Взял у Марины бутылку, налил себе полный, ей половину. Марина нетерпеливо елозила, как будто пританцовывала. Выпили. Рома куснул от бутера, и Марина, взяв его руку, постаралась изобразить киношную страсть, засовывая себе в рот остаток и не спуская с Ромы глаз. Выглядело это комично. Рома прыснул:

— Подавишься.

Марина с набитым ртом тоже стала хихикать, отмахиваясь от него руками.

— Медляк поставь, — сказала, дожевывая.

Рома двинулся к пульту. Стоило сделать шаг, как жар и хмель разлились по телу, с новой силой ударили в голову. Он чуял уже, что ему всё по силам. Хотелось куражиться. И тех глаз не вспоминать.

Он нашёл в списке что-то самое медленное. Марина воплотилась сразу же, будто шла за ним как тень.

— Потанцуем, диджей?

Он усмехнулся и оглядел её. Дебелая, вся как сытный пирожок, она источала желание или умело его изображала. А что? Стоит себе разрешить — и всё заводится. Инстинкты именно потому надо сдерживать, разбудить их — без проблем. Животное в нас ближе, чем кажется. Ближе, чем хотелось бы. Рома замахнул ещё водки, втянул в список следующую медленную композицию, чтобы хватило наверняка, и пошёл за Мариной.

Она уже томно извивалась в двух шагах от стола, недвусмысленно поглаживая себя ладонями по толстым бёдрам, и к ней на полной скорости из темноты плыл какой-то самец. Заметив его, Рома прибавил шагу, поймал Марину за руку и развернул к себе. Получилось даже грубо, она изобразила на лице удивление, но тут же осклабилась, давая понять, что именно так ей нравится. Положила руки ему на плечи. Он положил сперва левую на талию, правую — на плечо, но быстро почувствовал, что это здесь неуместно, как пионерское приветствие. Обе руки быстро опустились ниже и остановились на изгибе таза — ощупывать Марину дальше пока не хотелось, остатки трезвости ещё сохранялись.

— А ты классно танцуешь, — сказала она полушёпотом и подмигнула.

Рома знал, что грация у него медвежья, поэтому отвечать не стал, но с удовольствием отметил, как от её шёпота в животе потеплело. Сама Марина плавно качалась в его руках, под тонкой синтетикой прощупывались резинки от трусов.

От этого ритма, от пластики, от запаха алкоголя, который от неё шёл, кровь начала закипать. Он чувствовал, что она становится всё ближе и ближе, тепло от её тела уже ощущалось как жар. Вдруг одним рывком, не задумавшись, он притянул её к себе, словно бы вжавшись, вдавившись в мягкое и податливое. Марина охнула, а потом рассмеялась тихим, каким-то домашним смехом, обвила его руками и стала мягко качаться сама и раскачивать его. Кровь запульсировала сильнее.

— Давай, да? — сказала в самое ухо. Её волосы лезли в лицо, стало щекотно. Но жар окончательно ударил в голову, захотелось увалить её прямо сейчас. Она, чувствуя это, заелозила бёдрами, прижимаясь всё плотнее и плотнее. Задышала в ухо. Инстинкты рухнули, руки сами уже гладили и сжимали.

— Пойдём, — скомандовала она вдруг, развернулась и ринулась к светящемуся проёму выхода, крепко держа Рому за руку, как трофей.

Он двинулся следом. Думать себе не позволял.

Марина бежала на удивление легко и проворно. Вместе они свернули на лестницу, спустились на пролёт и понеслись по кафельному, залитому мертвенным светом люминисцентных ламп коридору. Маринины каблуки цокали о плитку, эхо гулко разливалось в холоде стен. Пахло кислой капустой и туалетом. Вдруг Марина свернула в какой-то закуток, в котором не горел свет, и тут же прижалась спиной к стене, а его привалила на себя:

Конец ознакомительного фрагмента