Митя надулся. Подслушивать нехорошо, а напоминать про отцовское природное плебейство и вовсе неблагородно!
— Думаешь, мы не пытались скрыть происшедшее? Вот эти самые благородные люди и разнесли — и с той же самой целью: чтоб у «партии Мраморного дворца» не осталось и шанса удержаться при власти.
— Но… — Митя только сейчас сообразил. — Дядюшка! Ты же сам… из «партии Мраморного дворца»? Ты же с Константин Николаевичем… в лучших друзьях! Соратниках!
А он еще пенял на дядюшку, что не представил Константину Николаевичу! Выходит, и хорошо, раз тот у государя в опале?
— Что же теперь будет? — шепотом спросил он.
Дядя в ответ криво усмехнулся.
— Флот возглавит Алексей Александрович. «Семь Пудов Августейшего Мяса» интересуется лишь изысканными красавицами и еще более изысканным столом. Его понимание флотского дела закончилось на парусных судах, а значит, скоро флот наш, и без того не лучший, вовсе превратится неведомо во что. Воля ваша, господа, — вдруг задумчиво произнес он, явно говоря не с Митей, а с кем-то, присутствующим лишь в его мыслях. — Великий князь в воришках — лишь примета происходящего. Что-то неладно с Великой Семьей.
— Они же… Даждьбожичи! — Митя даже испуганно огляделся, словно боясь, не спрятался ли кто под столом. — От начальных времен державы Киевой, в них — кровь Солнца! Как Солнце стоит над миром, так они — над державой, потому все, что делают они, — державе во благо!
— Они делают все, что державе во благо… — задумчиво повторил князь Белозерский. — Хорошо, если по-прежнему так, а не наоборот. А может, все потому, что Александр — случайный наследник. Если бы его старший брат не умер…
— Дядюшка! — вскричал окончательно скандализированный Митя. — Что вы такое говорите!
— Прости! Ты еще слишком мал, чтоб обсуждать подобные вещи.
— Я не маленький! — гневно вскинулся Митя.
Да что ж его всё в дети записать норовят?! На семейных приемах, куда он порой попадал с бабушкой («Младший внук? Сколько ему — скоро шестнадцать? Ах, княгиня, вы нас обманываете, вы слишком молоды, чтоб иметь такого взрослого внука»), он оставлял скучную детвору и неслышно, как тень, проскальзывал в курительные комнаты («Не гоните мальчика, господа, пусть учится правильному пониманию жизни»). Блистательные молодые офицеры, потягивая херес, с апломбом объявляли: «Министр… князь… посол… сенатор… сказал мне в Яхт-клубе…» Дальше следовал ворох политических сплетен, не всегда понятных, но всегда восхитительных ощущением причастности к тайнам державы и света. Нынче он сам сидит в Яхт-клубе, а князь, сенатор и даже бывший посол приобщает его к тайнам настолько опасным, что как бы в крепость не загреметь — и перед кем этим похвастаться, если в свете он отныне изгой?
— Я всего лишь хотел узнать: что теперь будете делать вы? — отвел взгляд Митя.
— Наставником молодых великих князей я, скорее всего, быть перестану. Сенаторскую должность и Государственный совет… возможно, тоже придется покинуть. Вернусь в действующую армию, — с некоторым даже удовольствием заключил князь. — Если в деревню не сошлют. Но уж винить в случившемся твоего отца точно не стану. Наоборот, именно в его деятельности вижу залог нашего возвращения.
— Его тоже сослали! — с возмущением воскликнул Митя. Да что ж такое! У него теперь и влиятельной родни в столице не останется?
— Ма-альчик! Сдается мне, ты слышишь только себя да свое нежелание уезжать от пикников да детских балов, — укоризненно протянул дядя. — Если ты и впрямь мнишь себя взрослым, постарайся понять. — Он снова вздохнул. — Я бы все едино ушел. В армии запретили обучение низших чинов грамоте, а безграмотные — как они справятся с новейшим армейским снаряжением? Нынче у нас идеи генерала Драгомирова в почете, а его высокопревосходительство полагает, что нововведения наподобие полевых дзотов лишь заставляют солдата трусить. А немецкие боевые автоматоны мы, видать, шашками порубаем. Противостоять этому можно лишь прямо на месте, в армии, чем я и займусь. Роль же твоего отца еще значительней…
Митя только фыркнул: вот уж значительность в этой самой Екатеринославской губернии!
— Все же маленький, — укоризненно покачал головой дядя. — Мальчик, твои предки, один за другим, служили в полиции. Поговаривают, еще в Разбойном приказе при Иване Грозном один Меркулов подвизался.
Почему дядя пытается навязать ему этих предков? Все Белозерские, вся родня его матери были военными, а по отцовской линии кто? Дед — городовой да прадед — сторож-будочник?
— …чудовищная слабость полиции.
Кажется, он что-то пропустил.
— За нашим императором… — Голос дяди прозвучал глухо, он помолчал и еще глуше добавил: — За моим другом охотились… мы знали… и не сумели предотвратить убийство. Нынешний государь живет в страхе. Веришь ли, господин Победоносцев, обер-прокурор наш синодский, поучает императора, как двери перед сном собственноручно запирать и под кровать заглядывать: не затаился ли там нигилист с бомбой. — Дядя криво усмехнулся. — Не смогли спасти царя, что будет с простым обывателем? Организации у полицейских служб нет — Департамент полиции появился в столице, а по губерниям жандармы по-прежнему плюют на полицейских, те мрачно отмалчиваются да гадят жандармам при любом случае. Железнодорожной полиции и вовсе никто не указ. Уездные исправники заняты выколачиванием недоимок. Городские полицмейстеры, те больше богатых купцов визитируют — собирают от них положенное… Так, кажется, это называется?
— Положение, — невольно поправил Митя.
— То есть взятку положить? — заинтересовался дядя. — Ты думаешь, откуда я это все знаю? Твой отец рассказал. Мы с ним последнее время много разговаривали. Он едет в Екатеринославскую губернию не только потому, что там — выделенное ему в награду имение. Твой отец едет в Екатеринослав главой первого губернского Департамента полиции. С особыми полномочиями и подчинением даже не губернатору, а столичному департаменту и Министерству внутренних дел. Он знает полицейскую службу с самых низов…
Митя опять покраснел: ну сколько можно?
— Этот самый Екатеринослав — место отнюдь не простое, важное для империи место. Если твой отец сумеет наладить настоящую полицейскую службу там… нам будет что ответить Победоносцеву. — Князь стиснул кулак. — Не буду говорить тебе сейчас о пользе для державы, но, если все удастся, отец твой вернется в Петербург уже статским советником. Пятый ранг, от него и до действительного статского с представлением ко двору и всеми прочими привилегиями недалеко.
— Статский? Статский! — Митя вскочил, тут же позабыв о дядюшкиных небезопасных откровениях. — От коллежского до статского советника обязательные четыре года выслуги! Мне торчать в этой дыре четыре года? Дядюшка, четыре года!
Дядюшка одарил Митю безнадежным взглядом.
— Предпочитаешь прятаться… на чердаке бабушкиного особняка?
— Почему… на чердаке? — растерянно спросил Митя.
— Потому что стоит тебе высунуть нос хоть в одну светскую гостиную — и сцена, которой я был свидетелем только что, повторится. Не имея возможности добраться до твоего отца, ревнители государевой чести отыграются на тебе.
Митя медленно опустился обратно в кресло. Понимание приходило — четкое и безжалостное осознание того, что все его отчаянные метания по Петербургу с самого начала были обречены на провал.
— Впрочем, если уж ты так страстно хочешь остаться… — В голосе князя зазвучали опасные нотки, но Митя все же вскинул голову в отчаянной надежде… и встретился с насмешливым взглядом дядюшки. — Ты знаешь, что надо делать, чтобы стать выше их всех. Чтоб даже великие князья лишь скрипели зубами от злости, но сказать ничего не осмеливались. Столь любимый тобой свет и двор — все станет тебе доступно. Хочешь? Поедем, сделаем все прямо сейчас — есть вполне подходящий… предмет. На Петроградской стороне выловили.
— Я знаю, — мрачно буркнул Митя. — Видел. А… там всего один мертвяк был?
— Поверь мне, одного вполне достаточно, — насмешливо приподнял брови дядя.
— На пятерых полицейских одного мертвяка тоже оказалось достаточно. Кажется, один из них ранен.
— Малокровные… — зло ругнулся дядя. — А может, и вовсе бескровные, сейчас их в полиции все больше. А кровных потомков Мораны, готовых исполнить свой долг, все меньше. Говорят, не comme il faut Кровной Знати превращаться в жандармское рыло.
Митя кивнул: конечно же, не comme il faut! Какой даже не Кровный, а просто дворянин согласится…
— Ну, или прикрывают цветистыми словесами свое малокровие, — презрительно закончил дядя. И почти шепотом добавил: — Сила Крови истощается.
— Да, все говорят, — согласился Митя.
— Кто говорит? Где? — стремительно обернулся дядя, и глаза его так блеснули, что стало понятно: болтунам не позавидуешь. — Здесь, в Яхт-клубе?
«Донести на Николаева? — подумал Митя. — Фу! Мелко».
— Каждый извозчик говорит. Во всяком случае, тот, что меня вез.
А что — правда ведь.
Дядя стиснул пальцы в кулак:
— И после такого ты по-прежнему отказываешься? Поехали, Митя… Да и для второго… скажем так, шага… найдем кого подходящего. В тюрьме хотя бы… Мне не откажут, — теперь тон князя Белозерского стал откровенно искушающим.