Илона Волынская, Кирилл Кащеев
Тень дракона
Пролог
Блондинки — страшная сила
— Знаешь что-о… — протянула хорошенькая, как фарфоровая кукла, девочка лет шестнадцати, задумчиво вонзая острый каблучок сапога в край серого сугроба, наметенного у бордюра клубной стоянки. Слежавшийся, в грязных разводах снег скрипел, будто жаловался. — Отвези меня домой.
— Че-его? — ее парень, постарше — лет девятнадцати, замер, не донеся сигареты до рта. — Маринка, ты ничего не путаешь?
— Путают — бесы, — равнодушно пояснила девчонка. Вырывающиеся из задней двери клуба цветные лучи стеклянно отблескивали в ее ярко-голубых, как у куклы, глазах. — Мне просто надоел этот клуб. Хочешь оставаться — оставайся, только вызови мне такси.
— Нет, ну видали наглость! — воскликнул парень, обращаясь к колючим зимним звездам на холодном серо-черном небе. — Слинять намылилась? Я тебя сюда привез? Охраннику, чтоб тебя, малолетку, в клуб пустили, на лапу сунул? Коктейль заказал? Кажется, пора расплачиваться, детка!
— Когда кажется — перекрестись, и все пройдет, — все тем же равнодушно-пояснительным тоном бросила Марина. — Извини, родной, но тебе ничего не обломится. — Она устало вздохнула и снизошла до пояснений: — Ты мне не понравился. Ты скучный. Дружки твои придурки, машина — отстой. И целуешься слюняво.
Недокуренная сигарета искристым метеором полетела в снег.
— Совсем оборзела, мелкая? — тихим, злым голосом прошипел парень.
— Борзею не я. Есть у нас в городе одна такая, что борзеет. Регулярно. — пробормотала Марина. По ее отсутствующему взгляду было видно, что она уже совсем не думает об угрожающе нависшем над ней парне, а говорит сама с собой. — Но тебе лучше с нею не встречаться.
Парень в ответ нечленораздельно взревел и, ухватив девчонку за плечи, толкнул к стене. Его лицо, синюшное в бликах мерцающей подсветки, надвинулось из полумрака. Смесь запахов сигарет, пива, соленой рыбы, сладковатого коктейля, еще какой-то дряни ударила в нос, вызывая тошнотворный спазм. Его губы растянулись в торжествующей усмешке, он навалился сверху, всей тяжестью больно вдавливая ее лопатками в обледенелые кирпичи…
— Впрочем, со мной тебе тоже здорово не повезло, — все с тем же невозмутимым безразличием обронила девчонка, брезгливо отворачиваясь.
— Уй-я-уй! — отчаянно взвыл парень, прикладываясь физиономией о шероховатый камень стены. Его поволокло назад. — Что? Кто? — парень задергался, как марионетка в руках неопытного кукловода, пытаясь освободиться из хватки нежданного врага. Девчонка, невесть как вывернувшись, стояла в стороне и… смотрела. Всего лишь смотрела на него. Пристально, исподлобья. Ее глаза, только что голубые, теперь мрачно светились гнилой болотной зеленью. Из груди парня вырвался задушенный вопль ужаса — он понял, что его никто, совсем никто не держит! Но и вырваться он не может!
Неведомая сила проволокла его сквозь сугроб и с размаху снова швырнула об стенку. Лицо вспыхнуло, точно его окунули в кипяток. Он опять перепахал ботинками сугроб… и стена вновь ринулась навстречу!
— Не-ет!
Рука девчонки стремительно метнулась, тонкие пальчики вцепились парню в волосы… Дрыгая руками, он завис всего в паре шагов от стены. Удерживая его, Марина… запустила руку ему в карман:
— Я только на такси возьму, — слегка извиняющимся тоном бросила она, вытаскивая одну купюру. Над остальной пачкой подумала, сожалеющее вздохнула, пробормотала: — Предрассудки, конечно, но что поделаешь… — и вернула обратно. И разжала стиснутые пальцы.
Новый отчаянный вопль ознаменовал очередное столкновение со стеной. Парня швырнуло обратно в сугроб — и снова к стене. Не интересуясь дальнейшим развитием событий, девчонка круто повернулась на каблуках и, лавируя между выставленными на стоянке машинами, направилась к выходу из проулка.
— Эй-эй! Чего это он? — кинулся к ней выскочивший из стеклянной будки охранник, с недоверчивым ужасом глядя, как ее недавний спутник старательно разбегается и со страшным воплем всем телом впечатывается в стену.
— Я ему отказала, — бросила через плечо девчонка.
— И что? — перепуганно спросил охранник.
— Похоже, это его сильно задело. Переживает человек, головой об стенку бьется, — обронила девчонка и пошла дальше.
Охранник некоторое время тупо глядел ей вслед. Шла она очень красиво. На таких высоченных каблуках девчонки обычно ковыляют, но эта двигалась изящно, легко, не цепляясь узкими носками и не застревая в щелях асфальта. Ее голубая курточка и разметавшиеся по плечам белые, как лен, волосы медленно растворялись в темноте.
— Эй, погоди! Сто-ой! — очнувшийся охранник беспомощно оглянулся на методично колотящегося о стенку парня и кинулся следом за девчонкой. С хрустом ломая наледь тяжелыми ботинками, промчался через автостоянку, выскочил из переулка… Освещенная редкими фонарями улица совершенно пуста. Девчонка исчезла. Как на метле улетела!
У мужика все мысли на лице написаны — замершая всего в паре шагов от вертящего головой охранника Марина криво усмехнулась. А неплохо бы сейчас на метлу — вж-жик, и дома! Но с метлой в ночной клуб — не гламурно. И мобильник, как назло, отключился — такси не вызовешь. Она еще раз без всякой надежды поглядела в погасший экран и на цыпочках, чтоб стук каблуков не мешал отводить глаза, двинулась вдоль улицы. Свернула, скрываясь из поля зрения охранника, и замерла в густом, плотном мраке неосвещенного проулка. Почему все суперкислотные клубы обязательно забираются в самую глубину самых грязных, самых темных переулков с самым битым асфальтом? А этот вообще — на краю городской балки! Уступами, точно большая лестница, улица уходила вниз, на дно пересекающего город здоровенного оврага, издавна застроенного старенькими, больше похожими на деревенские домишками. Тьма и тишь, только лениво побрехивают собаки, да мелькают редкие огоньки. Но по другую сторону балки шумит проспект, катят машины, там можно поймать такси… Марина пожала плечами. Ее уж точно никто не обидит! Она высокомерно усмехнулась и стала спускаться.
Дорога уходила все ниже и ниже. Раздолбанный, точно после артобстрела, тротуар перешел в обледенелую грунтовку. Одноэтажные домики-коробки под железными крышами сменились ободранными саманными хатами, похожими на спящих в подворотне нищих. Во дворах, побрякивая цепью, возились псы — иногда лениво, для порядку, тявкали, заслышав проходящую мимо девочку. Перебирая ногами брезгливо, как кошка лапами, Марина обогнула прихваченную тонким ледком кучу какой-то гадости. Фонарей не было вовсе, но из окон низеньких домов падали яркие прямоугольники света, и Марина запрыгала по ним, как по желтым коврикам — с одного на другой. Кое-где окна не светились, зато по покрытой белой наледью дороге пробегали цепочки разноцветных отсветов — самые нетерпеливые любители новогодних гирлянд уже развесили их по стеклам. Световое шоу для бедных. Марина презрительно дернула уголком рта.
Хруп-хруп-хруп — слежавшийся снег едва слышно хрустел под каблуками. Хруп-хруп.
Хруп.
Марина резко остановилась и, наклонив голову, стала вслушиваться в царящую вокруг сонную тишину. Льняные волосы скользнули по плечу, розовые от мороза уши, казалось, настороженно двигались, точно два локатора, — туда… сюда… Она слышала все — плач младенца за соседним забором, старческое перханье домом дальше, скандальное семейство наискосок и мурлыканье пригревшийся кошки на чердаке. Позади — ничего. Ни шороха, ни дыхания. Пожав плечами, девочка двинулась дальше.
Хруп-хруп-хруп…
Хруп.
Марина стремительно обернулась. На один краткий, почти неуловимый миг поперек светлого окошка на снегу легла тень. Крупная и плечистая — парень… И мгновенно исчезла, точно кто-то отпрянул во тьму. Неужели этого… на всю голову стукнутого… от родной стенки уже отлепили? Вряд ли… Скорее охранник… Вот уж энтузиаст своего дела! Надо от него быстрее избавиться. Хозяйка очень не любит, когда ее девочки встревают в неприятности.
Марина невольно поежилась и принялась снова вглядываться во мрак. Странно. Она могла поклясться, что рядом ни одной живой души! Ла-адно, поглядим… Марина зашагала по проулку.
Хруп-хруп… Теперь эхо чужих шагов за спиной слышалось совершенно отчетливо. Кажется, преследователь перестал скрываться, шаги раздавались все ближе, постепенно нагоняя девочку. Марина невольно пошла быстрее. Не бежать, только не бежать…
Сейчас! Она выпрыгнула из светового прямоугольника в кажущуюся еще более плотной мглу, припала на колено, и наманикюренные острые ноготки заскребли плотную снежную корку на тротуаре. Несколько сухих, точно искусственных, снежинок остались у нее на ладони. Марина пружинисто распрямилась и, вытянув губы трубочкой, длинно подула:
— Фью-у-у-х!
Закрученный штопором вихрь колючей поземки сорвался с ее ладони, словно там было не несколько пересушенных морозом снежинок, а все снежные запасы нынешней зимы. Развернулся в косматое белое полотнище и понесся вдоль улочки, перекрывая ее от стены к стене.
Сквозь плотное мельтешение снежинок на Марину глянули черные провалы глаз. Липнущий снег прорисовал нос и… раззявленную в беззвучном крике дыру рта! Проступили широкие плечи, грудь… Фигура рванулась, выдираясь из белой пелены, и прямо к Марине метнулся очерченный снегом призрак. В руке у него блеснула полоса стали, широкая, как кухонный нож!
— Ха! — крикнула беловолосая ведьма, с силой ударяя каблуком в землю. Вызванный ею снежный вихрь мгновенно сгустился — и тяжеленным сугробом обрушился на голову преследователя, погребая его под собой.
Бух! Это походило на взрывное устройство, сработавшее под грудой подушек. Снежный пух разметало во все стороны, а из середины раскуроченного сугроба с ревом поднялось нечто громадное, жуткое, вроде вставшего на дыбы белого медведя. И широкое, с ладонь, лезвие по-прежнему отблескивало в неверном свете.
Марина с испуганным писком кинулась прочь. И остановилась. Спокойно, только спокойно. Она аккуратно выровняла дыхание — глаза начали медленно разгораться зеленью. Ее не увидят. Она так хочет, и так будет — ее никто не видит, она исчезла, проулок совсем-совсем, ну абсолютно пуст. Нету тут никого, ясно тебе, тварь! Ступая совершенно беззвучно, Марина скользнула за спину чудовищу и принялась обходить его по широкой дуге… Оно круто повернулось следом. Плотно облепленное снегом лицо, точно гладкая, без единого отверстия, маска, слепо уставилось на девчонку — а кончик ножа смотрел точно ей в грудь. Марина судорожно вздохнула и вжалась спиной в стену. Вот теперь ей стало страшно.
— Котику-котику, котик биленький…
Марина не сразу поняла, откуда доносится жуткий, задушенный шепот — снеговая маска по-прежнему оставалась гладкой и неподвижной. Казалось, шепот шел со всех сторон, отталкивался от выщербленных стен, сочился из поскрипывающих на морозе изломанных голых ветвей, холодным туманом стлался у ног…
— Котик биленький, не лизь на колоду…
Гладкая маска вдруг нависла над ней — облепленное снегом существо сделало длинный скользящий шаг, оказавшись совсем рядом с Мариной.
— Бо поранишь лапку…
Нож сверкнул льдистым прочерком… Марина хрипло заорала и кубарем выкатилась из щели между тварью и стеной. Тяжело дыша, она сидела на обледенелой грунтовке. Руку жгло. Она поднесла к глазам дрожащие пальцы. На располосовавшем тыльную сторону ладони длинном порезе медленно, одна за другой набухали кажущиеся черными кровавые капли.
— Поранишь лапку, буде болиты…
Медленно и плавно, как в замедленной съемке, чудовище повернулось к девочке. Марина резко тряхнула пораненной рукой — капли крови оставили на снежной наледи черные пятна. Начали расползаться, все шире и шире, послышался запах гари — пятна вспыхнули, огненной цепочкой отделяя преследователя от жертвы.
Все тем же плавным скользящим шагом, точно в японских мультиках, тварь просочилась сквозь пламя — облепивший ее снег даже не зашипел. Лезвие ножа больше не сверкало — оно было покрыто кровью!
— Помогите! — сдавленно крикнула Марина и уже громко, во весь голос завизжала. — Помогите! Убивают!
Окрестные дома оставались все такими же тихими — светятся окна, из распахнутой форточки вьется сигаретный дымок, слышатся обрывки неспешного разговора и звяканье посуды.
— Буде болиты, та нема кому жалиты… — издевательски прошелестел шепот.
Острие ножа колючей звездой сверкнуло у самых глаз.
— А-а! — Марина перевернулась на четвереньки, поползла, раздирая колготки, вскочила и кинулась бежать, не разбирая дороги. Мерзлая грунтовка трещала под ногами, каблуки подламывались…
— Лапка болиты, та нема чим завертиты[Перевязать.]…
Шепот звучал в ушах, точно преследователь скользил рядом с ней.
— Була одна хустыночка[Платочек.], да й ту взяла Мариночка…
Ответвляющийся от улицы темный проулок вспыхнул белизной, и нож ударил из мрака, целясь пропороть девчонке бок. Марина вскрикнула, вильнула на бегу… Кончик ножа чиркнул по бедру, располосовал юбку. Сочащаяся из пореза кровь пропитала колготки. Острая боль. Марина споткнулась, раненая нога подломилась, она упала, больно расшибая коленки и ладони. Всхлипывая, поднялась, поковыляла дальше.
— На шматочки поделила да все хлопцам роздарила…
За спиной ей почудилось резкое движение воздуха, и она прянула вперед. Нож просвистел над головой. Медленно кружась, на землю упало несколько срезанных льняных прядей.
Грунтовка под ногами вдруг точно провалилась, посыпались камешки, и Марина кубарем полетела с невысокого обрывчика, с хрустом проломила тоненькую ледяную корку и рухнула в текущий по дну балки мелкий ручеек. От ледяной воды перехватило дыхание.
Над кромкой обрыва выросла белая фигура. Лишенная всяких черт снежная маска внимательно и в то же время равнодушно глядела на окровавленную девчонку в воде.
— Станут хлопцы сльозы утирать, за Маринкой сумувать…
— Не-ет! — Марина отчаянно заскребла каблуками по дну, отползая от надвигающегося существа. Извернулась, вскочила, побежала, разбрызгивая воду…
Посреди ручья проклюнулся плотный водяной купол, как бывает у поднимающейся со дна струи фонтана, и, медленно вырастая, белая фигура воздвиглась перед ней. Вода забурлила вокруг щиколоток, подсекая ноги, и девочка рухнула на колени. Нож взметнулся над ее головой.
— Какого черта тебе надо? — захлебываясь слезами, прокричала Марина.
Фигура скользнула ближе…
— Ничого не маю проты чортив, — неожиданно прогудел почти обычный, почти человеческий голос. — Тилькы вас, видьом, нена?виджу.
Гладкая снежная маска захрустела, разламываясь. Комья смерзшегося снега с бульканьем посыпались в воду, открывая спрятанное под ними лицо.
Марина страшно, истошно закричала.
Белый лунный луч ударился в прянувшее навстречу лезвие и исчез, словно в ужасе метнулся прочь. В груди у девчонки стало холодно-холодно, как-то тесно, точно туда вонзилась толстая, истекающая талой водой сосулька. А потом сразу невыносимо жарко, будто развели огонь. Тело выгнуло дугой, голова запрокинулась к дышащим холодом небесам, утыканным острыми ножами звезд. Горячая сосулька провернулась в груди, топя весь мир в невыносимой вспышке боли…
Среди звезд мелькнула крылатая тень и с яростным лаем рухнула с небес. Небеса пахли мокрой псиной и борщом.
Двумя часами раньше
— Не ест. — Заключила Ирка.
— Не ест. — Мрачно согласилась Танька.
— В первый раз вижу, чтоб эта скотина от жратвы отказалась, — задумчиво сказала Ирка, разглядывая высокомерно восседающего посреди комнаты кота и выложенные на табуретке два сиротливых вареника.
Здоровенный пестрый зверь лишь зевнул в ответ, открывая неслабые клыки, задрал лапу и принялся вылизываться, всем своим видом выражая презрение.
— Может, это от того, что мы с тобой на семь лет закляты замуж не ходить? — продолжала рассуждать Ирка.
— Ну и что? — пожала плечами Танька. — Семь лет в нашем возрасте — не фатально. Я, пока универ не закончу, замуж не собираюсь. Что нам по этому поводу уже и погадать нельзя? Ты хоть представляешь, сколько с меня на книжном рынке за эти рождественские обряды слупили? — вопросила Танька, потрясая книгой в потрескавшемся переплете с пожелтевшими от времени, махрящимися по краям страницами — на вид никак не меньше ста лет фолианту. — А твой кот вареники не жрет! — грозно уперев руки в бока, Танька нависла над котом. — Кот должен есть вареники! — в такт потрясая пальцем перед черным кошачьим носом, внятно и раздельно провозгласила Танька. — Чей вареник он первым съест, та первая и замуж пойдет!
Кот скосил на Таньку желтый круглый глаз, раскорячил задние лапы самым непотребным образом и принялся вылизывать мохнатое пузо.
— Ну или пес, пес тоже годится, — глядя в книгу, пробормотала Танька.
— О, так давай я перекинусь, и все дела! — немедленно возрадовалась Ирка. — А то если их немедленно не съесть, совсем засохнут! — разглядывая уже пожелтевшие по краям вареники, прикинула она.
— Ты не годишься! — отрезала Танька. — Ты нарушишь чистоту эксперимента!
— Можно подумать, я написаю на ковер! Я даже в человеческом облике такого не делаю! — обиженно пробормотала Ирка и уселась на этот самый старый облезлый ковер, по-турецки поджав ноги.
Танька лишь гневно фыркнула и под истошный вопль пружин плюхнулась на продавленный Иркин диван, отгородившись от всего мира своей ценной книгой. Помолчали. Ирка стянула сваренные для гадания вареники и, чтоб никому не обидно, засунула в рот сразу оба.
— Так, — отбрасывая книгу, провозгласила Танька. — Где борщ? — лицо у нее стало невероятно решительным.
Мощным глотком отправив вареники в желудок и чувствуя, как они толкаются боками, пробиваясь вниз по пищеводу, Ирка сдавленно проперхала:
— Ужинать будем? Давно пора!
— Какое ужинать? — возмутилась Танька. — Ирка, Рождество бывает всего раз в год! Вся рождественская магия только сейчас и работает! Что нам потом, целый год ждать, потому что кот твой, видите ли, вареники не ест? — она неодобрительно покосилась на животное. — А ты, наоборот, только о еде и думаешь!
— Я сегодня, между прочим, не завтракала! — снова надулась Ирка. — Проспала, в школу летела как сумасшедшая, потому что некоторым… — она выразительно поглядела на Таньку, — вчера полночи приспичило рушники вышивать!
— Все дни перед Рождеством расписаны — каждый для своей магии! — наставительно подняла палец Танька. — На святую Варвару вышиваются самые сильные обереги! Неужели ты не понимаешь? Лучше один день потратить на вышивание, зато пото-ом… — мечтательно протянула она. — Вот представь, наедет на нас очередная злобная ведьма, а у нас оберег готов! На отвращение болезней или на защиту от напастей. Или просто на счастье-достаток…
Ирка молча поднялась и вытащила из шкафа то ли очень узкое полотенце, то ли широкую ленту с грубо обчиканными ножницами краями.
— Скажи, пожалуйста… — вкрадчиво поинтересовалась она, — от какой конкретно напасти может оберечь вот это? От массовой агрессии потрошеных куриц во главе с обожравшимся колобком?
То, что ярко-алой ниткой было вышито на полотенце, напоминало не куриц, пусть даже потрошеных, а скорее взбесившихся тараканов. А вот колобок и впрямь присутствовал — вроде бы по центру, хотя и с легким перекосом вправо. Поперек физиономии у него красовалось нечто вроде кривой кровожадной ухмылки, будто он только что съел зайца с волком и лисой закусил.
