Ирэне Као

Я чувствую тебя

Посвящается моим подругам

Глава 1

Легким поцелуем он касается моего лба, в то время как пальцы медленно исследуют округлость бедра, теряясь под рубашкой. На мне его рубашка. Открываю глаза и встречаюсь с этим светло-зеленым взглядом, который сразу же освещает мое утро. Касаюсь рукой его лица, гладкого, как у ребенка. Поначалу я думала, что он встает по ночам, чтобы втихую побриться, а потом поняла: у него действительно такая кожа — щетина настолько мягкая и невидимая, что даже утром, только проснувшись, он выглядит так, будто уже побрился.

Мы лежим на боку, друг напротив друга, касаясь ступнями. Наши тела хранят один и тот же запах. Вчера вечером мы занимались любовью, и каждый раз это все лучше — открытие с привкусом неудержимого удовольствия. Теперь его рука трогает меня более настойчиво и легонько трясет.

— Биби, просыпайся… — Его голос — легкое дуновение.

Закрываю глаза, чтобы украсть еще минутку сна, представляя под дрожащими веками грядущий день, все грядущие дни вместе с Филиппо.

— Да, еще минутку, — бормочу, поворачиваясь на другой бок.

Он еще раз целует меня, поднимается и прикрывает дверь, оставляя одну в комнате отходить ото сна. Я еще не пришла в себя, но все же делаю неимоверное усилие и сажусь, прислонившись спиной к изголовью кровати. Из окна просачиваются солнечные лучи, они ласкают мое лицо. Сейчас восемь часов прекрасного майского утра, уже тепло, и свет снаружи почти ослепляющий.

Новый день моей новой жизни.

* * *

После того как я приехала в Рим и появилась на стройке три месяца назад, случилось то, о чем нельзя было даже мечтать: Филиппо не просто простил меня, он выслушал, понял и позволил ощутить себя еще более любимой. Да, я сбилась с пути, но в его объятиях почувствовала, что вернулась домой, нашла саму себя. Нам достаточно было посмотреть друг другу в глаза, чтобы понять, что мы хотим быть вместе. Поэтому я уехала из Венеции и перебралась сюда — в его римскую квартиру, которая уже стала нашей. Она расположена в уединенном, светлом лофте [Лофт — переоборудованное под жилье помещение заброшенной фабрики или другого здания промышленного назначения. Слово loft означает «чердак», в США так называют еще и верхний этаж торгового помещения либо склада.], выходящем на искусственный водоем, в квартале ЕУР [ЕУР (итал. EUR) — урбанистический комплекс в тридцать втором квартале Рима, спроектированный в 30-х годах для Универсальной выставки.]. Филиппо сам участвовал в проектировании этого квартала и лофта. Мне нравится все в этом гнездышке. И потом в каждом углу есть что-то родное — относящееся к нашему образу мыслей, нашим пристрастиям: стеллаж из синтетического агломерата, сконструированный Филиппо; светильники из рисовой бумаги, которые я расписала японскими идеограммами; плакаты, напоминающие о наших любимых фильмах. Обожаю окна без занавесок и даже страшный, вызывающий клаустрофобию лифт нашего дома, где каждый раз боюсь застрять. Но больше всего мне нравится, что это наша первая совместная квартира.

Ускользаю в ванную и в спешке привожу в порядок растрепанные волосы, закрепляя их на затылке заколкой, чтобы убрать с глаз. Каре моей последней венецианской осени кануло в Лету, теперь мои каштановые волосы отросли и в беспорядке мягко падают ниже плеч, хотя я иногда пытаюсь собрать их в хвост или другие импровизированные прически.

Натягиваю штаны от спортивного костюма и шаркая тапками, иду к Филиппо на кухню.

— Доброе утро, соня, — приветствует он меня, наливая стакан апельсинового сока. Мой друг уже готов к выходу, благоухащий и одетый в брюки из бежевого хлопка, голубую рубашку и галстук в оптических разводах. Галстук означает, что сегодня Филиппо пойдет в офис, а не на стройку, я уже усвоила это. Завидую его утренней собранности, по сравнению с ним по утрам я кажусь черепахой, ползающей по дому.

— Привет, — отвечаю, протирая глаза и чуть не вывихивая челюсть от зевка. Усаживаюсь на барный табурет и опираюсь локтями на цементный остров, все еще не в состоянии противостоять объятьям сна. Поднимаю взгляд на плиту, где уже кипит вода для моего чая. Филиппо трогательно заботится обо мне уже с первого утра, когда мы проснулись вместе. Такие вроде бы незначительные знаки внимания многое о нем говорят.

Филиппо выключает газ, прежде чем вода перельется. «Наркотик сама добавишь?» — спрашивает.

Улыбаюсь. Филиппо утверждает, что у меня зависимость от зеленого чая и травяных настоев, и возможно, он прав: в течение дня я пью их литрами, и мне нравится покупать всевозможные разновидности чая. Подхожу к полкам и беру одну из множества баночек, наполненных высушенными листьями. Сегодня мне хочется аюрведической смеси: зеленый чай, ароматизированный розой и ванилью.

— Хочешь? — спрашиваю.

Филиппо качает головой, смачно прихлебывая свой кофе.

— Он очень вкусный, правда! — протягиваю ему жестяную банку, чтобы он ощутил запах.

— Ага, конечно… ты теперь и рекламируешь? — комментирует, с осторожностью принюхиваясь. — Пахнет мертвыми кошками, — заключает, сморщив нос. Качаю головой — это уже заведомо проигранная битва — и сажусь обратно на барный стул с дымящейся чашкой в руках, стараясь не обжечься. С этого места с удовольствием рассматриваю Филиппо: худощавое, мускулистое тело, светлые волосы, чуть тронутые гелем. Он нравится мне все больше, приятно иметь общие ритуалы, ощущать знакомую вселенную совместных привычек. Наверное, каждая любовная история должна быть такой. И с течением времени я только более уверяюсь, что мы сможем провести вместе всю оставшуюся жизнь и рутина не разрушит наши отношения, как разрушила многие пары.

— Ты чего на меня уставилась? — спрашивает, вопросительно приподняв бровь.

— Смотрю на тебя, потому что ты красивый, — отвечаю, отпивая чай.

— Вот подлиза!

Он приближается и начинает щипать меня за бока, покрывая шею мелкими поцелуями. Потом усаживается на барный табурет рядом со мной и включает планшет, начиная пролистывать страницы газет, на которые он подписан. Привычный утренний обзор печати.

— Не понимаю, как ты можешь читать на этой штуке, — замечаю с недоумением.

— Это намного удобней обычных газет: они занимают чересчур много места и вдобавок неэкологичны. — Его пальцы стремительно движутся по экрану, будто он играет на пианино.

— Я предпочитаю бумагу, — утверждаю твердо.

— Потому что ты старомодная. — Филиппо одним глотком допивает кофе, и саркастическая улыбка появляется у него на губах. — В конце концов, ты же реставратор…

— На провокации я не поддаюсь! — отвечаю, стараясь казаться выше этого. Мы постоянно спорим, чья работа важнее: я сохраняю прошлое, а он, как архитектор, проектирует будущее. В общем, две противоположные профессии, так что спор на эту тему, наверное, нескончаем.

— Что будем делать вечером? — спрашиваю, обмакивая в чай рисовое печенье.

— Не знаю, любимая… я даже не могу тебе сказать, когда закончу в офисе, — отвечает Филиппо рассеянно, не отрывая глаз от планшета.

— Ох уж эти мне мечтатели-архитекторы, которые изобретают будущее, но не способны предвидеть собственный день позже семи вечера, — комментирую вполголоса, откусывая хрустящее печенье и подавляя ехидную улыбочку. (Да, я не поддаюсь на провокации, но сама не упускаю возможности кольнуть.)

Филиппо наконец-то отрывается от планшета. Touché [Туше (от франц. touche) — удар, касание противника во время фехтования. В контексте спора означает, что замечание поразило оппонента.].

Взлохмачиваю ему волосы, зная, что этот жест его взбесит. И действительно, он тянется ко мне, хватает за руку и блокирует ее за моей спиной:

— Ну хорошо, Биби, ты сама напросилась. — Другой рукой он щекочет меня под ребрами, и я начинаю хохотать и извиваться, как угорь. Не могу больше терпеть и умоляю сжалиться. Внезапно Филиппо оставляет меня и бросает взгляд на часы.

— Черт, уже поздно! — За минуту выключает планшет и бережно укладывает его обратно в чехол, как редкую реликвию.

— Я быстро переоденусь, — говорю, понимая, что я все еще в пижаме. — Если подождешь, выйдем вместе…

— Биби, не могу, — вздыхает он, разводя руками, — я должен быть в офисе через полчаса, встреча с клиентом. Это он так рано назначил, черт бы его побрал…

— Ок! — отвечаю, глядя на него грустным, покорным взглядом, как бывает всякий раз, когда я хочу вызвать в нем нежность. — Ну, иди тогда, а мне придется проделать весь путь самой, — жалостливо всхлипываю.

— Ну, ты ведь, наверное, разобралась уже, как ездить на метро, — усмехается он.

Филиппо прав, я плохо ориентируюсь. По правде говоря, у меня выдающаяся способность теряться и садиться не на тот автобус. Однако освоение римского водоворота после почти деревенских размеров Венеции по-моему служит смягчающим обстоятельством, не правда ли?

— Дурак! — сделав гримасу, притягиваю его к себе. — Хорошего дня, — шепчу, приближая губы.

— До вечера, Биби! — Его поцелуй оставляет у меня на губах восхитительный привкус кофе, смешанного с зубной пастой.

* * *

День начался хорошо, поэтому я направляюсь в сторону метро решительным шагом, будто на встречу с опасным соперником, хотя сияющее солнце располагает не спешить, а наслаждаться прогулкой. ЕУР — современный квартал. Живая зелень парков перемежается с асфальтом тротуаров и цементными конструкциями домов. Все это вместе порождает ощущение умиротворения, несмотря на хаотичность уличного движения. Здесь все внове для меня, привыкшей к абсолютно другому городскому пейзажу: полупустые площади Венеции, где главный транспорт — вапоретто [Вапорйтто (итал. waporetto) — маршрутный водный трамвайчик, единственный вид общественного транспорта в островной Венеции.]; ее мосты, заполоненные туристами. Я по-прежнему шагаю на работу, подняв нос кверху. Спускаюсь по ступеням в метро и уверенно иду к подземному переходу на Ребиббия. Я вечно боюсь ошибиться: здесь внизу мне все кажется таким запутанным! Несколько раз мне уже случалось потеряться, и я звонила Филиппо с просьбой о помощи: именно этот отчаянный SOS превратил меня в объект его насмешек на всю жизнь (надеюсь — на всю жизнь).