Ильза Мэдден-Миллз

Дорогая Ава

Посвящается всем Авам на свете. Горите ярко

Песня для настроения: Demi Lovato — Skyscraper

Глава 1

Ава

Третий год старшей школы

Отбросив лезущие в лицо волосы, я резко открываю глаза. Сердце колотится. Вокруг темно, и воздух холодный: ранняя зима наступает на пятки осени.

Где я?

Напрягшись, вспоминаю дорогу, которая привела меня к этим деревьям: узкую, ухабистую просеку, которую и дорогой-то назвать сложно. Скорее тропинкой для тракторов, квадроциклов и автомобилей с хорошим передним приводом.

«Неважно, какую дорогу ты выберешь. Неважно, красивая она или нет, прямая или извилистая, мощеная или изрытая колеями. Важно лишь то, куда она приведет».

Одна монахиня мне это сказала — вспомнить бы еще, почему… Боже! Голова раскалывается, будто по ней ударили битой.

Моргнув, я сглатываю и пытаюсь сосредоточиться, надеясь, что боль прекратится.

Где я?

В ночи раздается высокий стон. Дернувшись, понимаю, что я и есть источник этого жуткого звука. Дрожа, замолкаю, втягиваю воздух и пытаюсь присесть, но с шипением отказываюсь от этой затеи, когда ниже талии все взрывается болью. Что-то грызет меня…

К черту! Полежу пока здесь.

Я в высокой траве — это я знаю точно. Медленно дыша, прихожу в себя и смотрю в звездное небо, ища там ответы. Полная яркая луна освещает высокие сосны. Их ветви шелестят на ветру, словно призрачные руки потирают ладони. Эти медленные жуткие движения напоминают страшную сказку братьев Гримм, где девушка идет в заколдованный лес за цветами, а ее съедает чудовище.

Я закрываю глаза.

Открываю.

Это не заколдованный лес, но определенно лес.

Как я сюда попала?

Повернув голову, в нескольких метрах замечаю тлеющие угольки костра на открытой поляне. Перед глазами мелькают воспоминания: я была там, смеялась, танцевала, пила…

Резко вздохнув, гоню прочь мысль о том, что было дальше. Я не готова. Впиваюсь пальцами в землю и сырые листья, на которых лежу. Одежда вся грязная. Хорошо, что я не в своей красно-белой форме чирлидерши: успела переодеться в мини-юбку и новую синюю майку с кружевным вырезом. Пайпер сказала, что она идеально подходит к моим глазам. Еще предупредила, что нельзя… что-то делать. Но что?

Голова болит только сильнее. Поморщившись, я судорожно сглатываю, чтобы смочить пересохший рот.

И снова смотрю на поляну.

Там была вечеринка. Да, точно: обычная пятничная тусовка после футбольного матча. Много музыки, машин, людей: парни в спортивной форме, джинсах и стильных рубашках, красивые девушки в дорогой одежде, которую я не могу себе позволить, украшениях и туфлях, о которых не могу даже мечтать…

Сейчас там никого.

Облизываю потрескавшиеся сухие губы. Живот сводит. Желчь подступает к горлу. Измученный мозг каким-то образом знает, что внутри скрывается яд, и хочет от него избавиться.

Но двигаться тяжело, тело болит, глаза закрываются. Вот бы ненадолго забыться!

Ветер свистит, ухает сова, вдалеке кто-то воет — собака или койот.

«Точно не волк, — думаю я. — Это Теннесси, а не Аляска».

Тело дергается. «Какая разница? — будто кричит оно. — Беги из этого ужасного места!»

Но я так устала, и мне так плохо… Если я просто засну, то вдруг все окажется дурным сном?..

Деревья вновь потирают призрачные пальцы, и я прихожу в себя, насилу удерживая глаза открытыми.

Присев, опираюсь спиной о ствол. Перед глазами проносятся воспоминания. Вот мы с Джолин готовимся к вечеринке в ее роскошном особняке, и я нервничаю из-за окружающего богатства. Вот мы садимся в черный «Рендж Ровер». Когда приезжаем, она предлагает выпить виски, улыбаясь рубиновыми губами, а я соглашаюсь: мне страшно перед первой тусовкой. Эти люди не похожи на меня, они не знают меня — для них я просто девушка Ченса. Это «Акулы» — элита школы «Кэмден». Богатые, популярные и поголовно придурки, не считая разве что Ченса. Они правят школой. Они решают, кто ходит на вечеринки. И достаточно ли ты хороша.

Я сдавливаю виски́. Перед глазами — Нокс Грейсон, квотербек и глава «Акул»; он первый, кого я вижу, когда приближаюсь к костру. Он обнимает за талию… Тони? Да, точно. Ее золотисто-каштановые волосы сияют подобно солнцу. Она не просто красива — она прекрасна, она источает богатство и превосходство… Ой, к черту! Она меня даже не знает! Только образ Нокса задерживается в памяти… Длинный уродливый шрам сбегает с правого виска и через щеку добирается до верхней губы. Дьявол! Аид. Так я иногда называю его про себя, но потом выбрасываю из головы эти мысли. Подсознательно я всегда чувствовала, что от него нужно бежать — так, словно в спину дуют горячие ветра ада.

Он наблюдает за мной, когда я подхожу вместе с Джолин. В прищуренных глазах — угрожающий блеск.

«Что ты здесь делаешь?» — немо вопрошают искривленные губы.

Он всегда так на меня смотрит — изучающе и пренебрежительно, словно я ничто: пустое место, просто пыль, кружащая в коридорах нашей священной школы.

Но сегодня — Боже, ночь ведь еще не закончилась, правда? — я иду вперед, проглотив опасения, потому что меня ждет Ченс. Милый, прекрасный Ченс! Вялое сердце бьется быстрее. Он из «Акул», из внутреннего круга, но я ему нравлюсь. Мы вместе с лета. Легкие прикосновения, медленные поцелуи… Мы постепенно движемся к большему. Гораздо большему.

Я вспоминаю, как он кружит меня, целует в щеку и просит спеть, и воспоминания отдаются эхом блаженства. После долгих уговоров и еще одной рюмки виски я забираюсь в кузов чьего-то пикапа и напеваю «Небоскреб» Деми Ловато. Мне хлопают и кричат. Даже Джолин улыбается, хотя я ей не нравлюсь. Мне так… хорошо!

А потом всё как в тумане…

Я путаюсь в мыслях и вздрагиваю, когда дохожу до очередного воспоминания. В нем Ченс, но он не рад меня видеть, что странно, ведь это он меня пригласил. Умолял прийти! Он много чего обещал, но сейчас нависает надо мной, стиснув зубы, а в глазах горит гнев.

Что… что я ему сделала?

Разве он не знает, что я боготворила его, думала, что он не такой, как все остальные? Я не хотела влюбляться так быстро, так сильно. Правда! Любовь делает человека уязвимым, а я…

Плевать на него! Что не так с моим телом?

По щеке стекает слеза. Яростно ее вытираю, удивляясь наплыву эмоций.

Заканчивай, Ава! Ты просто в лесу. Бог знает, ты спала в местах и похуже.

Но из уголка глаза скатывается очередная слеза, и я сглатываю комок, вставший в горле.

Я просто напилась. Вот и все. Ничего страшного не случилось. Вообще ничего. Я… Я просто слишком много выпила. Да, точно.

Перед глазами проносятся лица с вечеринки, и я судорожно втягиваю воздух. Они расплываются, как при взгляде в кривое зеркало. Вот Нокс уходит с Тони. Вот Ченс обнимает другую, и сердце щемит. Вот Джолин шепчется с подружками, которые косо на меня смотрят.

Что я натворила?

Картинки мелькают все быстрее, пока мне не становится плохо. Я наклоняюсь, и меня рвет.

Когда мне было десять, я убежала от мамы на ярмарке — точнее, не совсем убежала, ведь ей было все равно, чем я занимаюсь, лишь бы в итоге вернулась. Она скрылась в ржавом трейлере на окраине — в таких живут работники карнавала. Ушла с мужчиной с редеющими жирными волосами, кустистой бородой и большим красным носом. Он сунул ей в руки деньги, и они юркнули в крохотный трейлер, а я побежала к аттракционам. Больше всего меня заинтересовала «Молния». Мигающие красные лампочки утверждали, что это «Самый захватывающий аттракцион на всей ярмарке!». Но когда работница закрепила поручень безопасности и отправила меня в небо, я заорала. До побелевших костяшек сжимала перекладину и думала, что еще немного, и я упаду, а мои внутренности намотает на искореженные останки аттракциона.

Но я не заплакала. Ни разу. Даже когда вернулась в трейлер и застала маму на коленях перед мужчиной. Его штаны были спущены, а мама обхватывала руками его интимные места. Ее глаза метнулись ко мне, затем к нему, и на лице появилось лукавое выражение. Несколько долгих мгновений показались мне вечностью, но наконец она подозвала меня жестом: «Иди сюда, Ава. Попробуй».

Мужчина застегнул молнию на брюках и бросился ко мне, но я вылетела из трейлера и побежала, не останавливаясь. Он гнался за мной: мимо «Молнии», мимо киоска с корн-догами, мимо ярмарочных игр прямиком к выходу. Я не видела маму два дня.

Соберись, Ава, пожалуйста! Время идет, а у тебя что-то не так с головой и телом. Хватит думать о маме: поднимись и беги-беги-беги…

Глубоко вздохнув, я присаживаюсь. Господи, как все болит! Трогаю лицо, проверяя, нет ли там ссадин, но не нахожу ни отеков, ни крови. Руки в порядке, только от холода пробегают мурашки. Я потираю грудь, щурясь во тьме. Майка задрана до горла, обнажив простой белый лифчик, выданный монахинями из сестер милосердия. Чашки сдвинуты вниз, и я осторожно поправляю их, пряча грудь. Стараюсь не думать, что это значит.

Ноги словно набиты ватой, зато они есть. Я фыркаю. Чего я ожидала, смертельных травм?

Сегодня не умираем. Ха!

Стоп… Я издаю дикий звук, будто тело знает то, что мозг еще не успел понять. Юбка задрана. Под ней — ничего. Простых белых трусиков нет. Смутно я ощущаю, как листья и веточки впиваются в голую кожу. Впустую ощупываю все тело, будто белье вдруг возникнет из ниоткуда.