Ирина Когр
В погоне за тенью
Книга 1
Пролог
Детский дом № 12 располагался на улице Приморской на самой окраине города Фанагории между грязноватыми одинаковыми многоэтажками, построенными несколько лет назад. Он робко прятался среди высоких серых домов, словно боялся, что его заметят и раскроют его мрачные тайны. Из окон дома был виден пустырь, тянущийся на несколько километров, а совсем вдали — дорога и лес. Один ребёнок потом часто смотрел вдаль и мечтал уйти по той самой дороге так далеко, чтобы никогда обратно не возвращаться.
Иногда в газетах писали, что из этого места сбегали дети. Неблагодарных воспитанников возвращали обратно, а о подобных происшествиях все быстро забывали. У людей вообще короткая память.
Люди, живущие рядом, не любили соседство с приютом. Они считали, что проживающие там дети дурны по своей природе и что их стоит выслать куда-нибудь подальше. Доля истины в этом была. Мелких воришек часто ловили в местных магазинах и сдавали на руки полиции. Иногда им устраивали трёпку. Продавцы к этому даже привыкли: можно было срывать на детях свою злость, раз те всё равно не могли ответить.
Люди, работающие в приюте, когда-то давно горели желанием помогать, но со временем и им стало плевать на этих детей. Рано утром они приходили сюда, в детский дом, и ждали, когда закончится день. Их движения были на автомате; они давно ни к кому не привязывались и иногда были жестоки. У кого-то оставались человеческие качества, кто-то становился чёрствым и окончательно терял моральный облик. Люди пока что не сумели придумать, что делать с детьми, не пригодившимися в этом мире.
На посту около входа должен был всегда сидеть дежурный, но тут часто никого не было. Ко всему, что происходило с детьми, тут относились философски. «Бог дал, бог взял,» — говорили в детском доме. Если с ребёнком что-то случалось, всё списывали на несчастный случай. Лишних людей сюда не пускали, так что все здесь варились в одном и том же каждый день. Даже не насилие и жестокость сводили с ума, а обречённость и невозможность вырваться отсюда.
Пока один ребёнок всё-таки не смог это изменить.
Галина Алексеевна считалась самым строгим воспитателем в детском доме. Одновременно она выполняла много других обязанностей, в которых окружающие не сильно разбирались. Воспитанники её боялись, даже самые отпетые хулиганы при ней опускали глаза и мямлили. Она могла спокойно пройтись ремнем по спине, ударить по рукам или потрепать за волосы. Детей она терпеть не могла, они давно вызывали у неё отвращение и неприязнь. Каждый год она говорила, что уйдет отсюда, но все давно уже знали, что там, в большом мире, она никому не будет нужна. Она была частью этого забытого места, и покинуть его для неё было подобно смерти. Здесь она была властительницей судеб, могла карать и миловать, и никто не мог сказать ей слово поперек. Всех, кто роптал, она делала своими личными врагами и не успокаивалась, пока не уничтожала даже ростки инакомыслия.
В тот день Галине Алексеевне как раз выпало дежурство. Вечером она устроилась на посту, завернувшись в теплую шаль. Зима была холодной, а батареи были чуть теплые. Тихо играло радио, в ногах стоял обогреватель, и женщина клевала носом. Но даже тогда она чутко прислушивалась ко всему, что творилось вокруг, и бдела, чтобы правила соблюдались. В гостиной комнате старшие воспитанники чинно смотрели телевизор. Галина Алексеевна разрешала им только определённые каналы, чтобы они не набрались всякой дури. Известно же, что сейчас транслируют всякую гадость, а дети смотрят. Воспитанники помладше сидели в своих комнатах и занимались полезными делами. Девочки вышивали или вязали, а их поделки Галина Алексеевна потом продавала. Мальчики вырезали по дереву, и их труды тоже неплохо расходились. Телевизор же могли смотреть только избранные: те, кто хорошо себя вёл и не нарушал правил.
Дисциплина у них тут была железная. Галина Алексеевна старалась, чтобы дети не выходили из-под контроля. Некоторые из них все равно бунтовали, но она быстро подавляла сопротивление.
Всё было налажено, поэтому женщина могла отдохнуть. Она поплотнее закуталась в вязаную шаль, подарок одной из воспитанниц, и дремала. При этом ни на секунду не теряла контроль над этим местом. Иногда к ней подходили другие воспитательницы, но не все решались её разбудить. Поэтому они тихо отходили, на цыпочках, чтобы их даже слышно не было.
Из этого почти идиллического состояния Галину Алексеевну вывел звонок в ворота приюта. Женщина вздрогнула и открыла глаза. Гостей она не ждала. Должны были привезти какого-то отказника, но это должно было случиться только через несколько дней. Ей звонили сообщить об этом как раз вчера, и Галина Алексеевна равнодушно подтвердила, что ждёт и что у неё всё подготовлено. Детей привозили, и они тотчас отправлялись каждый в свою группу. Все комнаты между собой были похожи: множество кроваток и белые стены.
— Там ребенка привезли, — сообщила Лилия, совсем молодая воспитательница, пришедшая только в этом году. Пока что она ещё горела работой, что-то там старалась советовать, улучшать, но Галина Алексеевна быстро её осаживала: ещё не хватало, чтобы та разбаловала детей. Однажды Галина Алексеевна её даже отчитала. Тогда девушка смолчала, но в ней всё равно чувствовалось непокорство. Галина Алексеевна таких людей знала и терпеть не могла.
— Какого ещё ребенка? — проворчала она. — Иди дверь открывай.
Лилия исчезла, хлопнув дверью. Пахнуло холодом, и Галина Алексеевна поёжилась. На дворе стоял морозный февраль, а зима в этом году выдалась лютая.
— А теперь о новостях науки, — жизнерадостно защебетало радио. — В созвездии Золотая Рыба вспыхнула сверхновая. Это самая яркая вспышка в этом году. Сегодня в 5:30 датчиками был зафиксирован всплеск нейтрино. Последний раз такая же сверхновая вспыхивала только в 1987 году.
Хлопнула дверь, послышались шаги, и зашла Лилия, нёсшая на руках свёрток с ребёнком. После неё — двое мрачных мужчин, на лице которых была написана равнодушие ко всему миру. Вряд ли их трогала судьба этого ребёнка.
— Почему — сегодня-то? Обещали только во вторник, — зло поинтересовалась Галина Алексеевна у этих двоих. Их она хорошо знала, они привозили новых воспитанников в детский дом.
— Как начальник сказал, так и сделали, — ответил один из них. — Бумаги-то подпишите.
Он сунул ей ворох документов, и они едва не разлетелись по всей комнате.
— Аккуратнее надо, — пробурчала женщина и мельком прочла имя нового воспитанника.
«Александр Бессонов, родился в октябре. Значит четыре месяца ему,» — подумала она про себя.
Мужчины испарились в ту же минуту, как получили все нужные бумаги. Настроение у них сразу же поднялось, а ещё Галина Алексеевна уловила слабый запах алкоголя. Понятно, значит уже успели где-то пригубить. Бороться с ними Галина Алексеевна устала, поэтому даже не стала их отчитывать.
— Странный он, — напоследок вдруг кинул один из них.
— Пить меньше надо, — парировала Галина Алексеевна, а потом обратилась к Лилии, укачивавшей ребёнка на руках. Он даже не просыпался. — Чего встала? Отнеси его. В двенадцатой комнате есть свободное место.
— Бедняга, — тихо сказала девушка.
— Всем не поможешь, — равнодушно пожала плечами Галина Алексеевна. — Иди уже.
Еще не хватало, чтобы она сопли тут разводила. Лилия ушла вместе с младенцем, который за всё это время не издал ни звука. Галина Алексеевна опять уселась за стойку и решила прочесть дело новенького. Не то чтобы ей так уж было интересно. За многие годы она столько навидалась и со временем её перестали трогать человеческие судьбы.
Мать ребенка покончила собой по неизвестным причинам. Перед этим пыталась убить отца этого мальчика. Галина Алексеевна усмехнулась: и такое она в этой жизни видела, ничего удивительного. Отец остался жив, но сына забирать не стал. Матери был всего двадцать два года, совсем молодая, а ведь могла жить и жить, но сгубила себя. И сироту еще оставила. Кому он теперь нужен будет?
Вернулась Лилия и сообщила, что все сделала, как Галина Александровна сказала. Старая воспитательница царственно кивнула и отпустила девушку отдыхать. В отличие от молодёжи, она будет всю ночь сидеть на посту и смотреть, чтобы ничего плохого не случилось.
В десять вечера Галина Алексеевна прошла по детскому дому с проверкой. В каждой комнате она к чему-то да придиралась и делала выговор ответственному за чистоту: в одной комнате постель была застелена неправильно, в другой на полу лежал мусор. При Галине Александровне любой беспорядок был быстро ликвидирован.
Наконец она дошла до последней комнаты, где жили младенцы. При них должна была дежурить нянька, Машка, которой на месте не оказалось. Кроме того, комната была открыта, и это сильно разозлило Галину Алексеевну. Впрочем, Машка нашлась довольно быстро. Оказалось, она в туалет ходила.
— Ты где ходишь? — напустилась на неё женщина. — И дверь оставила открытой.
— Закрыла я, когда уходила, — оправдывалась Машка, но, конечно же, Галина Алексеевна ей не поверила. Больше всего женщину злило, когда люди не могли признавать свои ошибки. Отчитав няньку, она вернулась к себе на пост.
