С тем же безумным выражением, будто миску, опрокинула ладони над головой кинувшегося на нее волка. Пахнуло паленой шерстью, истошно завывающий зверь, как пылающая комета, вломился в стаю, разгоняя своих перепуганных собратьев во все стороны.

— Я его подожгла! — не слабее волка завопила Танька.

— Правильно, жги следующего! — одобрила Ирка, выпуская когти, и полоснула ближайшего волка от глаза до уха.

— Я не знаю, как я это сделала! — в ужасе пискнула Танька.

— Метода не маэ значення, — успокоил ее Ковальский, приземляясь из очередного прыжка на спину очередному волку. Сильный толчок задних лап, оставивший в волчьей шкуре дырки от когтей, и Ковальский снова взвился в воздух. Сдвоенная очередь автоматов матёрых зайцев полоснула по волкам.

Рог загудел опять…

Разом, будто их из мешка вытряхнули, новые хищники хлынули на поляну. Пикирующий из прыжка Ковальский плюхнулся здоровенному волчище на спину, попытался прыгнуть снова… Сбоку на него, рыча и завывая, накинулась еще пара свежих, не измотанных, жадных до драки волков. Матёрый заяц встретил их очередью в упор, но следом перли все новые и новые. Раскалившийся автомат захлебывался очередями.