— А что же будете делать? Пошлете со мной Ширли? — саркастически парировал он, приподняв бровь.

— Нет. — Гейл поспешно убрала руку. Неужели она допустила ошибку? После смерти родителей она жила, не высовываясь и стараясь придерживаться линии наименьшего сопротивления. Пока дело не касалось ее пациентов. Тут она делала все, что было необходимо. По крайней мере, так она говорила себе, глядя в глаза Эндрю и видя в них тот же жар, который не давал покоя ей самой. — Я сама отвезу вас домой после смены.

— Вы всегда такой упрямый?

— Только когда ко мне пристают, когда я хочу спать. — Эндрю отодвинул кружку с недопитым куриным бульоном. Зачем Гейл накачивает его этим пойлом? У него разламывается голова, и он хочет только одного — поскорее лечь.

— Ешьте, — непреклонно ответила Гейл, опустив ложку в кружку. — Потом я дам вам болеутоляющее и позволю пару часов поспать.

Черта с два! — хмуро подумал Дафф, принимая у нее кружку. Он был упрям, но давно понял, что Гейл вдвое упрямее. То, что она силой уложила его в свою слишком короткую двуспальную кровать и поит куриным бульоном, как малыша, еще полбеды. Настоящая беда — это разжигавший желание легкий аромат одеколона, которым пахли ее шелковые простыни. Даже головная боль не мешала ему испытывать возбуждение.

После долгого спора он сумел убедить Гейл, что не упадет с лестницы и не сломает себе шею. Ему необходимо подняться к себе, принять душ и переодеться. Она согласилась отпустить его одного, но только на десять минут, чтобы собрать вещи. Душ — на его ответственность. Она все равно войдет туда. На случай, если у него снова закружится голова.

О том, чтобы впустить объект слежки в квартиру и позволить ему увидеть аппаратуру, пока он будет в душе, не могло быть и речи. Конечно, запасную спальню можно было бы запереть, но запертая дверь для женщины такое же искушение, как ваза с пирожными для годовалого малыша.

А Гейл является для меня именно объектом, напомнил себе Эндрю, наблюдая, как она наливает в стакан воду со льдом. Она не женщина, которая смотрит на него горящими глазами. И уж никак не женщина для него.

Даже если бы он хотел обольстить ее — а он этого не хотел, — из этого все равно ничего бы не вышло. Потому что, как только Гейл все узнает, она возненавидит его. Да, она вызывает у него улыбку, да, он четыре ночи проворочался в постели, потому что стоило уснуть, как она начинала ему сниться. Ну и что из того? Какое имеет значение, что ему хочется обнять ее и целовать до потери сознания, несмотря на адскую головную боль?

Он сотрудник ФБР. Его работа — ловить преступников. Гейл Нортон очень опасная женщина, напомнил себе Дафф. Опасная для его души, тела и цели, к которой он стремится. Он ни за что не позволит себе увлечься ею. Какими бы чарами ни обладала прекрасная леди-доктор.

Гейл проснулась при первом же звуковом сигнале ее наручных часов. Не включая стоявшую на тумбочке лампу, она спустила ноги с кровати и выгнула спину. Да, долг есть долг, но хватило проспать полночи на диване, чтобы она раз и навсегда зареклась брать мебель напрокат — как старую, так и новую. Она не столько спала, сколько искала место, где пружины не втыкались бы ей в зад.

Пользуясь тем, что в окно гостиной светит полная луна, она прошлепала в ванную, плотно закрыла за собой дверь и только тогда зажгла свет. Тревожить Эндрю не следовало. Гейл подходила к нему каждые три часа. Из-под палки съев куриный бульон, он крепко уснул. Температура не повышалась, пульс и давление были практически нормальными. После полуночи он слегка поплыл, но отвечал связно. Судя по всему, сотрясения мозга у Эндрю нет. Гейл надеялась на лучший исход, но врожденная осторожность брала в ней верх.

Она вымыла руки и пошла в спальню, чтобы проверить пациента. Как и в предыдущие два раза, Гейл остановилась на пороге и залюбовалась своим подопечным.

Да, посмотреть было на что… Лунный свет заливал стройное загорелое тело и тугие мускулы, обтянутые атласной кожей. Вообще-то в этом не было ничего необычного, но Гейл была так поглощена карьерой и мыслями о брате, что постель не играла для нее особой роли. Связи на одну ночь Гейл не привлекали; весь ее сексуальный опыт ограничивался двумя короткими романами во время учебы в университете. После переезда в Виргинию светская жизнь Гейл ограничивалась редкими обедами и посещением кино с Айрин. Иногда с врачами окружной больницы она ездила в Ричмонд послушать джаз. А в остальном жила как монахиня.

Она жадно смотрела на Эндрю. Отрицать не приходилось: Эндрю возбуждает ее. Не только физически, но и эмоционально. В Эндрю было многое, что заставляло ее невольно мечтать о будущем. Но мечты противоречили ее натуре. Она ставила перед собой конкретные цели, разрабатывала способы достижения и реализовывала их. Разве можно забыть о Крисе, который рискует жизнью ради безответного секундного телефонного звонка?

Когда Крис будет в безопасности, тогда возможно…

Не будь дурой, выругала себя Гейл. Через два месяца ты уедешь из Оуквуда. С глаз долой — из сердца вон.

Она взяла с комода сумку с медицинскими приборами, подошла к кровати и включила ночник. Комнату залил мягкий свет, заставив Эндрю зашевелиться. Он вынул руку из-под головы и прикрыл ею живот, плоский как стиральная доска. Гейл, загипнотизированная игрой мышц, стояла и ломала голову, много ли времени понадобится, чтобы у нее при виде этой картины начала выделяться слюна. Как у собаки Павлова…

— Опять?

Голос Эндрю, хриплый со сна, заставил ее подумать о двух головах на одной подушке и произнесенных шепотом словах любви. Гейл посмотрела в его лицо и ничуть не удивилась, увидев, что в его взгляде горит желание.

— Как вы себя чувствуете? — тихо спросила она.

Между ними что-то происходит. Что-то важное. Но Гейл уже было все равно, как называется это чувство. Имеет значение только одно: пламя, горящее в глазах Эндрю.

Он сел, подложил под спину подушку и оперся на изголовье кровати. Гейл вдохнула мускусный запах чистого мужского тела и почувствовала, что у нее закружилась голова.

Эндрю провел рукой по волосам.

— Думаю, хорошо.

Гейл полезла в сумку за тонометром, обмотала руку Эндрю выше локтя и застегнула манжету на липучку.

— Об этом судить мне. Головная боль прошла?

— Одна прошла, другая осталась.

Когда Гейл поняла, о чем идет речь, она подняла взгляд и застыла как завороженная. Его глаза светились фиолетовым пламенем. Мать-природа настоятельно требовала своего.

Эндрю взял ее за руку. Это прикосновение было бережным, но решительным. Гейл знала, чего он хочет. Потому что сама хотела того же.

— Нельзя, Эндрю… — Она опустила глаза.

Он приподнял темные брови, но, вместо того чтобы выпустить руку Гейл, начал лениво поглаживать ее кончиком большого пальца.

— Почему?

— Потому что у вас травма головы. Потому что, если я дам себе волю, я пропала.

— Гейл, поверьте, в данный момент мне хорошо, как никогда в жизни.

Она подняла глаза к потолку.

— Это чувство называется возбуждением. — Как будто она сама испытывает что-то другое…

— Не сомневаюсь, док.

То ли он читает ее мысли, то ли насмехается над ней. Впрочем, теперь это не имеет значения. Какая разница?

Эндрю выпустил ее кисть, провел ладонью вдоль предплечья, обхватил затылок и привлек Гейл к себе. У Гейл тут же пересохло во рту.

— У вас изменился пульс и участилось дыхание… — Гейл тщетно пыталась думать об Эндрю как о своем пациенте, а не как о мужчине, которому ей хочется отдаться. Частота ее собственных сердечных сокращений достигла тревожной отметки. Дыхание требовало усилий, а необходимая для этого концентрация внимания находилась на нуле. Все внимание Гейл было сосредоточено на мужском пальце, ласкавшем ее щеку.

— И состояние мышц тоже изменилось, — еле слышно прошептала Гейл. — Они напряглись… — Сначала ее ухо ощутило теплое дыхание. Через несколько секунд она почувствовала прикосновение языка к мочке, после чего ее мышцы тоже начали напрягаться. — И затвердели, — добавила она, слегка повернув голову, чтобы Эндрю было удобнее.

— И не только они, — хрипло шепнул он ей в ухо.

По ее спине пробежали мурашки и устремились именно туда, куда следует.

— Док, помогите мне расслабить мышцы. Думайте об этом исключительно с медицинской точки зрения.

6

Охватившее Гейл возбуждение не имело ничего общего с медициной. Груди налились и заныли, требуя прикосновения. Ляжки покалывало. Сердце колотилось. Трусики увлажнились. Желание жадно требовало удовлетворения.

Гейл провела ладонью по туловищу и бокам Эндрю, надеясь, что это поможет ей прийти в себя. Но этот план потерпел неудачу, как только язык Эндрю коснулся ее подбородка, а затем скользнул в ее слегка раздвинувшиеся губы.

— Поцелуй меня, Гейл.

Но просьба запоздала. Едва Эндрю наклонил голову и прильнул к ее губам, как Гейл, не медля ни секунды, пылко ответила на поцелуй, от которого владевшее ею желание стало еще сильнее.

Дело было сделано. Раньше Гейл и в голову не приходило, что она способна воспламениться от простого поцелуя. Впрочем, этот поцелуй вовсе не был простым. Никогда еще ее не целовали так страстно и эротично. О боже…

Он крепко прижал Гейл к груди и вместе с ней опустился на матрас. Когда Эндрю слегка отстранился, она испустила недовольный стон, обвила руками его шею, притянула к себе и с наслаждением ощутила прикосновение его твердой упругой плоти. Наконец-то…

Голая грудь Эндрю прижималась к ее груди. Но Гейл хотелось большего.

Эндрю застонал, и его поцелуй стал еще более страстным. Его твердая ладонь скользнула под ее майку, коснулась живота, ребер и наконец обхватила грудь. Когда он слегка потер пальцами чувствительный сосок, Гейл инстинктивно выгнулась. Она не помнила, когда в последний раз испытывала подобное возбуждение. Желание было столь сильным, что она боялась кончить. Он должен был либо убрать руку, либо продолжить ласки и увлечь ее туда, где логика и здравый смысл исчезают под напором жгучего желания и тело, стремящееся получить удовлетворение, начинает само искать выход…

О дьявол, что она делает?! Эндрю ее пациент, а здоровье пациента всегда было ее главной заботой. Да, он заставил ее изнывать от страсти, ну и что? Она должна думать о его состоянии.

Гейл решительно уперлась руками в его плечи и отстранилась.

— Мы не должны, — пробормотала Гейл, впиваясь пальцами в его теплую кожу. — Это неправильно…

— Нет, правильно! — твердо ответил он. Эндрю не сердился. Просто он был… перевозбужден.

— Вы мой пациент. За такое меня могут лишить лицензии.

— Считайте, что вы уже уволены. — Он снял с плеча левую руку Гейл.

— Подумайте о своем здоровье, — возразила Гейл, упершись ладонью в его грудь. — Вы страдаете сотрясением мозга.

Его лоб прорезала глубокая морщина.

— Я страдаю не только этим.

— Эндрю, мне очень жаль, но это невозможно. Я не могу рисковать вашим здоровьем.

Он тяжело вздохнул и перекатился на спину.

— При чем тут мое здоровье?

Гейл рывком села на край кровати, надеясь, что это поможет избавиться от наваждения. В глубине души она знала, что здоровье Эндрю тут действительно ни при чем. Состояние Гейл было вызвано сознанием того, что она едва не потеряла голову. Хотя сотрясение мозга сыграло важную роль в ее решении остановиться, пока не стало слишком поздно, но важнее было другое.

Ей нужно думать о карьере. У нее есть три долгожданных заманчивых предложения от лучших медицинских учреждений страны. Скоро Оуквуд, штат Виргиния, станет лишь строчкой в ее профессиональном досье.

Кроме того, у нее есть Крис. Лишь нерегулярные звонки и редкие почтовые открытки сообщают ей, что брат еще жив. Она не верит, что Крис в чем-то виноват, но разве на ее месте можно позволить себе увлечься? Разве есть на свете мужчина, который поймет ее преданность брату, обвиненному в убийстве?

Эндрю — искушение, которому она не имеет права уступить. Каким бы сильным это искушение ни было.

Он медленно поднялся с кровати. Гейл захотелось убежать, но это не в ее стиле. Впрочем, как знать… В данный момент она именно этим и занимается. Пытается убежать от чего-то чудесного и неповторимого.

Эндрю остановился перед ней. Гейл отчаянно захотелось отвернуться. Еще до того как он прикоснется к ней, заставит посмотреть ему в глаза и увидеть вопросы, на которые она никогда не сможет ответить.

И все же она не сделала этого.

Но в глазах Эндрю не было никаких вопросов. Одна решимость. Непреклонная решимость и жаркая страсть.

— Ставлю на кон свой месячный заработок, что вы желаете меня не меньше, чем я вас.

Слава богу, он не притронулся к ней. Иначе она послала бы к черту свои благие намерения и бросилась бы в его объятия.

— Эндрю, я не могу, — сказала она, огорченно покачав головой. — Я скоро уеду.

— Вы хотите сказать, что на несколько часов уедете в клинику? Или речь идет о чем-то другом? — Его голос звучал по-прежнему нежно, но в нем слышалась тревога.

— О другом. Мой контракт с правительством, согласно которому я отправляюсь в место, где нужны врачи, а взамен мне возвращают большую часть платы за обучение, скоро истекает. Я уеду из Оуквуда первого ноября.

— И куда вы собираетесь?

— Это неважно. Вы приехали, а я уезжаю. Отправлюсь ли я в Нью-Йорк или Бостон, не имеет значения. Значение имеет то, что я уеду, а вы останетесь. Так какой смысл?..

— Смысл такой, что до вашего отъезда мы могли бы доставить друг другу большое удовольствие.

Гейл ощутила странное разочарование. Но чего она ждала? Что он скажет: «Радость моя, это не имеет значения, потому что, куда бы ты ни отправилась, я последую за тобой»? Или еще какие-нибудь смешные глупости, рассчитанные на то, чтобы вызвать чувства, которые она испытывать не желает и не может себе позволить?

Гейл призвала на помощь остатки решимости и повторила привычную фразу:

— Я не признаю связей на одну ночь.

— При чем тут одна ночь?

— А как это называется? У нас будет страстный роман, а потом вы поможете мне собрать вещи и погрузить их в трейлер?

Гейл отвернулась и услышала досадливый вздох.

— Гейл, не случится ничего страшного, если два взрослых человека насладятся друг другом. — Его указательный палец поднял ее подбородок. — Радость моя, это будет чудесно. От вас требуется только одно: сказать «да».

«От вас требуется только одно: сказать «да».

Эта фраза вновь и вновь звучала в мозгу Гейл. Фраза, заставившая ее весь остаток ночи проворочаться на диване.

Она зарылась лицом в толстое махровое полотенце, а потом посмотрела на себя в зеркало. Темные круги под глазами не могла бы заретушировать никакая косметика.

К счастью, когда на рассвете она вновь осматривала своего пациента, он молчал. Хотя сомневаться не приходилось: Эндрю видел ее насквозь и знал, насколько она близка к тому, чтобы произнести это слово «да».

Когда Гейл умылась и оделась, в соседней комнате послышался шорох. Она прошла на кухню и приготовила больному легкий завтрак: гренок, слегка смазанный маслом, и несколько ягод клубники. Потом взяла тарелку, кружку со слабым чаем и пошла в спальню.

Эндрю сидел на краю кровати. Его темноволосая голова наклонилась вперед, плечи слегка ссутулились.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Гейл, обходя кровать. Когда Эндрю поднял взгляд и слабо улыбнулся, у нее гулко забилось сердце.

— Полцарства за таблетку аспирина. — В его глазах стояла боль. Он поднял руку и потер затылок. — Я хотел встать, но у меня немного закружилась голова. Это нормально?

Гейл поставила завтрак на тумбочку и полезла за сумкой.

— Во всяком случае в этом нет ничего ненормального, — сказала она, вынимая из сумки прибор, похожий на шариковую ручку. Потом Гейл положила ладонь на его лоб, заставила запрокинуть голову и посветила сначала в левый глаз, а затем в правый. — Реакция на свет нормальная. — Она присела перед Эндрю на корточки и измерила ему давление. Все параметры находились в пределах нормы.

— Ну и что скажете, док? — Он в упор смотрел на Гейл.

— Эндрю, сядьте прямо, — сказала она и приставила стетоскоп к его обнаженной широкой груди, тщетно пытаясь не обращать внимания на игравшие под кожей мышцы. Увы, приходилось признать, что этот человек не оставил от ее крепостных стен камня на камне. Она прижала стетоскоп к спине Эндрю и заставила себя думать о его самочувствии. — Сделайте глубокий вдох и медленно выдохните, — велела она. Потом оперлась коленом на кровать, наклонилась над ним… и ахнула.

Кожу спины уродовал чудовищный красный шрам. Когда Гейл слегка прикоснулась к бугристому рубцу, находившемуся в опасной близости к почке. Причиной такого шрама могло быть только одно… При мысли об этом по ее телу побежали мурашки. Работая в «скорой», Гейл часто имела дело с жертвами бандитских разборок и ни за что не спутала бы огнестрельную рану с ножевой.

— Когда это вас?..

— Вы о чем? — Его голос напрягся.

— Об этой огнестрельной ране. — Она провела по рубцу кончиком пальца. — О боже, Эндрю… Четыре-пять миллиметров в сторону, и у нас с вами не было бы этой беседы.

— А, это… — Эндрю небрежно пожал плечами, отчего мышцы на его спине заходили ходуном. — Ничего интересного. Всего лишь несчастный случай на охоте.

— И когда это случилось? — Вопрос был чисто риторическим. Судя по состоянию шрама, с тех пор прошло от двенадцати до восемнадцати месяцев.

— В прошлом году. — Он отстранился, и в его голосе прозвучала странная нотка.

Хотя необычная реакция Эндрю и возбудила в Гейл любопытство, она предпочла промолчать и продолжить осмотр.

Наконец Гейл сложила инструменты в сумку и громко щелкнула замком.

— Температура все еще слегка повышена. Вам придется провести в постели как минимум шесть часов, а там видно будет. Если днем жар не спадет, придется отправить вас в больницу, хотите вы того или нет.

Эндрю открыл рот, собираясь возразить, но Гейл решительно подняла руку.

— Никаких споров, — сказала она самым суровым тоном, на который была способна.

Он начал тереть висок.

— У меня нет сил спорить с вами, — буркнул он.

— Уже прогресс, — пошутила Гейл, а потом присела на корточки и положила руку на его колено. — Мне нужно на пару часов сходить в клинику. Телефон на кухне, номер клиники введен в его память под цифрой «один». Если температура поднимется или вам что-нибудь понадобится, позвоните. Надеюсь, пользоваться термометром вы умеете?

Эндрю заглянул ей в лицо, долго рассматривал губы, а потом снова посмотрел в глаза.

— Умею, — слегка дрогнувшим голосом сказал он. — А разве параллельного аппарата в спальне у вас нет?

— Увы, нет! Квартира так мала, что я никогда не испытывала нужды в параллельном аппарате. Ну что, справитесь?

— Гейл, все будет в порядке. Ступайте. Позаботьтесь о других пациентах. Обещаю позвонить, если что-то будет не так. О'кей?

— О'кей, — неохотно сказала она и отодвинулась, собираясь встать.

Эндрю сжал пальцы Гейл, все еще лежавшие на его колене, и внезапно ей страстно захотелось поцеловать его. Но не тем поцелуем, от которого занимается дыхание и безудержно колотится сердце. Она вспомнила о легком соприкосновении губ, после которого люди говорят друг другу «пока, милый».