— Не почему-то, ба, а из-за того, что у нас ремонта нет, — вставила Мария, возвращаясь в комнату: похоже, у девушки слух компенсировал отсутствие двигательной активности, как случается у слепых — она, оказывается, отлично слышала их разговор, даже находясь в кухне. — В санузле — просто караул, а люди ведь в комфорте жить хотят!
— И правда, — вздохнула бабушка, — все как-то руки не доходили! У нас ведь только моя пенсия и зарплата Олина… была, то есть, а в доме двое иждивенцев, понимаете? Столько дыр приходится затыкать: вот, холодильник сломался, пришлось купить новый в кредит — как же без холодильника-то? Стиральной машинки у нас не было, Оля купила, самую дешевенькую, но я уже и не понимаю, как мы без нее обходились… Ой, да вам, наверное, не интересно про наши проблемы слушать!
— Я бы хотел вам чем-то помочь, — ответил на это Мономах.
— Да что вы, как тут поможешь! — махнула рукой пожилая женщина. — Спасибо, что хоть зашли проведать нас, ведь вы не обязаны: Оля давно у вас не работает! Я всегда была против того, чтобы она бросала государственную службу и уходила к частникам…
— Ба, но ведь платили ей в два с половиной раза больше, чем в больнице! — резонно возразила Маша. — Кстати, чайник вскипел.
Все трое проследовали на кухню. Ольга Сергеевна достала старенький сервиз — Мономах помнил эти красные чашки в белый горох, которые лет сорок назад были, наверное, в каждом доме, а теперь остались только там, где жили не самые богатые люди, не имеющие возможности приобрести новую посуду. Принимая у хозяйки квартиры свой чай, он почувствовал на себе пристальный взгляд и едва не обжегся: Маша смотрела на него, не отрываясь, как будто бы изучая. Интересно, что у нее на уме? С одной стороны, она ведет себя, как подросток, а с другой…
— Она что-нибудь сказала? — внезапно спросила девушка, и, если бы Мономах уже не водрузил чашку на стол, он непременно бы выплеснул часть ее содержимого при этом неожиданном вопросе.
— Сказала? — переспросил он.
— Бросьте, вы же понимаете, о чем я!
— Мария! — возмутилась Ольга Сергеевна, но Мономах остановил ее, взмахом руки попросив позволить внучке говорить.
— Оля же при вас умерла, так? — продолжала Маша. — Буквально у вас на руках? Она должна была что-то сказать!
«У нее было перерезано горло от уха до уха, поэтому она вряд ли имела возможность членораздельно выражаться!» — хотелось сказать ему, но он сдержался и вместо этого ответил:
— Нет, к сожалению, Оля не произнесла ни слова. А откуда ты знаешь, что я при этом присутствовал?
— Так следак же приходил, — пожала худенькими плечами девушка. — Он сказал, что это вы ее обнаружили. По-моему, он считает, что вы ее и убили!
— Маша, что ты несешь! — воскликнула бабушка, беспомощно глядя на Мономаха.
— Я же не говорю, что я сама так думаю — это он, следак… Помнишь, как он пытался заставить тебя признаться, что у Оли были с Мономахом близкие отношения?
— Да вовсе он не…
— Ну ба, я тебя умоляю, не будь занудой: ты же сама сказала, что так подумала, когда за ним только дверь закрылась!
— Но я ничего подобного не говорила! — пробормотала Ольга Сергеевна. — Правда, Владимир Всеволодович!
— Я вам верю, — мягко сказал он. — Фамилия следователя была Никифоров?
— Да, точно!
— Ну, тогда все ясно: он и в самом деле полагает, что я виновен в гибели вашей внучки. Патруль застал меня на месте преступления, мои руки были в ее крови…
— Он очень хочет вас посадить и поскорее закрыть дело, — спокойно констатировала Маша. — Это же так удобно!
На этот раз бабушка промолчала.
— Я впервые услышал Олин голос по телефону вчера, за пару часов до убийства, — пояснил Мономах.
— А Оля часто вас вспоминала, — заметила Ольга Сергеевна. — Особенно в последнее время…
— Неужели? — удивился Мономах.
— Только мы ничего такого Никифорову не сказали, так и знайте! — опередив бабушку, выпалила внучка. — Иначе он бы точно решил, что вы с Ольгой любовники!
— Что-о?! — Мономах едва со стула не свалился.
— Владимир Всеволодович, тут Маша права, — закивала Ольга Сергеевна. — У нас действительно создалось впечатление, что следователь… ну, что он пытается вынудить нас признать, что у вас с Олей были какие-то особые отношения, а не только рабочие.
— Но это же вранье! — воскликнул Мономах.
— Мы-то в курсе, — усмехнулась Мария, и в этот момент он понял, что она вовсе не маленькая девочка, а вполне себе сформировавшаяся молодая женщина, способная к трезвому анализу событий. — Только это не меняет того, что Никифоров уже составил мнение, как все должно выглядеть, и теперь пытается подогнать факты под свою схему.
— Мы пытались донести до него абсурдность этих предположений, — поддержала внучку Ольга Сергеевна, — однако мне показалось, что наши заверения не имеют для него значения: он уже все решил и займется поиском доказательств!
— Доказательств чего?!
— Вашей с Олей любовной интрижки. Несуществующей, само собой.
— Мы просто хотим предупредить, — добавила Маша, глядя в глаза Мономаху своими прозрачными глазищами. — Чтобы вы не удивлялись, понимаете?
Он не знал, что и думать. Выходит, Никифоров пытается состряпать против него дело об убийстве, причем планирует строить его на том, чего не было и в помине? Мономах, конечно, читал о таком в криминальных романах, горячим поклонником которых являлся с юных лет, но он предполагал, что в реальной жизни все-таки должны присутствовать хоть какие-то доказательства!
— У вас обеих есть мысли, зачем Оля могла мне звонить в день гибели? — спросил он. — Проблема в том, что она ничего толком не сказала, но дала понять, что дело серьезное!
— Честно говоря, я сперва подумала, что она намеревалась поговорить с вами насчет возвращения в больницу, — неуверенно проговорила Ольга Сергеевна. — С другой стороны, по здравом размышлении, я прихожу к выводу, что ради этого не стоило вызывать вас куда-то для встречи, ведь можно было просто прийти в больницу, верно? Или даже по телефону поинтересоваться, есть ли в отделении свободные ставки…
— Оля намекнула на возможность возвращения, — кивнул Мономах, — однако она не для этого назначила встречу. Меня смутило, что она не хотела рассказывать о своей проблеме по телефону. То ли разговор предстоял длинный, то ли…
— То ли она боялась, что кто-то подслушает, — закончила за него Мария.
— Ты что-то знаешь? — спросил он.
— Видите ли, Владимир Всеволодович, — ответила за нее бабушка, — я уже говорила, что в последнее время Оля часто о вас вспоминала с теплотой. Когда она у вас работала, я редко слышала, чтобы она говорила о вас — в основном о других медсестрах или о пациентах. Потом она перешла в медицинский центр — подружка позвала, сказав, что медсестер не хватает, а платят хорошо, не в пример госучреждениям. И хоть я не была уверена в таком выборе — ну не доверяю я частным шарашкам, понимаете? — но внучка казалась счастливой, и я смирилась. Поначалу мы вздохнули с облегчением, ведь наше финансовое положение улучшилось — вот, смогли кое-какую технику приобрести… На ремонт, правда, все никак насобирать не могли, ведь начинать следует с самого дорогого — простите, с ванной и туалета, а там… Но в целом стало полегче, это правда. Оля стала обращать внимание на свой внешний вид — слава богу, теперь она могла себе это позволить, ведь раньше все уходило на еду и лекарства, сами понимаете! А в медицинском центре прямо-таки требовали, чтобы работники выглядели презентабельно. В принципе, оно и понятно, ведь пациенты должны видеть, что они платят деньги людям красивым и здоровым, а не замученным жизнью и бытовыми проблемами! У Оли даже появились поклонники…
— Поклонники — прям во множественном числе? — уточнил Мономах.
— Олька красивая была! — надулась Мария, снова нацепив на себя личину малолетки. — Скажете, нет?
Честно говоря, Мономах почти забыл, как выглядела медсестра: для него она теперь навеки останется изувеченным телом, залитым кровью, а в глазах — ужас и неверие в то, что ей пришел конец.
— Мария! — строго произнесла Ольга Сергеевна, качая головой.
— Я не это имел в виду, — сказал Мономах, с трудом отгоняя от себя страшные воспоминания. — Был кто-то… особенный, что ли?
— Я только Леху знала.
— Леху?
— Мария, не Леху, а Алексея, Алешу, — поправила бабушка. — Хороший был молодой человек!
— Был? — переспросил Мономах.
— Нет, вы не подумайте, с ним все в порядке… По крайней мере, я так думаю.
— Леха… Алеша то есть, улетел в Гонконг, — с готовностью доложила Маша. — Он и впрямь был отличный чувак…
— Мария! — нахмурилась Ольга Сергеевна.
— Парень то есть, — тут же поправилась девушка. — Работу имел хорошую, по командировкам ездил… Вот, глядите, что у меня есть!
Маша дотронулась до висящей на груди цепочки, на кончике которой болтался тюбик губной помады. Мономах еще раньше заметил странный аксессуар — он никогда раньше не видел, чтобы помаду носили на шее, как кулон или очки.
— Вы, конечно, думаете, что это помада, да? — широко улыбнулась Маша. — А вот и нет, это — флешка, глядите!