Ирина Камнева

Морзист

Тук-тук…

Если услышишь удары — короткие и длинные, как точки и тире, — то используй азбуку Морзе, чтобы узнать кое-что важное…

Глава 1. Конверт

13 сентября, четверг

Сон…

«Интересно, о чем она думает?» — глядел я на девчонку, сидящую на первой парте. Я не видел ее лица, только красивые русые волосы, сверкающие в свете утреннего сентябрьского солнышка.

«Из чего же, из чего же, из чего же… — напевала она всем знакомую песню, постукивая по парте кончиками пальцев, словно играя на пианино, — сделаны наши девчонки?»

Душистые букеты в красных ведрах и приветливое «Снова в школу!» на доске заставляли невольно улыбаться в предвкушении чего-то доброго и светлого, как в детстве.

«Из цветочков и звоночков, — продолжала напевать девчонка с искренней радостью в голосе. — Из тетрадок и переглядок сделаны наши девчонки!»

Если бы я только мог залезть к ней в голову, то наверняка бы узнал, хочет ли она погулять сегодня вечером, и вообще, стоит ли?..

«А ты выверни ее наизнанку! — послышался ехидный голосок прямо над ухом. — Тогда узнаешь все что угодно!»

Я хотел обернуться, но поток теплого ветра из открытого окна не позволил даже скосить глаза в сторону.

Я мог смотреть только на нее, не видя ничего вокруг.

«Выверни, выверни ее наизнанку!» — в нетерпении шептали над ухом. И я вдруг поверил этому странному голосу. Спину сзади приятно пекло, и я чувствовал, что мне хотят помочь.

«Из платочков и клубочков, — продолжала напевать девчонка, но вдруг тошнотворный хруст костей перебил ее нежный голос. — Из печенки и селезенки…»

В следующую секунду я забыл, как дышать: ее голова начала расползаться, словно по шву, выворачиваясь наизнанку. Показалось кровавое мясо, а за ним череп, раскрывшийся, словно шкатулочка, с отвратительным треском вместо музыки. Кожа продолжила рваться вдоль позвоночника: показался хребет, ребра и потроха, которые тоже начали выворачиваться, извиваясь во все стороны. Меня пробрала дрожь, а мозг отказывался принимать увиденное. Чертовщина.

«Забыл предупредить, — прошептали над ухом еще тише и злее. — Ее изнанка тебе не очень понравится».

«НЕТ!!!» — заорал я, вот только голоса своего не услышал.

А она все выворачивалась. Запах свежего мяса душным облаком повис в классе. Теперь девчонка была не такой красивой, как раньше. Я видел все ее нутро в прямом смысле слова!

Но не этого я хотел, черт возьми, совсем не этого!

«Из загадок и мармеладок, — продолжала напевать она. — Из кровищи и съеденной пищи… сделаны наши девчонки!»

Ее голос менялся от нежного до искаженно хрипящего. Голова дергалась, словно в конвульсиях, каждый раз норовя повернуться в мою сторону. Теперь девчонка не играла на воображаемом пианино, а что есть силы колотила руками по парте, отбивая неясный сбивчивый ритм.

Три коротких и быстрых удара. Затем короткий, два длинных и один короткий. Ее беленькие ручонки превратились в куски мяса, которые теперь с отвратительным чавканьем прилипали и отлипали от парты. Удары все не кончались. Короткий и длинный. Затем три коротких, частых. Меня затошнило от кроваво-мясистого нечто, сидящего передо мной. Два коротких удара. Затем два длинных. Один короткий. Эти удары преследуют меня всюду, даже во сне… Во сне!

«Сон!!! Это нереально!!!» — завопил я и снова не услышал своего голоса. Я попытался сдвинуться с места, но тело мертвым грузом сидело на стуле, как чужое.

А она все колотила по парте, оставляя на той огромные трещины. Удары: длинный и короткий. Затем быстрый ритм: короткий, длинный, короткий и длинный.

Я мог смотреть только на нее, не видя ничего вокруг. Теперь это было настоящей пыткой.

Вдруг парта разломилась на две части, и голова девчонки резко повернулась в мою сторону, с хрустом переломав шейные позвонки. Это была она. Осклабилась вывернутыми наизнанку зубами; расхохоталась до хрипа, давясь собственной кровью, хлынувшей из глотки.

В вывернутом наизнанку лице я узнал близкого человека.

⁂

Утро, 8:32

Ключи, телефон, тетрадь по эконо… А где мой телефон?

Я начал судорожно передвигать содержимое стола то вправо, то влево, всю эту «железобетонную» кучу, которая не разгребалась с позавчерашнего вечера. Я нервничал, но не настолько сильно, чтобы вызвать очередной приступ.

Меня немного потрясывало при мысли о том уродливом лице, вывернутом наизнанку. Оно оставило неприятный осадок где-то в районе легких, мешавший вздохнуть полной грудью. И почему именно она? Еще бы во снах меня не доставала, ну реально! Все же так хорошо начиналось…

Жесть. Напишу об этом страшилку, сегодня же.

На пол посыпались ручки, а за ними рухнула химия прямо с верхушки моего «Эвереста». Какой-то умник додумался на учебнике вместо буквы «х» безжалостно вычеркать ручкой «б», «м» заменить на еще одну «б», а рядом с ней втиснуть «л» — вот вам и Библия!

В колледже я уже вторую неделю, а все еще не могу понять, зачем экономистам «самый важный предмет в их жизни» (по словам химички, разумеется). Но я бы никогда в здравом уме не додумался обозвать химию Библией, отвечаю! Всего две пары прошло, а меня уже достали эти проповеди Марьи Ивановны о важности…

Вдруг телефон звякнул из рюкзака, и я облегченно выдохнул. Ничего не меняется.

Неважно! Продолжаем собираться, я уже опаздываю. Телефон найден, наушники, доклад… доклада нет, продолжаем. Линейка — для экономиста это важно, ей я буду тыкать в свою одногруппницу (та еще коза), ну и, конечно, чертить кривые спроса и предложения, умнеть и все в этом духе.

Так, корректор — сестра купила, чтобы я меньше чиркал.

А оставлю-ка я его дома.

Я кинул замазку на полку, но, немного помедлив, переложил на свободный край стола. Пусть Машка знает, кто в доме мужик. Меня просто так не сломить. Я чиркал, чиркаю и буду чиркать. И нет, это не я переделал «царицу наук» в Библию, я же уже сказал!

Да ладно, я.

Так, мелочь на проезд: я сгреб с полки золотистые десятики и сунул в рюкзак. И не мелочь на обед: в рюкзак отправилась купюра номиналом в пятихатку. С преподом, а он у нас мужик «свой», мы в шутку еще первого сентября договорились обзывать деньги косарями, чириками и прочим жаргоном.

Что там еще? Флешка, носки…

Я вытащил пару первых попавшихся из-под кровати и швырнул в рюкзак. Черт. На себя надо!

— Ты когда-нибудь свалишь?! — послышался чей-то хрипловатый голос из соседней комнаты, словно ворчание цепной собаки.

Стоя в одном носке, я притих. На мгновение воцарилась полная тишина, но вдруг за стенкой послышалась возня. Неторопливые шаркающие шаги перебивал глухой кашель. Они все приближались и приближались, пока во тьме коридора, прямо перед входом в мою «обитель зла», не показалась худощавая высокая фигура. Я замер. Оно тоже.

Вдруг фигура шагнула из тьмы, и теперь я смог разглядеть ее очертания. От увиденного мне поплохело. Из-под свисающих паклей, отдаленно напоминавших рыжеватые волосы, прямо на меня смотрели два немигающих глаза. Лицо точь-в-точь как во сне.

Да ладно, это ж моя сестра старшая! Всякая дичь снится, а потом еще в комнату ломится, когда не звали.

Но вид у Машки действительно с утра был, как всегда, неприятнейший. Черт, она же убьет меня за такие мысли! Лучше так: вид у нее с утра был приятнейший, как и всегда. Выглядела она просто потряс-но! Глаз не мог оторвать от такой уродины, кхм, смородины. Не сестра, а ягодка. Хотя, если по секрету, это чудовище всегда превращалось во что-то более-менее приемлемое после душа. Впрочем, я опять задумался.

— Уже сваливаю! — крикнул я и, схватив рюкзак, вылетел из комнаты, от чего это полуспящее «нечто» вздрогнуло, и нарочно захлопнул за собой дверь прямо перед Машкиным носом, заточив сестру в стенах своей комнаты. — Слышь, Машка, а ты мне снилась! Вся наизнанку вывернутая: мясо там, кости всякие…

— Ой, да заткнись ты, а то сбудется, — пробурчала она, просовываясь из двери и наблюдая за тем, как я в спешке пытаюсь залезть в кроссовки. — Давай, давай. Go out, my stupid boy! Мне бы твои проблемы, шара-а-ажник! — протянула сестра, но я все равно не втупил, что она сказала вначале. — Опаздываете, молодой человек!

— Заткнись! У меня не шарага, а хороший колледж, — выпалил я.

— Да, да, да…

— Балда! Это ты зря в школе еще два года потеряла, все равно баллов только на вечерку хватило!

— Иди уже! — закатила глаза Машка, сонно растекаясь по стене коридора. — Хоть бы причесался, уродец. И хватит завидовать моему счастью спать спокойно весь день! Надо твою шевелюру сбрить.

— Я тебе лицо сбрею, пока ты спать будешь! — ухмыльнулся я. — И сон сбудется.

— Ага, попробуй, я тебе руку откушу! Ветровку-то надень! И недели не прошло, как Димон-опаздун показал всю свою сущность. Куда тебе до вуза, если ты…

— Гудбай, май френдс!

Машка хотела еще что-то сказать, но я уже выскочил за порог и демонстративно захлопнул дверь. Уже привычка.

— И это твой ответ? — послышалось обиженное из квартиры. — Люди не меня…

Сдвинув тяжелую щеколду, я вылетел из тамбура, с грохотом захлопнув очередную дверь, чтобы предать своему оркестру последний штрих. Я знаю, сейчас меня прокляли уже все, кто только мог.