— А я, представьте, не из пугливых.

Не знаю, то ли на меня так подействовал этот грог, то ли я осмелела от усталости, но я как будто забыла, что только что тряслась от страха, когда шла к этому дому. Аптекарь немного помолчал, а потом продолжил все тем же ровным спокойным тоном, как будто объяснял мне простые вещи, доступные для понимания даже ребенку.

— Чтобы быть бесстрашным, человек должен очень хорошо уметь испытывать страх. Знать его изнутри. Владеть материалом, если позволите так это назвать. Так что у меня есть все основания предположить, что вы профессиональная трусиха.

— В прошлом.

— Может быть, и сейчас?

Мне не нравилось, что он видел меня насквозь.

— Может быть. Но вот я же пришла посреди ночи в дом к незнакомому человеку, а у вас оказалось так уютно, так интересно. Вы меня даже заинтриговали. Я вообще люблю разные чувства и эмоции, если честно.

— Это я понял. Вы похожи на копилку. На аккумулятор. Вы накапливаете эмоции. Злость, радость, любовь — все равно. Страх. Накапливаете, но не тратите. Почему? Почему вы их не тратите?

Я не знала, что сказать. Он был как рентген.

— А страх — эмоция номер один. Только страх заставляет наш разум совершать невероятные усилия, чтобы избавиться от него. Страх крайне полезен для людей, он открывает в нас такие способности и скрытые качества…

— А как у вас обстоят дела с эмоциями? — Я попыталась перейти в наступление, чем сильно удивила его. — Вы живете тут один, с вашей кошкой в огромном доме на краю света. У вас случаются эмоции?

— Эмоции случаются. — Он улыбнулся в усы, поднялся с дивана и тщательно вытер крошечное пятно от грога на столе. — Но я не коплю их, как вы, я использую их, когда работаю. Злость прибавляет мне азарта, радость дает вдохновение, удивление приносит смелые идеи и комбинации. Иногда я даже пытаюсь искусственно вызывать их, программировать эмоции. Если мне надо разозлиться, или разочароваться, или слегка вознегодовать. Должен вам признаться, я человек суеверный, поэтому для меня еще очень важны знаки… Намеки, предзнаменования. Развлекаю себя. На вас я тоже загадал, между прочим.

— Хотели разозлиться? Или слегка негодовать?

— Думал разочароваться и порадоваться. Но вы оказались другой. Не такой, как я подумал сначала. Вы меня удивляете. Пока. Хотя от вас, конечно же, будет много хаоса…

Я быстро собрала в аккуратную горку кусочки бумажной салфетки, из которой сначала уже успела сложить пароходик, а потом мелко изорвать. Я все-таки нервничала.

— В вашем гроге перец чили, — сказала я, чтобы сменить тему.

— Вы переводчик, — сказал Аптекарь. — Или ресторанный критик.

Я поперхнулась грогом: это были две профессии, о которых я фанатично мечтала в детстве, я жила ими, я представляла себя взрослой, я грезила ими обеими, через день. В результате я стала реставратором. Но ответить Аптекарю я не успела, потому что откуда-то издалека раздался звонок моего ожившего телефона. Надо мной все-таки сжалились, эвакуатор был где-то поблизости.

— Спасибо вам, — улыбнулась я Аптекарю. — Я больше не буду злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Еще посмотрим, — ответил он с каким-то лукавством во взгляде из-под очков и повел меня по своим бесконечным коридорам к выходу.

Я опять прошла за ним шаг в шаг, хотя голова у меня еще немного кружилась, снова пробежалась взглядом по корешкам диковинных книг, вдохнула напоследок запах этого странного дома и стала искать свои мокрые туфли. Я оставила их где-то на маленьком коврике, но свет в просторной прихожей был такой тусклый, что я растерянно шарила по полу, и они никак не попадались мне под руку.

— Подождите, — сказал Аптекарь, щелкнул выключателем, я подняла голову и тут увидела на противоположной стене картину.

Это было как будто наваждение. С этим полотном мы не расставались последние три месяца, я знала каждый его миллиметр, каждый кракелюр, каждый нюанс в оттенках. Совсем недавно я закончила ее реставрировать, и картина вернулась на свое почетное место в зале самого главного музея этой страны. Я очень гордилась своей работой, и увидеть копию здесь, в доме Аптекаря, было так приятно. Как будто добрый знак, как будто меня здесь ждали, все были свои, и ничего дурного уже точно не могло бы случиться.

— Какая прекрасная копия, — выдохнула я, поднявшись, и улыбнулась картине, словно старой знакомой. — Дорогое удовольствие. Не так много людей нынче копирует шедевры на таком уровне.

Я подошла поближе. Работа действительно была прекрасная. Если бы я не знала, где висит подлинник, то могла бы заподозрить, что его украли и тайком притащили в берлогу Аптекаря на край земли, где круглый год идет дождь.

— А с чего вы взяли, что это копия? — эхом моих мыслей отозвался Аптекарь.

Я засмеялась.

— Потому что я точно знаю, где висит оригинал. Как и бо́льшая часть населения земного шара. Более того, я, пожалуй, похвастаюсь. Я ее реставрировала! Ой, простите, я проболталась вам о моей профессии.

— Вы реставратор… Понятно… Тогда все сходится. — Он довольно потер руки. — Так что же, вы хотели чем-то хвастаться?

— Так я же ее реставрировала! — воскликнула я. — Да-да, я! Совсем недавно, там был буквально пустяк, но мелкой возни с ним оказалось много… Разве этим нельзя хвастаться? Я, между прочим, приложила руку к такому шедевру… Видите, вот эту самую руку! Не каждого профессионала допустят… — Я любовно разглядывала полотно, все еще не скрывая восхищения мастерством загадочного копировальщика.

— Ну раз вы такой профессионал, — сказал Аптекарь у меня за спиной, — то вы, безусловно, узнаете свою руку… То есть — вашу работу…

— Что вы хотите сказать?

— Да что угодно, не обращайте внимания на стариковское бормотание. Вам показалось. И вообще, вам и правда уже пора, техническая служба наверняка подоспела. — Он снял с вешалки мой плащ и держал его наготове.

— Нет, постойте, вы что, смеетесь надо мной? Я, по-вашему, выгляжу как наивная дошкольница? Которой можно наплести, что у вас в доме висит подлинник, а вы на самом деле супермен, который ворует из музеев картины, и никто при этом ничего даже не подозревает?

— Боже упаси, моя милая гостья. Мы только что провели вместе чудесный вечер, и вы сами убедились в том, что я крайне приличный и даже скучный человек. Дом, кошка, склянки, пилюльки — вот и все мои развлечения, сами видели. Надевайте же ваш плащ, мне пора к моим пробиркам.

Но я опять увернулась от рукавов, которые он мне подсовывал.

— То есть вы намекаете, что это подлинник?

— Да чего вы так вскипятились? Хорошо еще, что я не дал вам коньяку, вы и от грога норовите буянить.

— Нет, подождите. — Я переводила взгляд с него на полотно.

Картина манила меня как магнит, втягивала в свое пространство, гипнотизировала бликами лака, по спине пробежал холодок, меня сбивало с толку то, что обычно я чувствовала так только подлинники, только они обладают подобной силой, но на этот раз я списала этот эффект на коварный аптекарский грог.

— Я прекрасно знаю оригинал! — отрезала я. — И знаю, где он!

— Вот и прекрасно. Доброй вам ночи и счастливо добраться.

— Благодарю за помощь! Я сильно вам обязана. — Я все-таки надела плащ и туфли и уже подошла к двери.

— Так, может, оставите мне хотя бы ваш номер телефона, раз уж вы моя должница? Вдруг и мне когда-нибудь пригодится ваша помощь. У меня, знаете, много… э-э-э-э… занятных копий известных произведений.

Он говорил серьезно, но его глаза смеялись как у ребенка. Они хохотали надо мной! Что-то здесь было не так.

— Отчего нет, — сказала я, достала из сумки визитную карточку и протянула ему. — Обращайтесь, конечно, долг, платеж и все такое… А я, пожалуй, и правда пойду. И еще раз спасибо.

Я открыла дверь, повернулась на пороге и на прощание еще раз бросила взгляд на картину. Нет, это не могло быть правдой. Я нормальная. Я не верю в детективные истории, только если они не происходят в кино. Да, в моем мире тоже случается что-то загадочное, но я всегда и всему могу найти логичное объяснение. Копия. У него гениальная копия.

— До свидания, — сказала я.

— Доброго пути и доброй ночи, — сказал мне Аптекарь, и я шагнула за порог.

Не помню, как я дошла до машины, кажется, очень быстро. Эвакуатор ждал меня, машину погрузили, я забралась в салон, устроилась в тепле поудобней, обхватила себя руками и собралась заснуть. Но сон не шел, потому что где-то внутри меня зудели тревога и любопытство. «Спокойно, — велела я себе. — Завтра зайду в музей и сама увижу, что мне чудится ерунда». Я осталась довольна таким решением, потерла руки и… похолодела. Моего любимого кольца на пальце не было. «Оно вам велико», — услышала я голос Аптекаря. Ну конечно, оно слетело у меня с руки, когда я шарила у него под вешалкой. Вот досада! Мне так не хотелось возвращаться. Оставалось надеяться, что Аптекарь сам позвонит мне и мы договоримся где-нибудь встретиться. Или мне все-таки надо было вернуться в его дом? Что он там говорил про знаки?