Вернувшись в кабинет, Мономах сел за стол и позвонил Татьяне Лагутиной. Коротко сказал: «Зайди!» — и повесил трубку. Татьяна была вечной головной болью Мономаха в силу своей грубости и неистребимой лени. И все это при том, что она отлично знает свое дело и, при необходимости, умеет мобилизоваться и действовать профессионально и эффективно. Если бы Мономах не испытывал такого острого дефицита в среднем медперсонале, то давно избавился бы от неприятной в общении и неуживчивой девицы, однако в таком отделении, как ТОН, никакая пара рук, даже самых кривых, не бывает лишней. Пациенты зачастую испытывают проблемы с передвижением, поэтому любая медсестра или санитарка — на вес золота. Мономаху, одному из немногих во всей больнице, удалось выбить себе ставку санитарки, которую делили между собой две пенсионерки, очень добросовестные и жалостливые дамы — не в пример Лагутиной! Так что, не нуждайся Мономах в ее услугах в данный момент, он бы с удовольствием избежал этого разговора, но, к сожалению, без него не обойтись: какой бы хабалкой ни была Лагутина, она представляла собой настоящий кладезь информации обо всем, что касалось больницы, — оставалось лишь удивляться, как ей удается добывать сведения из людей, ведь она отнюдь не тот человек, к которому все бегут делиться новостями!

Татьяна, как обычно, вошла без стука. Вернее, она, конечно же, царапнула ногтями внешнее полотно двери кабинета, однако дожидаться приглашения и не подумала и с порога вопросила с раздражением:

— Ну что опять, Владимир Всеволодович, кто на этот раз нажаловался?! Небось Кузькина из пятой «Б»? Боже мой, ну подумаешь, полежала лишних пять минут с капельницей — куда ей торопиться-то?!

— Присядь-ка, — приказал Мономах, и Лагутина, притихнув, подчинилась: видимо, его вид показался ей не обещающим ничего хорошего, и она сочла за лучшее попридержать коней.

— Ты помнишь Ольгу Далманову? — спросил он, когда девушка, похожая на Останкинскую телебашню и ростом, и телосложением, опустилась на стул.

— Кого? — глаза навыкате выпучились еще больше, Лагутина явно не ожидала такого вопроса: похоже, ее мысли занимала пациентка, которая оказалась не удовлетворена ее работой.

— Далманову Олю, твою коллегу, — со вздохом повторил Мономах. — Она работала здесь около…

— Ольку-то? — перебила Татьяна, чуждая как субординации, так и обычной для большинства людей вежливости. — Далманову? Так она ж года четыре назад уволилась — на кой ляд она вам понадобилась?

Игнорируя хамство (хотя, надо отдать Лагутиной должное, сама она вряд ли сознавала, что это именно оно), Мономах пояснил:

— Мне нужно с ней поговорить.

— Могу дать телефон, — пожала узкими и тощими плечами медсестра.

— Телефон у меня есть, мне нужен адрес.

— Так в чем проблема-то? Позвоните и спро…

— Ольга умерла.

— Че?

— Ну нет ее больше, понимаешь?

— Нет… Она ж моего возраста!

— Думаю, да.

— В аварию, что ли, попала? А я говорила, сиди себе на месте, не рыпайся! Все искала, искала, где условия лучше… Доискалась!

Татьяна и тут умудрилась сказать гадость вместо того, чтобы выразить сочувствие, но Мономах не собирался ее стыдить: ему требовались сведения, и он намеревался их получить во что бы то ни стало.

— Так есть у тебя адрес или как? — спросил он, едва сдерживая злость из-за того, что вынужден вести такую долгую беседу со столь незначительной личностью, считающей себя пупом земли.

— А зачем вам адрес? — удивилась медсестра. — Если она померла…

— Хочу навестить родственников, узнать, не нужна ли помощь.

— Ох, Владимир Всеволодович, да вам-то что за дело?! Олька давным-давно в другом месте работает… работала, то есть, значит, и помогать должно тамошнее ее начальство, нет разве? Она ведь нас предала, сбежала, нашла местечко потеплее, а вы ей помогать хотите?!

— По-моему, ты не совсем правильно меня поняла, Татьяна, — отчеканил Мономах. — Я не спрашиваю твоего совета, мне лишь нужна информация. Если ты в состоянии ее предоставить, то давай, нет — отправляйся заниматься своими непосредственными обязанностями!

Он знал, что Лагутина ни за что не упустит такую возможность — рассказать всем сногсшибательную новость и не забыть упомянуть о своем в ней «деятельном» участии. Так и вышло: Татьяна полезла в телефон и продиктовала:

— Улица Замшина, дом номер шестьдесят, квартира десять… Вы правда поедете туда?

— Ты капельницу убрала?

— Естес-с-сно, я ж не фашист какой! Эта Кузькина — скандальная баба, чтоб вы знали: все время чем-то недовольна: то суп ей жидкий, то свет над койкой не горит, то…

— Иди, работай! — прервал медсестру Мономах. — И постарайся, чтобы пациенты не писали письменных жалоб, ладно?

— А она что, написала?!

— Иди, я сказал!

* * *

Алла обозрела коллег, с трудом разместившихся в ее крошечном кабинете: здесь едва хватало места для нее и троих оперов. У Аллы была возможность переехать в более просторное помещение (благо должность позволяла), но она ненавидела любые перемены, а потому предпочла ютиться в маленькой комнатке, где ей знаком каждый угол, каждая потертость на полу и даже самая незначительная трещинка на штукатурке. Единственное, на что она недавно согласилась, так это на косметический ремонт, благодаря которому количество этих самых трещинок и потертостей значительно уменьшилось. Но полезная площадь не увеличилась.

— Итак, дорогие коллеги, у нас новое дело! — бодро объявила Алла.

— Сколько трупов? — поинтересовался Александр Белкин, самый молодой сотрудник опергруппы.

— Пока ни одного, — усмехнулась Алла. — Хочется надеяться, что так оно и останется!

— А какого лешего тогда нас дернули? — удивился старший группы и самый опытный оперативник Антон Шеин. — Мы же по особо важным — нет тела, как говорится…

— Антон, не мне вам объяснять, что иногда необходимо, как бы это правильнее выразиться… почесать спинку начальству, понимаете?

— И кому мы «чешем» на этот раз?

— Личная просьба Деда.

«Дедом» за глаза называли Андрона Петровича Кириенко.

— Поня-а-атно, — разочарованно протянул Белкин. — Значит, будем начальство ублажать?

— Честно говоря, дело не такое уж банальное: похоже, кто-то преследует известного в городе онколога, и от нас требуется выяснить мотивы злоумышленника, его имя и, само собой, пресечь противоправные действия.

— По-моему, это, скорее, дело районного отдела полиции, Алла Гурьевна, — резонно заметил Дамир Ахметов. Он нравился Алле своим здравомыслием и рассудительностью, коими отличался от Антона, который был чересчур циничен и в то же самое время довольно импульсивен, и Александра, в силу возраста и неопытности слишком эмоционального и склонного к скоропалительным выводам. Ахметов и внешностью, и поведением напоминал Будду — безмятежного с виду, собранного внутри и совершенно непостижимого для тех, кто пытался его разгадать.

— Согласна, — кивнула она. — Однако Инга Цибулис, наша жертва преследования, почему-то не стала обращаться в местный отдел. Более того, мне показалось, она вовсе не желала приходить и к нам — на этом настоял ее покровитель, некий Тимур.

— А фамилия Тимура? — поинтересовался Антон.

— Понятия не имею. Я не стала спрашивать у Цибулис, так как она очевидно не горела желанием о нем говорить. Вполне возможно, они с этим Тимуром любовники, а он, скорее всего, женат и известен. Я хотела поинтересоваться у Деда, но потом решила этого не делать… Для вас ведь не станет большим неудобством выяснить, кто он такой?

— Разумеется, нет, — пожал плечами Шеин. — Вы этого хотите?

— Этого, а еще всего того, что можно накопать на Цибулис и ее окружение: она составила список, и надо бы по нему пробежаться.

— Так у нас есть список подозреваемых? — воспрянул Белкин. — Кто там, недовольные лечением пациенты?

— Можно было этого ожидать, но, как ни странно, нет.

— Что, все довольны?

— Она онколог, помнишь? — встрял Шеин. — Видать, больные отправляются на тот свет раньше, чем успевают пожаловаться!

— Фи, Антон, как грубо! — поморщилась Алла. — К вашему сведению, у Цибулис процент смертности стремится к нулю — я специально навела справки, тоже в первую очередь подумав о пациентах.

— Удивительно! — задумчиво пробормотал Ахметов. — При такой-то специализации… А кто же тогда в списке недоброжелателей?

— Пара коллег, соседи, бывшие работники, по тем или иным причинам уволенные из клиники. Он короткий, этот список, так что изучение его фигурантов много времени не займет. Я хочу знать, кто может ненавидеть врача настолько, чтобы поджигать ее почтовый ящик и прокалывать шины, умудрившись ни разу не «засветиться» на камерах наблюдения, которыми буквально утыкано пространство вокруг нее и на работе, и дома.

— О, так мы имеем дело с хакером? — вскинулся Белкин.

— Вполне допускаю такой расклад. Пока он не сделал ничего, что можно счесть прямой угрозой жизни или здоровью жертвы, но, согласитесь, «пока» — здесь основное слово. К несчастью, нам известны случаи, когда преследуемые становятся жертвами членовредительства или убийства, чего мы не хотим, верно? Так что необходимо разыскать этого хакера или кто он там такой. И хорошо бы поговорить с парочкой людей, знающих Ингу, но не работающих в ее медцентре — просто чтобы понять, что она за человек… Даю вам полную свободу действий! А вас, Дамир, я попрошу задержаться, — добавила она, когда все мужчины поднялись со своих мест, поняв, что инструктаж окончен.