Имоджен Кримп
Реальная жизнь
— Фу так говорить, — сказала я.
А он мне:
— Но это же чистая правда! За каких-нибудь пять фунтов можно снять такую милую девушку, ты не поверишь! А если знаешь подходы, заполучишь милашку и даром.
Джин Рис. Путешествие во тьме
Часть 1
Глава первая
Лори в этот вечер обслуживала столики, а не стояла за стойкой, поэтому налить мне за счет заведения не могла. Но я была при деньгах и даже собиралась заказать еще один коктейль, когда сидевший рядом мужчина повернулся ко мне и заговорил:
— А я вас узнал. Вы только что пели. Это же были вы?
Я кивнула:
— Да.
Я ждала, что он скажет что-то еще. Мужчины, которые подкатывали ко мне, всегда норовили что-нибудь добавить. Обычно что-то вроде того, что я прекрасно пою, да и сама тоже ничего. И сексуальная. «Красивая» или «сексуальная» — тут они делились примерно поровну. Рвались поведать мне, что одна из песен, которые я исполняла, перенесла их прямиком в то время, когда они делали то или сё или находились там или сям, а иногда пускались в разглагольствования, которые вызывали у меня недоумение: как это мой голос мог напомнить им о бывшей подружке, или о первой жене, с которой они давным-давно не живут вместе, или о маме?
Но этот больше ничего не сказал. Тоже кивнул и вернулся к созерцанию своего бокала: взбалтывал содержимое и разглядывал дно. Меня это задело.
— И как вам? — поинтересовалась я.
— Ну… — сказал он. — По-моему, недурно.
— Угу.
— Честно? Не в моем вкусе.
— Ах вот как.
Он опять замолчал.
— Тогда что же вы здесь делаете? — спросила я.
Я сидела на вращающемся барном стуле; он положил руку на спинку и развернул меня так, что я оказалась лицом к окну. Я хотела возмутиться, но по его отсутствующему взгляду поняла, что на мою реакцию ему, судя по всему, плевать, и подумала, что устраивать сцену как-то нелепо. Да и вообще — не то чтобы я в самом деле рассердилась. Скорее понимала, что должна.
Он ткнул пальцем за окно:
— Видите вон то здание?
— Серое?
— Оно самое. Найдите глазами пятый этаж. Нашли? Видите крайнее окно слева? Это мое. Я там работаю.
— Понятно, — сказала я. — Часто сюда заглядываете?
— Вам правда интересно?
— Ну вы же понимаете, о чем я.
Он слегка улыбнулся:
— Довольно часто, да. Думаю, я и раньше слышал, как вы поете. Хотя, возможно, это был кто-то другой.
— Все мы на одно лицо, да?
Он пожал плечами:
— Я же сказал, я тот еще ценитель.
— Так чем же вы занимаетесь? — не отставала я.
— Разбираетесь в финансах?
— Нет, не особо.
— Вот видите — я же на вас не дуюсь? Собственно говоря, это и есть моя работа, сегодня вот засиделся допоздна. Так что, отвечая на ваш первый вопрос, я сюда хожу не музыку слушать. — Он говорил так, словно объяснял ребенку, что у него нет времени рисовать пальчиковыми красками — слишком много дел. — Не поймите меня неправильно: уверен, вы прекрасно поете. Но я просто выпить зашел.
— Что ж, зато честно.
— Простите, если обидел.
Он улыбнулся и отвел взгляд.
Обычно бывает так. К тебе клеится какой-нибудь тип, и либо он такой недоумок, что прикидываешься дурочкой, восклицаешь «Да неужели!» или «Как смешно!» — и хохочешь как идиотка, чтобы не спугнуть его, хотя больше всего хочешь выплеснуть ему в лицо содержимое бокала. Либо, наоборот, попадается умник — и ему неймется тебя подколоть. Подставить ножку и посмеяться над тем, как ты растянешься на полу.
Но сегодняшнего моего собеседника нельзя было отнести ни к тому ни к другому подвиду. Я затруднялась с классификацией. Его было не понять. Во-первых, он, похоже, совершенно не стремился подобраться поближе. Одну руку положил себе на бедро, другой держал бокал. Ко мне больше не лез. Пожалуй, даже наоборот, отодвинулся, и я поймала себя на том, что наклоняюсь, чтобы услышать, что он говорит. В его словах не слышалось никакого отчетливого намерения. Казалось, ему все равно, как я их воспринимаю. Он бросал фразы небрежно, как люди швыряют объедки в собачью миску — вывалил, и ладно, а уж съест их собака или нет — какая разница.
— Я как-то не сообразил, что вы ждете бурной похвалы, — сказал он. — Простите.
— Ничего страшного. Просто, видите ли, мы, артисты, очень ранимые.
— Да ну?
— Еще как! — отозвалась я. — Так что, если слушатели не визжат от восторга, я делаю вывод, что им не понравилось.
— А для вас это важно?
— Ну да, — ответила я. — Иначе я начинаю думать, что все было из рук вон плохо, а от этого в душе артиста поднимается буря. Оглянуться не успеешь, как уже клеймишь себя последними словами, говоришь себе: хватит, пора посмотреть правде в глаза, признать поражение, ничего во мне нет и не будет — и все вокруг это понимают. Кажется, как будто рухнул в яму и пытаешься выбраться, а тебя забрасывают землей. И все только потому, что собеседник посмел начать разговор с замечания о погоде или о количестве людей на афтепати, а не перешел сразу к самому главному — как восхитительно ты поешь. Ведь, честно говоря, это единственная тема, которая нас интересует.
Я усмехнулась, подавая знак, что это ирония, но он, судя по всему, ее не уловил.
— Как все сложно, — сказал он.
— Очень, поверьте.
— Ну что ж, давайте я угощу вас чем-нибудь, и мы начнем сначала. — Он указал на мой пустой бокал: — Что будете пить?
— То же, что и вы, — ответила я.
Он повернулся к бармену, и, пока делал заказ, я его разглядывала. Значительно старше меня — конец четвертого — начало пятого десятка — и симпатичный. Можно сказать, даже красивый — что-то в нем было женственное, несмотря на широкие плечи и стандартную стрижку бизнесмена из Сити. Наверное, ресницы. У него были чудесные длинные ресницы, загнутые и светлые, прямо-таки девичьи. Но красота эта была холодная. Трудно понять, что за ней скрывается.
Бармен поставил перед нами два бокала.
— Что это? — спросила я. Налито в них было явно разное.
— Попробуйте, — сказал он. — Вам понравится.
Он оказался прав — мне действительно понравилось. Напиток был густой и сладкий, как сироп. Согревал горло.
— Так на чем мы остановились?
— Собирались начать сначала.
— Ах да. Точно. Итак…
Он крутанулся на стуле и оказался лицом к лицу со мной.
— Итак, — повторил он. — А я вас видел. Вы только что пели. Это же вы были?
Я кивнула:
— Да.
— Надеюсь, вы не сочтете меня слишком назойливым. А то лезу к вам с разговорами, нарушаю ваше уединение. Если хотите, чтобы я отстал, так и скажите. Я отстану.
Я промолчала.
Он продолжал:
— Просто хотел сказать: мне очень понравилось. Голос ваш понравился. Вы прекрасно поете. Честное слово, просто прекрасно.
Я засмеялась.
— Вот спасибо! Как это мило.
— Нет, правда. Честно. Я серьезно говорю. Не смейтесь. Как вас зовут?
— Анна.
— Анна, — повторил он. — Я серьезно, Анна. Без дураков. Хотите совсем начистоту? Я и раньше вас здесь слышал. И да — погодите, не перебивайте, — да, я помню, что я вам сказал. Но это точно были вы, я уверен. И говорю вам совершенно искренне — мне понравилось, как вы пели.
Он улыбнулся и пожал плечами. Взгляд у него был пустой и невинный.
— Я уже сказал: я тот еще ценитель. Не особо в музыке разбираюсь. Но, не знаю, что-то в этом есть. В вас что-то есть. Словом — мне понравилось.
Сначала я думала, что он просто потешается, и пыталась придать своему лицу соответствующее выражение, чтобы он понял: я вижу его насквозь, просто подыгрываю. Но он продолжал: «Я уже несколько раз приходил, надеялся вас тут застать. Хотелось снова вас увидеть» — и неотрывно смотрел на меня, глаза в глаза, не бросая украдкой взглядов на мои губы, грудь или ноги, и постепенно я теряла уверенность в том, что раскусила его. Не знала, что делать с лицом. Его голос лился и лился, плавно и убаюкивающе, и я полностью сосредоточилась на его звучании, а все остальное стало ускользать: и чувства, и мысли — все отхлынуло, подобно убегающей волне.
Он между тем говорил о притяжении. О притяжении и химии — как магнит, говорил он, — и еще что-то о магнитах, и о моих глазах — да, точно, о глазах.
— Что-то в них есть такое… — говорил он. — Не могу этого объяснить, но что-то в них есть особенное, мимо чего не пройдешь. Я, конечно, не смогу описать, но оно есть, точно вам говорю.
Тут я заметила, что уголки его губ слегка приподняты и в глазах холодный, жесткий блеск, как у школьника, чей розыгрыш вот-вот раскроется. Напоследок он заявил: «Ваш голос, он, понимаете, он прямо-таки говорил со мной» — и усмехнулся; и тут я ясно поняла, что он надо мной смеется, и мне захотелось заползти под стол.
Я схватила бокал и отвела глаза.
— Что? — спросил он. — Ну что? Я же старался! Так ведь лучше?
— Значительно, — ответила я. — Спасибо.
— Слушайте, я вовсе не хотел вас рассердить. Не обижайтесь!
— Я не обижаюсь. У вас очень хорошо получилось, вы прямо талант.
— Спасибо.
— Я вам почти поверила, — сказала я.
— А кто сказал, что это неправда?