Глава 10

Травматологи

Клиника располагалась в самом центре, в малюсеньком одноэтажном особнячке. Мы прошли мимо регистратуры, сразу в кабинет.

— Владик, рад, рад… проходите!

Они обменялись рукопожатиями, и врач приступил к осмотру.

— Так, значит… просто резко голову повернули, да?

— Да.

— А раньше травмы бывали?

— С головой?

— Нет, с головой я и так вижу, с шеей?

— Нет.

— И хорошо. Вот жалко, что я вам рентген не могу назначить, сломался. А без рентгена никак нельзя. Давайте так, вы сейчас сходите в соседнюю поликлинику, сделаете там, в травмпункте, рентген и вернетесь ко мне!

Доктор достал из ящика стола шейный фиксатор и протянул мне.

— Наденьте, так будет легче и безопаснее. Лучше любую травму фиксировать сразу.

Мы послушно отправились по адресу, который дал нам мануальщик.

Идти действительно было близко, поэтому мы уже через пять минут стояли у окошка регистратуры.

— Нам назначили рентген, у вас мы это можем сделать? — включив все свое обаяние, спросил Влад у медсестры.

— Нам? А сколько человек в вашей группе? — не поднимая головы, спросила она.

— Один!

— Что один?

— Человек один, который нуждается в рентгене.

— А что ж вы говорите «нам», как будто вам назначили групповой рентген.

— Мы можем получить эту услугу сейчас? — начал нервничать Влад.

— Кто это мы? Вас сколько?

— Девушка, не придирайтесь к словам. Вот этой девушке нужно обследование. — И он указал на меня.

— Паспорт, полис!

Я достала из сумки документы и передала их в окошко.

— Третий кабинет, по коридору направо, сначала к травматологу.

У двери в кабинет травматолога, как всегда, была огромная толпа народа. А в сезон, коим по праву считается зима, для травматологов наступает и вовсе «жаркое время». Сегодня была весна, но народу было все равно много.

Взглянув на очередь, моим первым порывом было — бежать, но я взяла себя в руки и не очень бодро задала традиционный вопрос: «Кто последний?» Вопрос повис в воздухе. Никто не то что не ответил, но даже и не пошевельнулся. Последних в этой очереди не наблюдалось, все, естественно, были первые. Пришлось пройти по коридору вперед и задать этот же вопрос еще пару раз, пока дед не махнул мне загипсованной рукой. Я немного удивилась, зачем махать поврежденной рукой, когда рядом имеется здоровая, а потом дала этому объяснение: так сразу демонстрируется причастность именно к этой очереди. Это была какая-то особая фишка этого коридора, потому что сразу за мной приковылял мужчина средних лет, в свитере и с бородой. Он сказал:

— Девушка, тогда я за вами, лихо вы меня в коридоре обогнали, а я ведь перед вами шел…

— И что? — не поняла я.

— А то, если бы не сломанная нога, я пришел бы первым.

Я молча кивнула, соглашаясь с ним. И уже начала раздумывать над тем, что может пропустить его вперед, но тут еще один мужчина спросил: «Кто последний?» И человек в свитере махнул ему костылем, мол, я… Вопрос о том, зачем слово «я» подкреплять костылем, опять пронесся у меня в голове, но этот вопрос сразу поглотил следующий: «А какие действия предпримет мужчина, который занял очередь последним?» Потому что никаких видимых повреждений у него не наблюдалось. Затем вышла медсестра и сказала, что те, кто уже вернулся с рентгена, заходят на прием через одного.

— Ну все, мы теперь до ночи здесь застряли, — нервно сказала полная дама тоже без видимых травм.

Очередь действительно двигалась крайне медленно, люди заходили в кабинет и пропадали там надолго. И, если бы сейчас нашелся смельчак, который пришел и сказал сокровенную фразу: «Мне только спросить», — ему бы тут же здесь что-нибудь сломали, и он, уже на общих основаниях, ждал бы своей очереди за направлением на рентген. Все были злы, раздражены и хотели быстрее уйти домой. Мне передалась общая нервозность, и только Влад излучал спокойствие, отгородившись от внешнего мира телефоном.

К моменту, когда мне предстояло зайти к врачу, от корсета ужасно болела шея и уже начала болеть голова. В кабинете сидел немолодой врач, с вековой усталостью на лице. Рядом молодая медсестра с наращенными ресницами и красными губами, ее лицо явно входило в диссонанс со строгим белым халатом и пожилым, усталым врачом.

— Паспорт, полис, — сказала она мне голосом биоробота.

Врач оторвался от карты, в которую что-то записывал, и взглянул на меня.

— У вас повторный прием?

— Нет, первичный.

— А почему вы уже в таком виде?

— В каком таком? — не поняла я.

— Почему вы в шейном корсете?

— А… это мне дали, я и надела.

— Рассказывайте, где и как получили травму.

Я пересказала ему историю, опустив обожженные ноги Елены Станиславовны.

Затем он попросил снять ошейник, попробовать покрутить головой туда-сюда, нагнуть ее вниз, поднять вверх. Двигательная способность у меня была крайне мала, если не сказать, что она отсутствовала.

— Так. С этим ясно! Теперь смотрите за молоточком!

Все эти манипуляции я помнила еще со времен диспансеризации в школе. Потом попросил меня пройти как бы по тоненькой дощечке, потом дотронуться пальцем до носа. Уложив меня на банкетку, попросил поднять по очереди обе ноги и проделать еще целый ряд каких-то немыслимых акробатических упражнений. Тестирование моего состояния не имело конца. По его просьбе я назвала дату своего рождения и сегодняшнее число, время года и страну проживания, на листочке, им выданном, рисовала циферблат, на котором он попросил отметить без двадцати девять. Если бы сейчас он попросил меня доказать теорему Пифагора, я бы уже не удивилась. Но от теоремы он воздержался, а вместо этого положил передо мной «шкалу боли» с просьбой отметить на ней, какова степень моей боли, предупредив, что десять на ней означает боли нет, а сто — это боль при родах.

— Доктор, а я еще не рожала, как я могу понять характер боли под цифрой сто?

— Не умничайте, отмечайте, сказано вам!

И, наконец, он задал главный вопрос:

— Покажите, где именно болит шея?

Я уж подумала, что мы приближаемся к концу, но он опять достал лист бумаги и положил его передо мной.

— И последнее, — чеканным голосом сказал он, — заполните анкету на определение вашего психоэмоционального состояния.

На двадцать вопросов в анкете у меня ушло еще минут десять. Я начинала понимать, почему очередь двигалась так медленно — сегодня принимал очень дотошный специалист. Прочитав мои ответы, он задумчиво протянул:

— Да, непонятно… идите на рентген.

Видно, ответы мои его не очень удовлетворили, но все же связи между рентгеном и анкетой на определение моего психоэмоционального состояния я не находила. Взяв из его рук направление, я направилась к двери.

— Стойте, ошейник забыли.

Я понуро напялила его на шею и вышла из кабинета. Владик встрепенулся и подскочил ко мне.

— Феня, что ты делала там сорок минут? Я уже начал волноваться!

— Какой-то странный врач. Хорошо, что лечить меня будет не он… Иду на рентген, а ты меня тут подожди.

В очереди на снимок я просидела довольно долго. Но рентгенолог снимок мне на руки не дала, сказав, что отправила его на компьютер травматологу.

— Но мне снимок надо на руки! — возразила я.

— Он должен написать вам заключение.

— Но мне не нужно его заключение, мне нужен только снимок! — не унималась я.

— Такие у нас правила. Идите, девушка, и позовите следующего.

Вернувшись к кабинету травматолога, мне пришлось снова занять очередь. Все это длилось бесконечно долго, и к головной боли добавилось еще головокружение. Поэтому зайдя в кабинет, еще от двери я спросила:

— Доктор, что-то мне совсем плохо, голова очень болит, от травмы шеи может быть такая головная боль?

— От шеи — может. Садитесь.

Он открыл на компьютере мой снимок и задумался. Затем произнес ледяным голосом:

— Слушайте, ну все!

— В каком смысле все? — забеспокоилась я.

— В смысле плохи ваши дела. Оля, звони, здесь срочная госпитализация, — обратился он к медсестре.

«Интересно, это он про кого говорит, — подумала я. — Он сказал «здесь», а здесь сейчас только я».

— Доктор, я не решаюсь спросить, а госпитализировать-то кого? Меня?

— Ну не меня же! Вас, конечно! Я удивляюсь, как вы с такой травмой вообще до нас дошли!

— Я не шла, меня Владик привез.

— Это неважно, кто вас привез, Владик, Стасик… главное, сейчас вам успеть помощь оказать.

У меня не укладывалось ничего в голове, к фразам врача «срочная госпитализация» и «как вы сюда дошли» стали добавляться такие: «это очень опасно», «тянуть я бы не советовал», «хороший диагност вам поможет», «сейчас такие операции — не редкость» и две последние, которые меня добили окончательно: «отек спинного мозга» и «неплохая выживаемость».

«Черт, о какой он все больнице бубнит?» — начала раздражаться я.

— Доктор, послушайте, больница — это хорошо, точнее, для меня это сейчас ужасно. У меня завтра съемки в кино. Я ждала этого всю жизнь.

— Так мне «Скорую» вызывать или нет? — встряла в наш диалог сестра.

— Вызывайте, съемки подождут.

— Нет, не вызывайте, я не поеду.

— Как же вы понять не можете, вам надо лечь в отделение нейрохирургии, пройти обследование и прооперироваться.

— Обязательно, я так и сделаю, но позже. Выпишите мне мазь, и я пойду. Буду надеяться, что завтра все пройдет.

— «Завтра» может для вас уже и не наступить, — запугивал он меня.

— Дайте мне мой снимок, и я пойду.

— Во-первых, пишите тогда отказ от госпитализации; во-вторых, давайте диск, я вам скину туда снимок.

Пока я писала, он сокрушался:

— А ведь молодая, могла бы еще пожить.

От районного травматолога я вышла уже полутрупом. Плюхнулась рядом с Владом на стул, положила ему голову на плечо и заскулила, как щенок, скучающий по своей мамке.

— Любимая, что, плохо тебе?

— Да, но врач сказал, что недолго осталось мучиться. Если не сделаю операцию — отек спинного мозга и крышка гроба…

— Глупенькая, кто ж допустит этот отек! Ведь я рядом, любимая! Сейчас пойдем к Папяну, он разберется! Главное, что снимок сделали.

— К кому?

— Фамилия у мануала — Папян Айгаварт Вараздатович.

— Боже, как ты это запомнил? — Я даже улыбнулась.

— Где рентген, Фень?

— Он у врача в компьютере, нужен диск, он туда скинет.

Влад выругался на весь коридор и отправился на поиски диска. Вернувшись к Айгаварту Вараздатовичу, мы торжественно вручили выстраданный диск с результатом обследования. По выражению его лица я пыталась понять лишь одно — буду ли я жить? Есть ли у меня хоть один шанс?

— Ложитесь на кушетку, барышня. Я сейчас вам все исправлю. Поболит, может, дня три, но мазь я вам выпишу, мажьте и все пройдет. И полный покой! Полный, слышите меня? Никаких резких движений шеей.

— Я не умру?

— Умрете, а как же? Мы все умрем.

— Когда?

— Что когда, барышня?

— Сколько мне осталось, доктор?

— Польщен вашим доверием, но я не Господь Бог, ответить на этот вопрос вам не могу. И какие вы, актрисы, впечатлительные натуры. Всего лишь защемление, а вы уж и помирать.

Конец ознакомительного фрагмента