— Вот тут ты ошибаешься. Он мне сегодня звонил. А до этого на два дня телефон отключил: я чуть с ума не сошла. И вот сегодня утром «обрадовал»: мол, изменил мне и больше не любит. Ладно, пойдем репетировать, а то я сейчас опять разрыдаюсь. А может, мне выпить?
— Не вздумай. Еще хуже будет.
— Хуже точно не будет. Ты хоть понимаешь, что он мой первый и единственный мужчина?! — Лика заплакала, и тушь, которую она так старательно наносила на ресницы, потекла чернилами по щекам.
— Лика… Ну не надо. Не делай скоропалительных выводов!
— Скоропалительных? Ты сам-то понимаешь, что говоришь? Не беси меня! У тебя что — мужская солидарность включилась? Или он тебе что-нибудь рассказывал? Давай уже, говори правду.
— Какую правду, Лик. Я знаю Мишу и его отношение к тебе. Ну и денек. Меня сегодня Ксюша тоже с утра пилила. Слушай, а давай напьемся после концерта? Поговорим, как в старые добрые времена.
— Ну, я-то с радостью. Это ты человек семейный.
— Я уже взрослый мальчик. Так что решу сам.
— Тогда пошли. Там нас Марик ждет. — Лика промокнула салфеткой мокрое от слез лицо.
— А Семен еще не пришел? Меня, честно говоря, такое отношение утомляет. Сколько можно в эти дурацкие фокусы с телефоном играть? Взял бы тогда себя помощницу, чтобы дела решала. Ну, серьезно: невозможно уже!
— Брюзга! Ты идешь? — Лика обняла Жоржа.
— Слушай, я сейчас приду. Выкурю сигарету и приду. Мне надо немного успокоиться.
— Ладно. Пойду осмотрюсь и приведу себя в порядок.
Жорж достал телефон, нашел в контактах «Миша друг» и нажал.
— Привет!
— Привет, старик! Ну, ты как там?
— Хуже, чем я думал. Это просто ад какой-то. После химии совсем хреново стало. Не уверен, что выдержу. Как там Лика?
— Ох, старик. Она любит тебя! Может…
— Нет, я все решил. Прошу тебя. Я не хочу, чтобы она видела меня таким.
— Но ведь она имеет право сама выбрать.
— Я сказал тебе и надеюсь на твою порядочность. Для меня так лучше.
— А для нее?
— Для нее в первую очередь. Давай не будем продолжать. Поддержи ее, пожалуйста.
— Ты точно решил?
— Точно… И прошу тебя…
— Старик, давай поговорим?..
— Слушай, я сейчас не могу. Понимаешь, просто не могу. Пока…
Зал оказался даже больше, чем они предполагали. Человек на сто двадцать, да еще и с хорошей акустикой. Их встретила стройная девушка-администратор.
— Меня зовут Нина, — с чувством собственного достоинства произнесла она. — Все билеты проданы.
— Прекрасно, что в наше время люди еще слушают джаз! Значит, будем играть при полном зале. Это всегда приятно.
— Наш шеф сам в детстве на трубе играл. Кстати, он сегодня тоже будет. Хотел вас потом пригласить на ужин. Он слышал вашу игру в «Шляпе».
— Отлично. Поужинать за счет заведения? Мы всегда за. Только давайте сначала сыграем. А то я перед концертом сильно нервничаю.
— Нервничаете? — Нина удивленно посмотрела на Жоржа. — У вас же такой опыт.
— Настоящий артист всегда переживает перед концертом, а иначе он труп.
— Вам приготовить кофе? — приветливо предложила Нина.
— Было бы здорово!
Жорж интригующе улыбнулся — как он умел, когда хотел выглядеть неотразимым. А Лика подумала, что в сущности все мужчины одинаковы — не способны хранить верность…
Через пару минут подтянулся Семен: ни с кем не поздоровался и сразу же сел за рояль. Вполне в его манере.
Федор пришел чуть позже. Заснул на час днем и проспал.
Наконец-то все были в сборе…
— Ну, с чего начнем? — Федор включил свою знаменитую улыбку.
— Давайте с Feeling Good! — Лика выглядела уже совсем по-другому, словно оставила все свои переживания вместе с выкуренной сигаретой.
— Почему бы и нет? — подхватил Жорж. — Поехали!
Лика обхватила руками микрофон и закрыла глаза…
It’s a new dawn,
It’s a new day,
It’s a new life
For me
And I’m feeling good… [«Это новый рассвет, новый день, новая жизнь для меня, и я чувствую себя отлично!» (Англ.)]
…и начала творить свой джаз. Она пела про страсть… Про боль… Про нестерпимо высокую любовь… Про невозможность жить без музыки. Она творила свой мир — особенный, яркий, словно конфетти из неожиданно возникшего салюта.
Концерт прошел на одном дыхании. Полтора часа пролетели, оставив ощущение недосказанности. И дело было не в том, что за концерт хорошо заплатили и следовало выложиться. Просто в этот вечер они чувствовали себя единой субстанцией, каждый со своей партией, но в едином оргазме, как говорил Жорж. Все готовы были продолжить, но администратор сказала, что дальше начнутся жалобы, так как после одиннадцати шуметь запрещено.
Лика тоже в этот вечер пела особенно проникновенно.
— Ты сегодня неподражаема, — сказал Жорж после концерта. — Ну что, выпьем, поболтаем?
— А тебя точно дома не убьют?
— Слушай, я же сказал. Хватит из меня подкаблучника делать. Так что, виски?
— Виски мне сегодня точно не помешает. Я еще до конца не осознала, что мы расстались с Мишей.
Лика села на барный стул и скинула туфли. Ноги от каблуков опухли и гудели.
Бармен, молодой парень с бородой в стиле Николая Второго и внушительной татуировкой в виде китайского иероглифа, быстрым, отработанным движением разлил янтарный напиток по стаканам.
— За нас и за джаз. — Жорж залпом выпил свой.
Лика сделала глоток. Горло приятно обожгло.
— Я вот только знаешь чего не понимаю: как можно было так притворяться? Получается, я совсем не знала Мишу. За шесть лет, что мы прожили вместе, я ничего не узнала об этом человеке.
Она поднесла стакан к лицу, внимательно посмотрела на него, словно искала ответа, и последовала примеру друга.
— Вам повторить? — Бармен держал пузатую бутылку наготове.
Видимо, из опыта он понял, что эти двое точно решили сегодня напиться.
— Да, давайте. — Я вот не изменяю Ксении.
— Ни разу?
— Ни разу. А сегодня смотрел на нее и думал, что это какая-то чужая женщина, которую я совсем не знаю. Когда-то любил, может быть, и сейчас люблю. Только вот… Что-то происходит, понимаешь? Нам плохо вместе. Она все время чего-то ждет от меня. Я все время что-то должен. А ведь я тоже имею право просто отдохнуть, полежать на диване… — Жорж тяжело вздохнул. — Давай выпьем за свободу, несмотря ни на что. Никто никому не принадлежит. Очередной миф.
— Давай. Только ты забыл еще кое-что. Маленький нюанс.
— Какой же?
— Есть еще такое понятие как ответственность. Если двое решили, что хотят быть вместе. Свобода, конечно, прекрасно, но ты ведь уже не один. — Она посмотрела на Жоржа и двумя пальцами изящно захватила несколько чипсов. — Спасибо, что решил со мной выпить сегодня. Мне немного легче стало. Знаешь, психологи говорят, что когда человеку очень плохо, ему лучше не оставаться одному.
— Лика… Я хочу тебе кое-что сказать…
— Что?
— Лика… — Жорж допил виски.
— Говори уже, не тяни.
— Ты напрасно плохо думаешь о Мише.
— Напрасно? Жора, ты чего? — Глаза Лики наполнились мелкими красными прожилками. — А что я должна думать? Я все эти годы считала, что мы созданы друг для друга, что мы банда. У нас были планы.
— Так и есть. — Жорж уже немного опьянел и как-то весь обмяк. — Налей нам еще, — обратился он к бармену.
— Я тебя не понимаю. — Лика наклонилась и надела туфли, которые неприятно впились в ноги тысячей иголок.
— Лика, он мне сегодня звонил. Перед самым концертом. После химиотерапии.
— Что?! Что ты сейчас сказал?
— У Миши рак. Месяц назад обнаружили, и он просто не хотел тебе говорить. Понимаешь? Не хотел тебя расстраивать, решил, что так будет лучше… Для тебя.
Лика взяла стакан и залпом выпила виски.
— Вы просто ненормальные. Оба! Где он? Говори!
— В больнице. В 22-й медсанчасти.
— Какие же вы мужики идиоты. Придурки!
Официант поставил тарелку с «Цезарем» перед Ликой. Она встала и схватила сумку.
— Поешь, а то не доедешь до дома, — бросила Лика на ходу через плечо.
У бара стояло такси. Вызвал кто-то из гостей. Лика села и захлопнула дверь.
— Поехали…
— Лиговский, 45? Вы Алла?
— Нет. Лика. Мы едем в 22-ю медсанчасть.
— Но меня…
— Поехали, — безапелляционно сказала Лика. — Прошу вас.
Водитель посмотрел на нее в зеркало заднего вида и послушно завел автомобиль.
— Как скажете…