Изображение дернулось, понеслось снова — поток черного дыма, сквозь который то и дело проступало оскаленное яростью мужское лицо, ринулся в погоню за разбегающимися ведьмами.

— В тот раз ведьм понадобилось много, ведь я должна была подчинить Спиридона моей воле, — тоном лектора на научной конференции сообщила Ганна Николаевна и захлопнула ладонь. Изображение погасло. — На зеркале лучше выходит, — слегка извиняющимся тоном сказала она. — Кстати, дар показывать живые картинки я приобрела у одной старухи из Румынии. Она им ребятишек развлекала! — возмущенно пожала плечами киевская ведьма. — Сперва я собирала ведьм с редкими, особенными дарами. Конечно, их жизни поддерживали меня в форме, — она озабоченно пощупала свое лицо и, кажется, с трудом удержалась, чтоб не поглядеть на себя в карманное зеркальце. — Но это все не то! К тому же, когда я забирала неимоверную силищу старой Мелюзины, мне следовало подумать, сколько ей лет! — Ганна Николаевна укоризненно покачала головой. — И как она выглядит! Но твоя жизнь, жизнь полукровки, решит все мои проблемы! — радостно успокоила она Ирку, словно та волновалась.

— Я тоже состарюсь, — буркнула девчонка.

— Но гораздо позже остальных! — нравоучительно подняла палец Ганна Николаевна. — Согласись, несправедливо? Ты будешь жить только потому, что у тебя папаша — древний бог, а я, с моими блестящими способностями, состарюсь и умру? — Ганна Николаевна поглядела на Ирку возмущенно.

— Это не ваши способности. — процедила Ирка. — Вы их просто… натырили!

А ведь Танька почти догадалась — и про то, что убийца коллекционирует ведьм с особыми дарами, и про то, что великая Мелюзина из этой схемы выпадает…

— Да-да! — весело закивала в ответ Ганна Николаевна. — Вот кто действительно был умен — твоя подруга!

— Что значит — был? — замирая от недоброго предчувствия, прошептала Ирка.

— Укус серебряного скорпиона даже смертоноснее обычного, — безмятежно сообщила Ганна Николаевна, вытаскивая из кармана своей шубки сверкающее серебряное украшение — то самое, что было у Таньки на шее! — Создавать живые украшения меня… хм… скажем так, научила одна мастерица в Амстердаме. А вы даже не удосужились как следует осмотреть рану — сразу Спиридон, Спиридон… — передразнила она. — А ведь твоей подруге помочь некому — ваш мальчик думает, что она просто спит, и сейчас мчится к тебе!

— Может, не стоит так откровенничать? — предостерегающе сказала Оксана Тарасовна. — А то я ощущаю себя как в кино — главный злодей излагает скованному герою свои коварные планы. В кино это обычно кончается плохо — для злодея.

Киевская ведьма словно оцепенела.

— Если ты, Оксаночка, еще раз позволишь себе надо мной смеяться… — не оборачиваясь, ледяным тоном процедила она, — то вот эта штучка… — она качнула скорпионом, — окажется у тебя на шее! — Она совершенно по-детски надула губы и капризно пожаловалась: — Я двести лет хотела хоть с кем-то поговорить! Не могла же я вести долгие беседы с каждой дурехой, чей дар меня устраивал? И рассказывать, как я создала Спиридона? Это было бы крайне… неблагоразумно! Мой милый мальчик всегда отлично справлялся сам — мне оставалось только держаться поблизости, чтобы подхватить дар.

— Например, на крыше того дома, где убивали Мануэлу? — осведомилась Ирка.

— Вот именно! — кивнула Ганна Николаевна. — Но ты — дочь бога, ты изгнала из мира Дикую Охоту и заточила Костея Бездушного! Я понимала, что нам понадобится более тонкий, обходной план. Поэтому сперва Спиридоша ранил ту ро?бленную — вы бы хоть задумались, дурочки, зачем ее убивать, ведь у нее же нет своего дара! Зато Оксаночка примчалась в больницу, и мы встретились! И договорились! — киевская ведьма ласково улыбнулась Оксане Тарасовне.

— Они уже все знали! — отводя глаза, пробормотала Оксана Тарасовна. Ирка с удивлением поняла, что ее голос звучит чуть ли не смущенно. — Что ты превращаешься в борзую, что у тебя отец — бог…

— Все, кроме школы и адреса, — в тон ей закончила Ирка. — Это уж вы им сообщили, Оксана Тарасовна.

— Ну не можешь же ты требовать, чтоб я пожертвовала своей жизнью ради твоей! — возмутилась Оксана Тарасовна — и снова Ирке почудилась в ее тоне неуверенность. — То есть требовать-то ты, конечно, можешь… — и невпопад добавила: — Ну почему ваш Спиридон не убил ее сразу, у ручья, когда она кинулась спасать Марину? Почему обязательно надо было вовлекать во все это меня?

— Да просто никто не предполагал, что она примчится! Вот я и не пошла со Спиридошей — подрезать одну глупую девчонку он вполне мог и сам! — рявкнула в ответ Ганна Николаевна. — А перехватывать утекающий дар с другого конца города я пока что не умею! Я не понимаю, Оксаночка… — губы киевской ведьмы растянула жутковатая в своей ласковости улыбочка, — неужели ты не рада мне помочь?

— Рада, — буркнула Оксана Тарасовна, и физиономия у нее стала такой кислой, что хоть чай с ней пей вместо лимона. — Я просто счастлива выполнять ваши поручения, дорогая! Если надо куда сбегать, или кого убить, или еще парочку моих девочек в больницу отправить — вы не стесняйтесь!

Киевская ведьма мрачно зыркнула на Оксану Тарасовну из-под полуопущенных ресниц — и та замолчала, точно ей в рот вогнали кляп, отступила на шаг, и лицо ее залила меловая бледность.

— Вы все тут такие шустрые! — сквозь зубы процедила Ганна Николаевна. — Та ро?бленная добежала чуть не до самого твоего дома и привлекла твое внимание раньше времени. Потом твоя подружка с ее излишней сообразительностью, здухач ваш… А ты сама? — киевская ведьма поглядела на нее возмущенно, как завуч, отчитывающий за беготню в коридорах. — Спиридоша давно должен был с тобой справиться, но вокруг крутилось слишком много мальчиков, и к тому же ты умудрилась призвать этого омерзительного ящера…

Покрывающий старое кладбище снег словно вздохнул.

— Сами вы… омерзительная! — отрезала Ирка и неохотно добавила: — А дракон очень даже ничего. — Хоть она и терпеть не может змиев, но следует быть справедливой.

Снег вздохнул снова.

— А терпеть не можешь — нечего призывать! — взвизгнула Ганна Николаевна. — Все равно не помогло — пусть не с первого, так с третьего раза я тебя достала, достала, достала! Ты мне попалась, попалась, попалась! — она чуть не приплясывала в снегу.

«Дама из комиссии министерства… Детский сад!» — подумала Ирка.

Киевская ведьма прекратила скакать и мрачно уставилась на Ирку.

— Богдан все равно догадается, — хрипло выдохнула та. — Вы уехали со мной… Он догадается! За Таньку он вас…

— Но ведь Оксаночка жарит такие изумительные котлетки! — лукаво косясь на свою спутницу, улыбнулась киевская ведьма. — С приправами… отсроченного действия.

И вот тут Ирка рванулась изо всех сил! Старое железо отчаянно заскрежетало.

— Я сказала — не смей! — провизжала Ганна Николаевна. — Я научу тебя слушаться старших!

Украшение стиснуло шею так, что Ирка почувствовала — сейчас потеряет сознание! И последним отчаянным усилием рванулась еще. Угол оградки с глухим чвяканьем вышел из земли.

— Спиридон! Где ты, ленивая скотина! — заверещала киевская ведьма.

Снег под ногами Ирки закрутился тугой воронкой, поднялся смерчем, качаясь на хвосте, как готовая к атаке змея. Сталь блеснула в кружении снега, и из глубины вынырнул широкий нож. Глаза-дырки и рот-щель проступили сквозь мельтешение снежинок.

Украшение на шее сжалось, как самый тугой из ошейников, и рывком запрокинуло ей голову, открывая горло.

— Сюда твой змей попасть не сможет! — издевательски выкрикнула Ганна Николаевна.

— Да я тут давно уже елку изображаю, — прошелестел насмешливый голос. — Думал, хвос-ст отморожу!

— Нету тут никакой ел… — киевская ведьма завертела головой, глянула вниз — и завопила!

24

Змей в помощь

Под ногами у Ганны Николаевны, словно детский рисунок на снегу, проступил силуэт дракона с распахнутыми крыльями. Снег взорвался — и, разметав Спиридона, как горсть снежинок, змей цвета стали взвился в воздух. Выпавший тесак воткнулся в землю рядом с Иркой. Гигантские крылья, точно крошки со стола, смахнули снег с могил, обнажая покосившиеся оградки и трухлявые кресты.

— А-а-а! — поднятая крыльями снежная метель швырнула киевскую ведьму оземь, прокатила и навалилась сверху, стремительно заметая ее в высокий сугроб.

— Я ж говорила — как в кино! — пробормотала Оксана Тарасовна, ныряя под прикрытие могил.

Змей взмыл над кладбищем — распростертые крылья заслонили луну. Гребень-корона поднялся над головой, гибкая шея изогнулась, наклоняясь к Ирке…

По белому снегу протянулась тень — ни хвоста, ни крыльев, ни гребня… Высокий тонкий парень сжимал в руке меч, похожий на изогнутый лунный серп.

Перед Иркой зависла громадная, но тонкая и изящная морда рептилии. Казалось, неподвижная щелястая пасть ехидно ухмыляется. Меж чешуйчатых губ выскользнул длинный раздвоенный язык и затрепетал у самого Иркиного лица. Тень мальчишки с лунном мечом удлинилась еще больше, и бесплотные серые руки обняли ее за плечи — Ирка могла поклясться, что чувствует холодное, как чешуя, прикосновение. Она судорожно вздрогнула и опустила голову, чтобы не глядеть в вертикальные зрачки…

На белом снегу возникла новая тень. Позади парня с лунным клинком появился кто-то высокий, широкоплечий — и пудовый кулак завис над головой меченосца.

— Сзади… — крикнула Ирка.

Змей стремительно кувырнулся в воздухе — окованный чешуей хвост едва не съездил Ирку по лицу. Громадный, плотно скатанный, как для снеговика, шар снега пронесся у самого краешка крыла и ухнул об землю. Подпрыгнул, совсем как мяч в спортзале, и — хлоп! хлоп! хлоп! — заскакал к Ирке. И точно как по мячу, змей хлестко ударил по нему хвостом. Снеговой ком разломился с хрустом и осыпался мелкой ледяной крошкой. Извиваясь, струйка поземки заскользила вдоль могил… и закрутилась вокруг воткнутого в землю ножа. С глухим чвяканьем Спиридонов тесак высвободился. Ирке в глаза ударила слепящая вспышка стали, и ледяной порыв ветра просвистел у самого горла…

Страшный рев обрушился из поднебесья… и сверху хлынул водопад. Бурлящая стена воды ухнула на старое кладбище, клокочущими пенными потоками растекаясь между могил, — под Иркиными ботинками расплескалась здоровенная лужа… а посреди этой лужи застыла ледяная глыба в человеческий рост. В бело-голубых потеках льда угадывались очертания широкоплечей фигуры. Там, где должно быть лицо, две пустые ямы пялились на кружащего в небе змея, а сбоку, как метла у снежной бабы, торчал примерзший нож.

Парящий над кладбищем змей торжествующе взревел…

— Берег… — снова попыталась закричать Ирка…

Из наметенного над Ганной Николаевной сугроба торчала рука — одна только рука с хищно скрюченными пальцами, — но Иркин крик обернулся глухим хрипом, проклятое украшение сжало шею намертво.

Сугроб разваливался. Фыркая и задыхаясь, киевская ведьма ворочалась в нем… Ледяная фигура посреди лужи пошла трещинами. Бело-голубой лед звучно лопнул и осыпался крошкой. Столб битого льда и темной воды стартовал со стремительностью ракеты земля-воздух — и вытянутый вперед нож вонзился в крыло парящего змея! Пустые дыры глаз проглянули сквозь сверкающий черно-голубой вихрь ледяных крошек и капель, и Спиридон рванул нож, разрезая перепонку. Раздался треск, точно вспороли туго натянутый холст.

Змий запрокинул длинную шею, едва не коснувшись гребем спины, — отчаянный вопль боли вырвался из пасти. Прикованная Ирка забилась с удвоенной силой — разбухшая от воды земля чавкала, хлюпала, но колья оградки никак не хотели вылезать.

Змей вскинул крылья — распоротая перепонка снялась с острия ножа. Воздух дрогнул, точно тысячи пастухов разом щелкнули бичами — змей ударил хвостом. Второй удар, третий… Спиридона в очередной раз разметало над кладбищем. Но крошки льда мгновенно собрались вместе, и сверкающий под луной ледяной вихрь ринулся в атаку.

Залепленная снегом с ног до головы Ганна Николаевна восстала из сугроба как разъяренная снежная баба! Сковывающие Ирку серебряные браслеты сжались, едва не переломав запястья. Ирка пронзительно закричала — украшение на шее задавило крик, девчонка обвисла на ограде.

Змей вильнул в воздухе, уворачиваясь от нацеленного на него ножа, и тут же его закрутило волчком. Распоротое крыло беспомощно трепетало в воздухе, складывалось пополам, как простыня под порывами ветра. Капли тягучей черной крови падали наземь, и снег под ними вскипал, точно на него плеснули кислотой.

— Потом с ящером разберешься, — завопила Ганна Николаевна, с воплем шарахаясь от одной такой капли. — Убей девчонку!

Переливающийся под луной ледяной вихрь, красивый, как ожившая елочная гирлянда, обтек змея. Для Ирки все вокруг покрылось абсолютной тьмой, будто разом выключили свет, и в этой темноте острие ножа нестерпимо сверкало, как смертоносная звезда, надвигаясь все ближе, ближе…

— Уф! — выставив когти, змей всей тушей вломился в середину вихря. Взметнувшийся навстречу тесак полоснул длинно, с оттяжкой — разрез поперек груди змея моментально набух черной кровью. Но из пасти уже вырвались… густые клубы горячего пара! Змей шипел и окутывался белыми облаками, как утюг с отпариванием и увлажнением! И лед тоже гневно шипел и вскипал, растворяясь в горячем мареве…

— Ах ты ж гад! — завизжала Ганна Николаевна. — Ну я тебя сейчас! — и она торопливо забормотала: — Не летай, ящер, в гориховом мисти…

Пар вдруг опал, будто внутри змея вода кончилась. Движения крыльев замедлились, словно они вязли в невидимом густом киселе.

— Май соби дивку, як перепилку… — приплясывала внизу Ганна Николаевна.

Змея ощутимо тянуло к земле, точно на лапах повисли неподъемные гири.

— Якщо маэш — соби забираеш, як не ймеш — зараз помреш! — выпалила Ганна Николаевна.

В самую последнюю секунду змей сложился чуть не пополам, плюнул острой тонкой струей воды и рухнул на землю. В небо поднялись фонтаны подброшенного ударом снега. Старое кладбище содрогнулось, зашатались кресты… Торжествующе визжа, Ганна Николаевна кинулась к громадному неподвижному телу, пропечатала каблуками ботинок по беспомощно распростертому крылу…

Выплюнутая змием струя воды дотянулась до сковывающего Ирку браслета. Тонкая струйка просочилась под наговорное серебро, обернулась вокруг запястья. Ирка вскрикнула от нестерпимого холода — руку сковало широкой ледяной лентой. И лед принялся расти! Слой за слоем он все увеличивался, набухал… Браслет на Иркином запястье затрещал, коверкаясь и перекручиваясь. Наговорное серебро выдержало. Не выдержал железный столбик оградки, к которому приковали Ирку. Старое железо загудело, как лопнувшая струна, и колышек лопнул!

Оледеневшими пальцами она вцепилась в серебряную удавку на шее и рванула изо всех сил. Полоснуло болью, по шее потекла кровь… Серебряный замочек с хрустом разломился — и сверкающее колье повисло у Ирки в кулаке, как удавленная мышь.

— Ящере — не соромайся, дивчине поклоняйся, чи старий, чи малий, чи мени — молодий! — пересохшим ртом выдохнула Ирка последнюю, отменяющую часть заклятья.

Мгновение не происходило ничего… А потом громадные крылья звучно хлопнули…

— А-а-а! — Ганна Николаевна, торжественно попиравшая ногой бессильно вытянутую шею змея, завалилась на спину. Заскользила по чешуе, рассадив затылок о тянущийся вдоль хребта гребень, и вниз головой воткнулась в снег — только ботинки с острыми каблуками дрыгались в воздухе.

Змей подпрыгнул. Раненое крыло судорожно било по воздуху, как у подбитой птицы, но он все-таки умудрился подняться в воздух. Гребень-корона на его голове врезался в медленно опускающуюся из поднебесья тучу сверкающих ледяных кристалликов.

— А-а! — Ганна Николаевна рухнула плашмя.

Как обезумевшее веретено, змей закрутился в ночном небе — посеченная острыми краями крыльев ледяная туча голубоватым сверкающим ореолом разлеталась вокруг него. И орала! Вполне по-человечески!

Отплевываясь снегом, Ганна Николаевна с трудом приподнялась на четвереньки… и тупо уставилась на Иркины ботинки.

Черный силуэт змея с распростертыми крыльями на миг торжествующе завис на фоне луны!

Стоя на четвереньках, киевская ведьма запрокинула голову и ненавидяще вперилась Ирке в лицо.

— Ты! Дрянь! Непослушная девчонка! — отплевываясь снегом, прохрипела она. — Стой спокойно, когда тебе взрослый человек приказывает! Спиридо… — завопила она.

Змей кувыркнулся, сложил крылья и, вытянувшись в струнку, с грохотом атакующего истребителя понесся к земле.

— Совсем сдурела, — выдохнула Ирка. Размахнулась и… со всей силы заехала тяжелым ботинком Ганне Николаевне под подбородок. Сдавленно хрюкнув, киевская ведьма опрокинулась в снег.

Мелкая ледяная крошка, как сверкающая голубая мошкара, облепила ее со всех сторон. Бело-голубая туча скрыла киевскую ведьму от Иркиных глаз — в мельтешении крохотных льдинок на миг проступили очертания мужского лица, глаза-дыры пристально взглянули на девчонку…

— Удирают! Держ-шши! — пароходной сиреной протрубил змей…

— Куда тут удерешь? — растерялась Ирка. Но серебрящаяся ледяная туча действительно исчезала — словно таяла под холодными лучами луны. Вот она висит над землей россыпью мелких бриллиантов… вот уже легкой сверкающей дымкой… прозрачным туманом… Ничего! Исчезла! Вместе с ней исчезла, растворилась, точно просочилась сквозь снег, киевская ведьма. Только глубокий отпечаток тела в снегу говорил, что она и впрямь была тут!

— Вывернулис-сь! — раненое крыло заломилось, и с яростным воплем разогнавшийся змей врезался мордой в землю.

— Уй-юй-юй! — молотя от боли крыльями, изогнулся дугой и замер, раскачиваясь из стороны в сторону и уткнув разбитую морду в когтистые лапы.