Когда мистер Пол услышал, что время пропажи около четырёх утра, он просто был в недоумении, так как уверял, что жена его выпила изрядную дозу снотворного. По его словам, чтобы проснуться посреди ночи после такого количества, жене потребовался бы как минимум грохот стрельбы из сотен артиллерийских орудий, никак не меньше. И долго отказывался верить новым фактам, но свидетель есть свидетель, а значит, Сьюзан пропала ночью, а не днём, как считалось до этого, на основании показаний мужа», — старушка горько улыбнулась. — Моему мужу предложили патрулировать территорию вместе с работниками другого участка, так как видели, что судьба миссис Сьюзан и это дело очень его увлекли. Он был счастлив, что снова в деле.

Аламия подняла голову вверх, вжала в себя плечи и покачала головой.

— Безусловно, он побежал помогать в поисках. В итоге её разумеется так и не нашли.

Собираясь с мыслями, жужжащими в голове как рой ос, Лунара призадумалась.

— Значит, на том листке были имена тех, кого нужно убить?

— Имена, — усмехнулась старушка. — Точные даты и время, как говорил Стэнли.

— Кому-то доподлинно известно, где будет жертва, во сколько и когда, — мрачно дополнила её Лунара, глядя в стол. — И за много времени вперёд! То есть все наши поступки, спонтанные решения и стихийные желания вовсе не случайны. Сьюзан вдруг проснулась после двойной дозы снотворного, чего раньше не было. От избытка лекарства ей, конечно же, показалось, что дома душно, она плохо себя чувствует. Затем она вышла из дома, где и перекинулась последними словами с соседкой. Стало быть, кому-то достоверно известно, что она проснётся под утро, когда станет душно, а затем покинет дом.

— Ты рассуждаешь совсем как мой супруг, — понурила голову Аламия. — Стэнли был убеждён, что мы живём в том мире, к которому привыкли. И не видим шире, всего того, что происходит в соседних, граничащих с нашим, мирах. После дела Сьюзан мой муж больше уже не мог работать как прежде. Он принялся изучать с ещё большим рвением всё сверхъестественное, прочитал сотни книг и трудов, пытаясь сложить этот пазл в голове. Его коллеги по службе не верили во всё это. Конечно, да и кто поверит, что где-то на самовоспламеняющейся бумаге расписаны даты и время исчезновения будущих жертв и их тел. Когда он порядком всем надоел безумными версиями происходящего, его насильно отправили в отпуск поправлять психическое здоровье, — Аламия почти заплакала, тяжело вздохнув. — После интенсивного курса седативных препаратов и электросудорожной терапии он признался, что, может быть, действительно всё это выдумал и сходит с ума. Я поддерживала его, конечно, как могла. Навещала каждый день. Врачи строго-настрого запретили таскать ему книги. В конечном итоге его полностью отстранили от службы. А чудачества списали на влияние моей чокнутой сестры с её гаданиями, кто-то решил, что это я впутала в оккультизм мужа и от всего этого у него поехала крыша.

Аламия вытерла тыльной стороной ладони щеку, смахнув тоненькую мелкую слезу.

— Вы же верили своему мужу?

— Мы прошли через многое, — губы женщины покрылись продольными морщинами, когда она напряжённо их поджала. — Он всем делился со мной. Каждым шагом, каждой мыслью. Эти расследования мы словно вели вдвоём, радовались его повышению по службе. А потом всё в нашей жизни пошло не так. Доктора, насмешки коллег, изоляция в палате довели его в конце концов. Мне позвонили ночью из лечебницы, сказав, что он сбежал, приняв огромную дозу таблеток, что врач выписал ему на два месяца вперёд. Господи, как я тогда рыдала. Мои милый Стэнли, скорее всего, уже мёртв, как я полагала, — вторая тоненькая слезинка побежала по щеке старушки. — Его нашли неподалёку от здания психиатрии. Он лежал на земле и повторял «АЗР». За ним усилили охрану, отняли все его записи, в ответ на это он полностью отказался от еды, требуя вернуть хотя бы ручку и блокнот. Когда к нему заходили медсёстры, он сбивал их с ног, чтобы выбежать в коридор. Его приковали к кровати и кормили насильно. В один из таких приёмов еды он подавился и задохнулся. Медики так и не смогли его спасти. И, наверное, не очень-то хотели. Он был буйным пациентом и опасным. Так они про него говорили. Его очерки и дневники хотели сжечь, но я настояла, что заберу каждый лист на память о покойном супруге.

Слёзы замерли в глазах старушки, когда та обратилась к Лунаре.

— К чему я всё это рассказала, милая. Я вижу, ты в беде. Может быть, Стэнли был прав. Я не знаю.

Аламия встала и вышла, ничего не сказав. После рассказа ледяной кофе не шёл в горло, застывая под языком. Через пару минут послышались шаги старушки, спускающейся вниз по лестнице. Она возвращалась на кухню с мятой толстой книгой. Между страниц торчали обрывки газет, куски разноцветных исписанных картонок. Кое-где края были разорваны или даже откусаны. Корешок был сильно потрёпан, и оставалось только гадать, как вообще он ещё не развалился и благодаря какой силе он удерживает внутри себя весь этот объём. Она аккуратно и заботливо поглаживала крышку переплёта, крепко удерживая рукописи. Держала она их очень нежно, словно в руках несла крошечного ребёнка.

— Как оказалось, в своих расследованиях он продвинулся слегка дальше, чем мне рассказал. Из личных вещей мне передали его коробку, на которой сверху лежала эта записная книга. Здесь много заметок на полях, между страниц он вставлял отдельные листы, где описывал свои дела, гипотезы, предположения. Здесь много странных рисунков, карт с заштрихованными местами, где чаще всего пропадали люди, — голос старушки слегка понизился, она придвинулась ближе.

— Всё, что осталось мне на память от моего покойного мужа, — пояснила она, протягивая вперёд бумагу. — Записки сумасшедшего, очерки потерявшего разум. Именно с этими словами мне передали эти вещи доктора.

Лунара сочувствующе кивнула.

— Вы хотите передать их мне?

Аламия перевязала кипу бумаг лентой и сложила на краю стола.

— Ни Стэнли, ни мне они уже ни к чему. Я всегда считала, что так и помру, а их потом найдут на чердаке новые владельцы дома и выкинут в мусорку. Если ты не против, я бы передала их тебе. Вдруг ты найдёшь там что-то для себя. Или… Выбросишь в мусорку сама, — горько выдохнула Аламия. — У меня уж точно руки никогда не поднимутся на это.

— Ни за что.

Мелисса вошла на кухню. Лунара сглотнула сухой ком в горле и даже не сразу заметила почти бесшумное появление девочки.

— Ба, пришла медсестра. Тебя ожидают наверху.

— Мы тут немного поболтали с нашей гостьей. Я совсем забыла про уколы. Спасибо, детка.

Аламия встала из-за стола, разминая поясницу. Её примеру последовала Лунара. Они переглянулись и вышли в коридор.

— Береги себя. Вряд ли я чем-то смогла тебе помочь, скорее, наоборот, нагрузила ещё больше. Я и жалею и не жалею одновременно, что всё рассказала тебе. Жизнь в незнании и жизнь в знании — это две совершенно непохожих друг на друга жизни, — старушка положила руку на плечо и заглянула в глаза тем самым взглядом, которым смотрят тогда, когда кому-то доверили тайну. — Ступай, уже начинает темнеть, — а затем прибавила: — Да хранит тебя господь…

Окинув последний раз взглядом дом, в который совсем недавно она входила недалекой беззаботной девушкой, Лунара понимала, что выходит уже совершенно другим человеком. Бесконечно потерянным и не понимающим, как дальше жить.

«В этом доме я нашла намного больше загадок, чем разгадала. Пришла за ответами, но в итоге ухожу ещё с большим количеством вопросов», — рассуждала про себя девушка, подходя к автобусной остановке. Где-то над ней прокаркала ворона, сразу всплыло в памяти безобразное лицо с клювом, от которого тут же пробежала по спине дрожь.

Подъехавший к остановке автобус остановился, чтобы принять в себя всего двух пассажиров, одним из которых была она сама. «Стэнли тоже раньше много думал, и ничего хорошего в итоге не получилось», — в голове отдавался внутренний ворчливый голос мамы, которая вновь появилась и заговорила с дочерью. «Нужно жить в реальном мире, а читают дневники сумасшедших либо сумасшедшие, либо их лечащие доктора. К кому из них ты себя относишь?» — Лунара билась во внутренней истерике во время маминого монолога, впрочем с виду это никак не проявлялось. Для всех в автобусе она выглядела лишь грустной девочкой с книгой на коленях.

Среди кипы бумаг, что она до сих пор сжимала в руках, один плотный лист большого размера особенно выбивался. Попытки расправить его уголки не увенчались успехом, и, только дёрнув за узел ленты, вместе с веревкой она освободила и все листы. Почерк на каждой странице был разным, но писал это определённо один и тот же человек. То же самое почему-то случается и с ней самой, она пишет то под одним, то под другим уклоном. Находя в себе всё больше и больше сходств с покойным безумцем, она невольно начинала переживать и за своё психическое здоровье. Что, если разнородный непостоянный почерк — уже признак какой-нибудь склонности к расстройству.

«Существует неопределённое количество миров, ряд из них похож на наш, в то время как другие совершенно не похожи. Жители других миров попадают в наш мир, они забирают с собой людей и возвращаются обратно в свой. Если мы вообразим наш мир в виде единого атома, а все другие миры тоже атомами, то наши пересечения напоминают схему взаимодействия в кристаллической решётке — некоторые атомы располагаются в одной плоскости, каждый атом является воротами для перехода в мир соседствующий, но все они связаны узлами, по которым можно попасть из одного мира в любой, достаточно знать карту переходов «с ветки на ветку», как в метро.