В воздухе стоит напряжение.
Была бы я ведьмой, сейчас бы злобно расхохоталась.
Сжимаю кулаки, с трудом сохраняя решимость.
Ты лучше любого из них.
Но внутри эти слова почти не отзываются.
Из толпы выскакивает Пайпер и крепко меня обнимает:
— Вернулась! Моя девочка вернулась! Боже, я так по тебе соскучилась!
Ее восторженное приветливое лицо — то, чего мне сейчас не хватало. Эта красивая светло-рыженькая девушка с двумя заколками-бабочками — моя подруга еще с первого года учебы. Мы познакомились в хоре. Она не умеет петь, а вот я — обожаю! Каждый концерт обязательно выступала соло… пока не случилось то, что случилось.
Пайпер все еще болтает, расспрашивая, чем я занималась на каникулах. Когда говорю, что работала, она рассказывает об ужасном путешествии в Йеллоустон с родителями и двумя младшими братьями. Я киваю и улыбаюсь в нужных местах, делая вид, что в порядке. Она, кажется, верит.
Вот и хорошо!
Поправив ярко-розовые очки в кошачьей оправе, она улыбается и берет меня за руку.
— Я так рада тебя видеть! Родители, кстати, ждут тебя к нам на ужин. Мы давненько не виделись!
Да уж.
— Ты как, в порядке? — спрашивает она.
Не успеваю ответить, как кто-то толкает меня плечом и быстро уходит, напоследок бросив: «Крыса».
От удара рюкзак сваливается с плеча.
Началось…
Пайпер наклоняется за ним и кричит в спину парню:
— Поосторожнее, придурок!
Я встаю на носочки и вытягиваю шею, чтобы посмотреть, кто это был. Рыжие волосы — футболист Брендон Уилкс. Мы почти не знакомы.
Пайпер сдувает с лица челку и принимает беспечный вид, а сама оглядывает толпу, как бы намекая, что ко мне лезть не стоит.
— В общем, рада тебя видеть! Мы давно не общались. Ты сама виновата, конечно, но я все понимаю. Тебе нужно было время — я его тебе дала.
Она никогда не боялась говорить прямо.
Наверное, стоило почаще звонить ей, но я не могла. Не хотела вспоминать об этом месте и его обитателях. Поначалу пыталась общаться, но она заводила разговор о школе, футбольных матчах и домашних заданиях, и меня затягивала черная дыра воспоминаний о людях, думать о которых совсем не хотелось. Ее жизнь продолжалась — и правильно. Это я застряла в прошлом.
— Но теперь ты вернулась. — Она улыбается, но губы ее дрожат.
— Да. — Я тоже стараюсь улыбнуться.
Это ее родители отвезли меня в прошлом году в больницу. Хорошие люди. Трудолюбивые. Но небогатые. Как и я, она стипендиатка — попала в «Кэмден» благодаря безумным оценкам по математике и естественным наукам. Она живет здесь, в Шугарвуде, а я добираюсь из интерната. До шестнадцати монахини возили меня в школу на старом желтом фургоне.
Пайпер подскакивает, услышав свое имя по школьному интеркому, и тараторит:
— Ой! Нужно бежать! Мама приехала. Я в первый же день забыла ноутбук, веришь? Такая растяпа! Давай в классе увидимся! У нас ведь первый урок вместе? — Она быстро обнимает меня. — Ты справишься!
Не уверена.
Если честно, хочется убежать, сесть в машину и навсегда уехать отсюда. Но потом я вспоминаю Тайлера — младшего брата. У меня есть цель. И ее нужно придерживаться.
Не дожидаясь ответа, Пайпер отворачивается и скачет по коридору как Тигра из «Винни-Пуха». Всё как всегда! Я моментально начинаю скучать по ней, ощущая на себе пристальные взгляды.
Забавно, но раньше на меня не обращали внимания. Я не высовывалась, старалась сливаться с толпой и держаться как можно тише… А потом, летом перед третьим учебным годом, я наткнулась на Ченса в книжном, и он проявил ко мне интерес. Когда начались занятия, я вбила в голову, что обязательно стану чирлидершей. Якобы ради портфолио, да и времени это должно было занять меньше, чем футбол или теннис. Но на самом деле я старалась ради него. Я хотела быть с Ченсом, ходить на футбольные матчи по пятницам и на вечеринки после.
Какой же я была дурой!
Я пробираюсь сквозь глазеющую толпу, стиснув лямки рюкзака. Складывается впечатление, что идти нужно целую вечность. Шепотки нарастают, прокатываются по толпе учеников, как волна в океане.
И, разумеется…
Братья Грейсоны — первые «акулы», которых я вижу. Прислонившись к стене, они болтают с какими-то девушками. Нокс и Дейн, близнецы. Высокие, мускулистые и широкоплечие. Я оглядываю их, сохраняя равнодушное выражение лица. Внешне они похожи, но по характерам — день и ночь. Нокс холодный, никогда не улыбается, его идеальное лицо прорезал шрам, нарушающий изгиб губ. Я сглатываю.
Да пошел он! Не собираюсь весь год бояться.
Его губы дергаются, будто он читает мои мысли, и шрам двигается с ними.
«Ты меня не пугаешь», — написано у меня на лице.
Он ухмыляется.
Густые волосы цвета красного дерева вьются у воротника. Глаза под бахромой черных ресниц пронзительно-серые, как металл; взгляд цепкий и испытующий. От него ничего не может укрыться, и меня это нервирует — нервировало с первого года, когда я ловила его взгляд на себе, а Нокс изучал меня, словно букашку. Когда я набиралась смелости посмотреть в ответ: «Что, нравлюсь?» — он насмешливо фыркал и уходил. Для него я просто ничтожество. Он так и сказал после первой игры в прошлом году.
...— Чего тебе? — с усмешкой спрашивает Нокс, когда я заглядываю в раздевалку. Холодный взгляд скользит по короткой юбке и останавливается на впадинке у горла. Для теплой формы вечер недостаточно прохладный, а потому сегодня на мне красно-белый жилет с треугольным вырезом и символом школы на груди.
— Где Ченс?
Он напрягается, затем фыркает и стягивает мокрую от пота футболку вместе с наплечниками.
У него широкие плечи, мощная загорелая грудь с редкими золотистыми волосками, узкая талия. Спустившись взглядом к прессу, задерживаюсь на небольшой татуировке чуть ниже пояса, но не могу разглядеть. Несмотря на успехи в спорте, он не качок, а просто подтянутый, с идеальными мышцами и…
Я опускаю взгляд в пол. Не стоило так разглядывать Нокса! Мой парень — Ченс.
Из соседней с раздевалкой комнаты — кажется, душевой — доносится мужской смех, и я падаю духом. Наверное, Ченс там.
Подняв глаза, хочу попросить Нокса передать Ченсу, что я заходила поздравить его с двумя тачдаунами, но слова застревают в горле, когда он развязывает и снимает испачканные травой штаны. Ноги у него мускулистые и подтянутые, в отличие от стройного Ченса. Черное белье обтягивает упругую задницу и очерчивает…
— Что, нравится, стипендиаточка? Можешь посмотреть, но трогать нельзя.
Смущение сменяется гневом. Я знаю, что в «Кэмдене» я всего лишь стипендиатка, но неужели обязательно постоянно об этом напоминать?
— Не волнуйся, не собираюсь. Уроды меня не интересуют, — говорю я, не успев толком подумать. Я подразумеваю его высокомерие, а не лицо, но он замирает, и я отчетливо вижу момент, когда он толкует мои слова иначе.
Он касается шрама и сжимает зубы.
— Иди отсюда! В раздевалку можно только игрокам.
Я разворачиваюсь к двери, но стараюсь не бежать.
— Придурок, — бормочу я.
Он смеется мне вслед.
Говорят, он не целует девушек в губы, но, как бы шрам ни портил лицо, Нокс все равно остается главой «Акул».
На нем приталенная белая рубашка, а галстук свободно болтается, будто уже ему надоел. Подозреваю, он много времени проводит в зале: работает над мускулатурой, поддерживает статус квотербека. Несколько секунд он смотрит мне в глаза, а затем переводит взгляд на экран телефона.
До ушей доносится смех.
Некоторые вещи не меняются!
Дейн — точная копия Нокса, только с идеальным лицом и волосами до плеч. Рост у них примерно одинаковый, метр девяносто, но челюсть у Дейна более узкая и точеная. А глаза красные, воспаленные, налитые кровью.
Они оба были на вечеринке.
Страх пробегает по позвоночнику, и я напрягаюсь. Человек, который подобрал меня той ночью, оставил меня на крыльце Пайпер. Он позвонил в дверь и ушел, не дожидаясь ответа. Иногда я задумываюсь, не мог ли это быть…
Мысли вылетают из головы, когда я вижу парня рядом с Ноксом. Это Ченс. Увидев меня, он бледнеет и запускает руку в песочного цвета волосы.
О да, придурок, я вернулась! Перед тобой новая Ава.
Нет больше девушки, которая верила твоим поцелуям.
Внутри поднимается знакомый стыд, но я его прогоняю. Я не виновата в том, что случилось. Даже если тест на наркотики показал, что в моем организме не было ничего, кроме алкоголя, я ему не верю. А может, и правда ничего не было. Я не знаю, и это сводит с ума.
Еще меня осмотрели, чтобы зафиксировать факт изнасилования, и я содрогаюсь от унизительного воспоминания: холодная, безликая комната, назойливые вопросы. «Вы сексуально активны?» Да, у меня раньше был секс. «Сколько времени прошло с тех пор, как вы вступали в половой акт по обоюдному согласию?» Полгода. «С кем?» С парнем из интерната сестер милосердия. Он переехал в Техас. «Сколько всего у вас было партнеров?» Один. До этого дня. «Какие лекарства вы принимаете?» Никаких.
Затем меня отвели в другую комнату, где осмотрели с головы до ног и взяли кучу мазков, не пропуская ни сантиметра. Сфотографировали синяки на бедрах. Забрали одежду и сложили в бумажный пакет. Подробно расспросили, что привело к нападению, и, хотя медсестра была доброй женщиной, очень доброй, я спрятала лицо, когда призналась, что не помню, кто это был.