Он хмыкает, специально игнорируя мою ремарку.

— Ешь, Василиса. Мясо остынет. Разговор от нас никуда не убежит.

Я делаю, как он говорит, потому что и сама не очень хочу его продолжать. И в то же время эта тема жжет меня, выворачивает наизнанку. Это убивает — в одночасье стать из живого субъекта просто объектом, местоположение которого определяет совершенно чужой человек. Никем…

— Очень тяжело вот так в один момент взять и оказаться словно бы на другой планете.

— Мы не на другой планете. Мы оба люди, говорим на одном языке — русском. Пусть я с акцентом, но все отмечают, что мой русский хороший. И да, ты сама при нашей первой встрече красноречиво сказала, что мы на территории Российской Федерации.

Последнее он добавляет с легкой усмешкой. Что бы Алихан ни говорил, его зацепила та наша перепалка. Он все равно сейчас самоутверждался.

— Вы понимаете, о чем я говорю… У меня вообще-то была своя жизнь. Мне двадцать лет. Мечты, цели, планы… Моя учеба… Я перешла на третий курс… Вы сказали, что я пока не смогу вернуться, но ведь этот момент настанет, да? Настанет день, когда я окажусь на свободе?

— На кого ты учишься? — опять полный игнор главного моего вопроса.

— На менеджера.

Он снова хмыкает. Как же раздражает это его самоуверенное хмыканье.

— И что это, по-твоему, означает?

Я тушуюсь на секунду. Дурацкий вопрос.

— Я буду управленцем, — твердо отвечаю я.

— И чем ты собралась управлять? — ирония в его вопросах только усиливается.

Снова запинаюсь. Не это ведь сейчас важно. Молчу на его вопрос.

— В нашей стране семьдесят процентов выпускников институтов — менеджеры. Включая нашу республику. Все хотят управлять, а быть управляемыми — не очень. А ведь на вторых и держится система. Управленец имеет силу только тогда, когда есть чем управлять… Иначе он просто клоун, а не управленец. Вот и растим в основном клоунов. Что мы, что вы…

— Вы сами только что разделили — «мы», «вы»… Мы же Россия… — подцепляю я его.

— Россия слишком большая, Василиса. И да, преимущество нашей страны в том, что у нас очень много культур и обычаев. Национальности разные, религия, взгляды на жизнь. Вот в чем наш потенциал и главная сила. Вот только легких путей по жизни ищут все, вне зависимости от того, из Москвы они или откуда подальше, какого происхождения и вероисповедания. А где легкий путь — там почти всегда самообман и жажда к халяве. Так и с учебой. Почти никто не хочет думать и работать. Все хотят денег и безделья. В этом как раз ни разница менталитетов не помешает, ни национальностей.

Слушаю его и невольно удивляюсь, откуда такая грамотность. И поставленная речь, и словарный запас. Алихан немногословен. Но если отвечает, то емко и по делу. Его типаж сейчас, кажется, кардинально отличается от того обезьяноподобного образа, в котором мы встретили его в компании друзей…

— О чем так задумалась?

— Вы слишком грамотны для того бандюгана, которого мы встретили в первый вечер. Странное ощущение. Словно бы это были не вы… — отвечаю в лоб.

Он смеется, показывая свои идеальные белые зубы. Смеется опять только поверхностно. Словно бы механически. Его душу этот смех не трогает.

— Забавная ты, Василиса. Видишь, это опять вопрос восприятия и культуры. Я не меняюсь и не играю с тобой, чтобы ты понимала. Просто ты опять анализируешь все через призму своего менталитета. У нас во главе угла стоит уместность. То, что я позволяю себе с друзьями — это одно. То, что я позволяю себе в компании женщины, которую определяю для себя не как блядь, другое.

Вздрагиваю от этого его определения почему-то. Слово «на б» он произнес с таким черным потемневше-порочным на мгновение взглядом, что по телу пробегает озноб. И все равно, это не помешало мне дальше идти на обострение…

— То есть уместно вести себя по-хамски в присутствии незнакомых русских девушек за другим столом? В присутствии своих сестер бы вы так себя не вели?

Алихан становится суровым и на секунду просто рассматривает меня.

— Ты не услышала главного, Василиса. Уместность. Начнем с того, что наши сестры не пойдут в такое заведение поздно вечером. У этого ресторана весьма красноречивая репутация. Нормальные женщины туда не ходят. И не будут обострять так, как вы с подружкой. Нормально делай — нормально будет. И да, мужчины там могут себя вести плохо. Очень плохо. Ты маленькая еще девочка, пока даже не понимаешь значения этого «плохо», — его свинцовый взгляд на мне. Тяжелеющий на глазах, загорающийся теми же искрами, что и там, в тот первый вечер. Страшно…

«Зачем Кира нас туда потащила?» — в сотый раз проносится отчаянная мысль в голове. Но потом здравый смысл подкидывает и другую мысль — а что бы я делала, если бы мы не встретились накануне и он не захотел мне «помочь»… Наркотики были у меня в сумке, это данность. И она явно не была связана с походом в ресторан и неприятной встречей с этими мужчинами…

— Ешь, Василиса. Остывает.

— Не люблю, когда меня называют Василиса. Я Вася.

— Ты Василиса. Вася тебе не подходит.

Усмехаюсь.

— А что еще мне подходит, не подходит? Может, еще есть какие-то предпочтения по тому, как следует дышать? Глаза тоже как-то по-особенному надо закрывать и открывать? Смотрю, вы тоже прирожденный менеджер, да? Решили начать управлять мной?

Он улыбается. Темной, нехорошей улыбкой.

— Забавная ты, конечно. Дерзкая, слишком. Но как котенок. Царапаешься, совершенно не понимая, зачем и что за это будет… На первых порах прощу тебе. У тебя многое сейчас будет в первый раз. Учить придется… Мы перешли с тобой на «ты». Напомнить, при каких обстоятельствах?

От его двусмысленных слов внутри все переворачивается. Самое странное, что, помимо жуткого раздражения, его слова порождают необъяснимое волнение. Знаете, такое, на грани. Мне словно бы хочется нарочно его провоцировать, нарочно ждать его реакции и…

— Мне есть, кем и чем управлять, Василиса. Лучше скажи мне, ты сама выбрала эту профессию? Это то, чем ты мечтаешь заниматься по жизни? Твое призвание? Я видел профессиональный фотоаппарат среди твоих вещей. Это хобби?

Я не хочу говорить ему, что мое призвание — это фотография. Не его это дело. Равно как и выбор учебного заведения. Пошла, потому что прошла по баллам, потому что все идут… Дурацкие вопросы задает…

— Зачем эти расспросы? Я вроде же не на допросе. Или все как в тюрьме? Хотя почему как… Я и так в тюрьме… В одиночной камере…

Предпочитаю прервать этот диалог, отвернувшись к окну.

— Ты разве в тюрьме? По-моему, ты отдалась мне ради того, чтобы туда не попасть…

— Я и не на свободе… За все это время я первый раз вышла на улицу, с вами. Понимаю, возможно, ваши женщины привыкли жить только дома, но я… мне сложно… Я хочу учиться, я…

— Видишь, опять стереотипы и разница культур… Во-первых, наши женщины — тоже не дети подземелья. Это нелепый стереотип, который ты сама прекрасно бы развенчала, вспомнив про мою сестру. Во-вторых, я не планирую держать тебя взаперти. Именно поэтому мы сейчас здесь. Я тебе уже говорил про уместность. Так вот, мы в нужном месте. Хочу, чтобы тебя все увидели здесь, со мной.

От его слов внутри почему-то начинает клокотать. С одной стороны, мне страшно, с другой… Не знаю, что с другой. Сложно пока понимать эти эмоции…

— В ресторане почти никого. И мы в отдельной кабинке.

Алихан хмыкает над моей наивностью.

— Ты не в Москве, Василиса. Хотя и в Москве у многих заведений то или иное реноме, и уважающий себя мужчина свою женщину не приведет туда, где обычно собран весь эскорт. Здесь у каждого места свое значение. Потому и говорю, что в том ресторане вашей компании появляться было нельзя. Ты просто не понимаешь масштаба последствий, если бы тогда я не понял, что ты не шлюха, и приказал вас не трогать. То же самое и здесь. Здесь тоже люди определенного круга. Поверь, достаточно, чтобы увидели и усекли, что ты… — последнее он не договаривает, и мне чисто интуитивно вот от этой самой недоговорки становится очень не по себе.

Нервно облизываю губы, и это мое действие не остается без его внимания. Горячий взгляд теперь стекает на мою грудь, плотно обтянутую шелком платья. Даже в таком скромном наряде чувствую себя перед ним раздетой. И что это за мужчины за такие, эти кавказцы? Почему умеют посмотреть так, что внутри все переворачивается, и сразу вспоминаешь, что ты женщина. Всего лишь женщина…

— Десерт заверните с собой, — говорит он жестко официанту, а у меня по телу дрожь. Мы явно планировали провести здесь дольше, чем проводим. А я вдруг отчаянно боюсь сдвигаться с места, потому что не знаю, чего ждать после нашего диалога почти на повышенных тонах…

— Поехали. Дома сделаешь нам чай.

К пакету не притрагивается, явно давая понять, что завернутую еду на вынос должна брать я.

Как же бесит его показная доминантность.

Обратно едем тоже в тишине. И мне вдруг очень грустно, что я потратила драгоценное время на свежем воздухе на разборки с ним вместо того, чтобы наслаждаться красотой моря и его ароматом — здесь оно особенно терпкое, пряное, пахнущее свежестью и солью. Раньше мы выезжали к морю с семьей — еще когда папа был жив, — пару раз в Турцию, один в Египет, в Крым и Сочи почти все детство, но только здесь я почувствовала, что море, оказывается, имеет такой сильный аромат, особенный. Здесь оно словно бы живое.